Слишком поздно

И что еще за предъявы? Я, видите ли, мило себя веду… Какого хрена?! Есть, конечно, девчонки, которых тянет на парней вроде Эйсы, я на таких насмотрелся. Но сколько ни думаю, никак не могу понять, почему Слоун мирится со своим положением. Просто невыносимо ведь сидеть сложа руки! Что ее держит?

Оставшись с ней наедине, я воспользовался возможностью и попытался убедить ее в том, что она выше всего происходящего в доме у Эйсы. С другой стороны… я назвал ее подстилкой, прочих грубостей наговорил. Не лучший способ повысить девушке самооценку.

Вот я мудак.

– Ваш заказ на стойке, – говорит официантка, протягивая мне счет.

Заплатив, забираю еду для Слоун и выхожу из ресторана.

Подойдя к машине, садиться на место не спешу. Слоун сидит в салоне, задрав ноги на приборную панель. Еще и кепку мою нацепила, прикрыв глаза козырьком. Темные локоны рассыпались по правому плечу и сложенным на груди рукам.

Я вчера всю ночь не спал после того, как увидел ее накануне в том красном платье, но видеть ее тут, спящей в салоне моей тачки, да еще в моей кепке…

Теперь мне точно сна не видать.

Наконец я открываю дверь, и Слоун снимает ноги с панели. Кепку, впрочем, с глаз не убирает. Хотя отодвигается подальше.

Я обидел ее. Ей и так несладко приходится, а я сделал только хуже.

– На вот, – говорю, протягивая бумажный стаканчик.

Слоун приподнимает козырек и смотрит на меня. Странно, глаза не красные. Я-то думал, она их прячет потому, что плакала, но она явно не пролила и слезинки.

Она забирает у меня стаканчик, и следом я протягиваю коробку пиццы. Ее Слоун тоже берет, и я сажусь на водительское место. Слоун моментально принимается есть. Потом разворачивает коробку ко мне: угощайся, мол. Беру кусочек и, улыбнувшись было, вспоминаю, что она мне это запретила. Поэтому набиваю рот едой и завожу тачку.

По пути в кампус мы не разговариваем. К моменту, когда я останавливаюсь на парковке, Слоун доедает третий кусок пиццы. Потом делает большой глоток газировки, закрывает коробку и убирает ее на заднее сиденье.

– Бери с собой, – говорю я, разрывая повисшую между нами вуаль напряженного молчания.

Слоун ставит напиток в подстаканник и, сняв бейсболку, разглаживает волосы.

– Мне нельзя, – тихо отвечает она. – Эйса спросит откуда.

Она забирает с заднего сиденья рюкзак и, прижав его к груди, выпрямляется.

– Я бы поблагодарила за еду, но ты мне этим обедом день испортил.

Я даже сообразить ничего не успеваю, как она выскакивает из машины. Дверца хлопает, а я глушу движок и выбираюсь из салона.

– Слоун! – Я обегаю тачку. Слоун кидает рюкзак на заднее сиденье своей и закрывает дверцу. Потом идет к водительской и, открыв ее, словно бы отгораживается от меня.

– Картер, не надо, – не поднимая головы, просит Слоун. – Я так зла, что слышать ничего не желаю. Лучше молчи.

Она сколько угодно может запрещать мне извиняться, но черта с два я дам ей уехать, не сказав то, что считаю нужным.

– Прости, зря я все это наговорил. Ты такого не заслуживаешь… – Я мотаю головой. – Ты выше всего этого. Беги от него.

Слоун по-прежнему стоит, потупившись, и тогда я приподнимаю ей подбородок. Она отводит взгляд, упрямо не желая смотреть мне в глаза. Протиснувшись к ней, я подхожу вплотную. В отчаянии обхватываю ее лицо ладонями и разворачиваю к себе. Хочу, чтобы она наконец меня выслушала.

– Посмотри на меня, – молю я, не опуская рук. – Прости, я лишнего наговорил.

Наконец Слоун заглядывает мне в глаза, и по ее щеке медленно стекает одинокая слезинка. Не успеваю я убрать ее, как Слоун сама утирается тыльной стороной ладони.

– Знал бы ты, сколько раз я уже слышала эти дежурные извинения, – шепотом произносит Слоун.

– Я не такой. Не сравнивай мои слова с его.

Она смеется, подняв глаза к небу и еле сдерживая слезы.

– Ты ничем не лучше. Никакие слова Эйсы не ранили меня так, как то, что ты сказал сегодня. – Она садится в машину, берется за ручку дверцы и говорит напоследок: – В общем, Картер, спасай кого-нибудь другого.

Она закрывает дверцу, и мне приходится отступить. Слоун наконец не выдерживает и, уезжая, плачет вовсю.

– Прости, – бросаю ей вслед.

Глава одиннадцатая

Эйса

Я столько для нее сделал и до сих пор делаю. Надеюсь, она сумеет объяснить, где пропадала.

Без меня Слоун вернулась бы в свой дом-помойку. Я ее принял, когда другие прогнали. Иначе жить бы ей с мамашей-шлюхой, дающей за крэк. Слоун мне про свое детство все рассказала, и со мной ей гораздо лучше, мы это оба знаем. Терпеть мать, у которой каждый месяц по новому хахалю? Ну-ну, посмотрел бы я, как Слоун к такому вернется.

Но если она мне изменяет, я ее сам туда привезу и затолкаю в трейлер, и каждый новый отчим будет дрочить в чулане, глядя, как она переодевается.

– Может, чего другого? – выдергивает меня из задумчивости Джесс. Она опустилась на колени у кровати. – А то не сто

ит.

Приподнимаюсь на локтях и смотрю на нее сверху вниз.

– Умела бы еще чего, – говорю я и, встав, швыряю ей какие-то тряпки с пола. Упираюсь руками в стену. Закрыв глаза, представляю, что Джесс – это Слоун, которая ревет и умоляет не выгонять ее, как тогда, когда она впервые сглупила.

Кто в здравом уме, зная, что Слоун моя, повел бы ее в рестик? Слоун принадлежит мне, Эйсе Джексону. Кто этот козел? Он смерти ищет?

– Бля, – говорю. Резинка обламывает все ощущения. Достаю член изо рта Джесс и срываю гондон. Потом сую хер обратно, представляя, как вафлю Слоун.

* * *

Иду вниз, а там в баре Джон сидит с Далтоном и Картером. Беру из холодильника пиво и сажусь вместе с ними.

– Ты не говорил, что она умеет делать горловой минет, – замечаю Джону, отвинчивая крышку. – Свезло тебе, сучонок.

Джон откидывается на спинку стула и зло смотрит на меня.

– Я не знал.

– Ну, – смеюсь я, – по ходу дела, минут пять назад она и сама не знала.