Мистерии

– Вы сказали, что, во-первых, вы дурачок, ну а во-вторых?

– Если я так сказал, прошу простить меня.

– Таким образом, выходит, что вы только дурачок, и все.

– Я искренне прошу простить меня.

– Ваш отец был пастором?

– Да, пастором.

Пауза.

– Послушайте, – говорит Нагель, – если вы никуда не спешите, давайте поднимемся ко мне в номер. Вы не против? Вы курите? Отлично. Пойдемте, прошу вас, я живу здесь наверху. Я буду очень рад, если вы заглянете ко мне.

К немалому удивлению всех присутствующих, Нагель и Минутка поднялись на второй этаж и провели вместе весь вечер.

III

Минутка сел на стул, взял сигару и закурил.

– Может, вы что-нибудь выпьете? – спросил Нагель.

– Нет, я не пью. От спиртного у меня голова идет кругом и все начинает двоиться в глазах, – ответил гость.

– Вы когда-нибудь пили шампанское? Ну конечно же, пили.

– Да, много-много лет тому назад, на серебряной свадьбе моих родителей.

– Вам понравилось?

– Да, припоминаю, это было очень вкусно.

Нагель позвонил и велел подать шампанского.

Они потягивают шампанское и курят. Вдруг Нагель, пристально взглянув на Минутку, говорит:

– Скажите… Я хочу задать вам один вопрос, который может показаться смешным. Согласились бы вы, конечно, за известную сумму, чтобы вас записали как отца в метрику ребенка, отцом которого вы не являетесь? Мне это пришло в голову просто так, я не имею в виду ничего определенного.

Минутка глядел на него широко раскрытыми глазами и молчал.

– За небольшое вознаграждение, крон в пятьдесят или, скажем, даже в две сотни, сумма здесь не имеет значения, – сказал Нагель.

Минутка покачал головой и долго молчал.

– Нет, – проговорил он наконец.

– В самом деле не хотите? Деньги я выплатил бы наличными.

– Все равно! Нет, этого я сделать не могу. Этой услуги я оказать вам не в силах.

– А собственно говоря, почему?

– Не просите больше, оставьте меня. Я ведь тоже человек.

– Да, быть может, это действительно уж слишком, с какой стати вы обязаны оказывать кому-то такую услугу? Но мне хочется задать вам еще один вопрос: согласились бы вы… Ну, могли бы вы, за пять крон, конечно, пройтись по городу с газетой или бумажным кулем на спине?.. Вы выйдете отсюда, из гостиницы, потом направитесь на рыночную площадь и на пристань… Согласны вы это сделать? За пять крон?

Минутка смущенно склонил голову и механически повторил: «Пять крон», но ничего не ответил.

– Ну да, за пять или за десять крон. За десять крон вы бы это сделали?

Минутка откинул со лба волосы.

–?Я не понимаю, откуда вы, приезжие, наперед знаете, что я для всех шут? – сказал он.

– Как видите, я могу тотчас вручить вам эти деньги, – продолжал Нагель, – все зависит только от вас.

Минутка впивается взглядом в ассигнации. Растерянно глядит на них, облизывает пересохшие губы и не выдерживает.

– Да я…

– Простите, – поспешно останавливает его Нагель. – Простите, что я прерываю вас, – повторяет он, чтобы не дать гостю говорить. – Как ваша фамилия? Я, право, не помню, но, кажется, вы не сказали мне, как вас зовут.

– Меня зовут Грегорд.

– Вот как, Грегорд? Скажите, а тот Грегорд, делегат Эйдсволльского съезда[1 - 17 мая 1814 года в Эйдсволле была принята конституция Норвегии.], не доводится вам родственником?

– Да, с ним я в родстве.

– Так о чем же мы говорили? Ах да, значит, ваша фамилия Грегорд? И вы, конечно, не согласитесь заработать эти десять крон таким манером?

– Нет, – неуверенно пробормотал Минутка.

– А теперь послушайте, – сказал Нагель, очень медленно выговаривая каждое слово. – Я с радостью дам вам эти десять крон за то, что вы не согласились на мое предложение. И, кроме этих десяти крон, я дам вам еще десять крон, если вы доставите мне удовольствие и примете эти деньги. Не вскакивайте, пожалуйста, это пустячное одолжение меня ничуть не обременит. У меня сейчас много денег, вполне достаточно, чтобы не испытывать затруднений из-за такой малости. – Вынув деньги из кошелька, он добавил: – Возьмите, пожалуйста, вы доставите мне удовольствие.

Но Минутка сидит молча, от радости у него словно язык отнялся, он с трудом сдерживает слезы. Он часто моргает глазами и всхлипывает.

– Вам, наверное, лет сорок или около того? – спрашивает Нагель.

– Мне сорок три. Пошел сорок четвертый.

– Спрячьте теперь эти деньги в карман. Ну, в час добрый… Кстати, как фамилия поверенного, с которым мы разговаривали внизу, в кафе?

– Не знаю. Все зовут его просто поверенный. Он поверенный в канцелярии окружного судьи.

– Да это, впрочем, и не имеет значения. Скажите-ка лучше…

– Простите! – Минутка больше не может сдерживаться, он так преисполнен благодарности, что непременно хочет высказаться, лепечет что-то бессвязно, как ребенок. – Извините и простите меня, – говорит он. И долгое время он уже не в силах вымолвить ни слова.