Гребцы перед тем немного поспорили, но, наконец, сходятся на одном.
– Богато же он одет! – заметил Ларс. Гребцы кивают головами.
– Да, у него и мехов и бархата довольно.
– Он говорит, что зябнет в нашей холодной стране и не может согреться. Бертель не здоровается, он пододвигается и слушает. У него длинныепредлинные уши.
– О чем вы тут калякали? – спрашивает он. Гребцы не отвечают ему; они обращаются к Ларсу и рассказывают дальше о королевских богатствах, о бумажках, которыми приезжий платил за бот, вынимая из бумажника.
– Чудеса! – повторяет Ларс Мануэльсен.
– Вы сюда кого-нибудь привезли? – спрашивает Бертель.
Гребцы смотрят на него, сплевывают, и говорят, что привезли. После того они снова обращаются к Ларсу и качают головой, вспоминая и рассказывая о богаче.
– Да, вот я, да он, Ион, остались, как были, можно сказать, мелкотой, а он тем временем чем стал! А между тем он вырос в одной деревне с нами.
– Да, так-то бывает на свете, – говорит Ион. Бертель обращается к Ларсу и спрашивает:
– О ком это вы болтаете?
Но Ларсу некогда: у него нет ни минуты времени; он не обращает внимания на вопрос Бертеля и вдруг говорит гребцам:
– Я, кажется, задержал вас? И он уходит.
Теперь наступает очередь Бертеля обнаружить тайну. И как он любопытен, и как его мучают оба гребца!
Сперва Ларс шел по полю своим обычным шагом; ему казалось стыдно прыгать. Но мало-помалу он ускорил шага и на полдороге свернул к дому Оле Иоганса, – так было ближе. Ларс весь надулся от тайны, которую хранил в себе. Он знал больше всех, что живут там на горе. Благодаря тому, он станет теперь значительной персоной на несколько дней. Несколько женщин от дома Оле Иоганса двинулись ему навстречу.
Но когда Ларс пришел домой, он увидал, что там уже известно все, что он таил. Ребята из его собственного дома и других домов, эти длинноухие оборвыши, его собственный Ларс, высокий, неуклюжий Лабан, бегали из дому к дому и разболтали все. И перенести это от собственного сына! Как приятно?
Оле Иоганс встретил Ларса и спросил:
– Кого это они привезли? И Ларс только что собрался было разрешиться бременем, как Оле Иоганс перебил его:
– Правда, что они привезли Тобиаса, ставшего королем?
Через несколько часов собралась толпа у белого бота; всем хотелось взглянуть, хоть одним глазком на сказочного короля, когда тот вернется. Женщины принарядились и надели фартуки; рыжая Давердана волновалась; она была высока и молода; король мог обратить на нее внимание.
Но все жестоко обманулись.
Когда трое приезжих вернулись от водопада, двое матросов направились с шубой прямо к боту, сам же господин пошел по дороге к поместью, в Сегельфосс, к поручику. И видно было, будто он шел по делу.
Он был плохой ходок, и ему понадобилось немало времени, чтобы добраться. Шляпу он держал в руках. В нем не было ничего сказочного; одет он был в новое платье, и на шее виднелась толстая золотая цепь; во всем прочем он не отличался от других людей при своем бледном лице с резкими чертами, обрамленном бородой, со своим прямым носом и массой морщин вокруг глаз. Ему было, по-видимому, немного за сорок. На его правой руке блестело узкое золотое кольцо. Волосы на голове сохранились в целости. Тучность его ограничивалась болезненно вздутым животом, а ноги у него были худые.
Подойдя к усадьбе, он огляделся и пошел по боковой дорожке к кухне, хотя к фасаду дома вела большая дорога, выложенная плитами. Он окликнул горничную, попавшуюся ему, спросил, дома ли господин Хольмсен, и подал визитную карточку.
Поручик вышел и остановился в удивлении. Пришедший поклонился, говоря:
– Не знаю, разрешите ли вы мне посетить вас? Если бы вы отказали мне, я не нашел бы ничего удивительного.
Это было сказано очень скромно; и человек остановился под окнами кухни.
– Господин Хольменгро?
– Тобиас Хольменгро. Я родом из Уттерлея.
– Я много слыхал о вас, – ответил поручик.
– И я много слыхал о вас и вашей семье, – сказал Хольменгро, – о вашем отце и деде, о поместье Сегельфосс. И вот мне вздумалось приехать и взглянуть на это место. Я шел вверх по реке.
– Не угодно ли войти в дом? – спросил поручик и протянул ему, наконец, руку.
Этот чужой Хольменгро, по-видимому, слишком скромен, чтобы позвонить у дверей этого великолепного дома; он еще поколебался и сказал, наконец:
– Я смотрю и думаю, куда я попал? Во время моего детства Сегельфосс был, как мы слышали на Уттерлее, огромнейшим поместьем; никогда мне в голову не приходило, чтобы я мог когда-нибудь сидеть в здешнем доме.
Поручик ответил:
– У вас, вероятно, были другие, более широкие мечты… и вы их осуществили.
– Да, да…– задумчиво согласился Хольменгро.
– В отличие от нас, праздно просидевших дома.
– Между прочим, мне удалось испортить свое здоровье.
– Да? Оно у вас некрепкое?
– Ах, да. Во многих местах побывал я, стараясь восстановить его, но…
В этом человеке было что-то, что внушало поручику почтение. Он много слыхал об этом сказочном герое, и вот он сам, сам король Тобиас, в Сегельфоссе, и нет в нем ничего особенного.
Поручик позвонил.
– А что, если бы вы попробовали снова пожить здесь? – спросил он.
– Я сам подумывал об этом.
– Хоть некоторое время?
– Только от вас нелегко выбраться, а у меня дела. Вошла экономка.
– Что могу я предложить вам? – спросил поручик. Хольменгро поблагодарил и попросил стакан молока.
– И ничего больше?
– Благодарю; стакан молока. Принесли стакан молока.