Башня

Найл знал, что Афины – это город в Древней Греции, а «политические амбиции» означает попытку стать государственным деятелем, что университет – это школа передовой мысли.

Глядя из окна, он сознавал, что перед ним небольшой город в Италии, достигший расцвета в Средние века. Река, на которой он стоит, именуется Арно, высокое белое здание с красным куполом – это собор, а квадратное угрюмое здание рядом – старый дворец семейства Медичи, перед которым сожгли на костре Савонаролу…

Он сидел на стуле возле окна и не мигая смотрел на реку.

Трудно определить, каков объем его знаний, всякий раз перед тем, как дать ответ на тот или иной вопрос, приходилось усиленно рыться в памяти.

Он напоминал человека, унаследовавшего богатейшую библиотеку, но весьма приблизительно представляющего, что на какой полке стоит.

Из белого столпа показался старец.

– Доброе утро. Как спалось, нормально?

– Пожалуй, да.

– Наверное, не прочь бы и поесть?

– Д-да… – Найл так был увлечен, что совершенно упустил это из виду.

– Тогда тебе не мешало бы подкрепиться, прежде чем двинемся дальше. Ступай за мной.

Он провел Найла в небольшое помещение, где стояло несколько столов и стульев.

Из окна открывался вид на реку, изгибом уходящую вдаль, и серую городскую стену. Неподалеку от окна стоял серебристый металлический ящик продолговатой формы.

– Это пищевой процессор. Натуральной пищи у нас здесь, боюсь, нет. Но люди перед отлетом с Земли добились больших успехов в синтезе продуктов питания. Выбирай, что хочешь, и нажимай на кнопку, еда появится внизу на раздаточном лотке.

Чуть сбоку от машины на стене висела таблица с перечнем блюд и напитков: говяжье филе, яичница с ветчиной, яблочный пирог со взбитыми сливками, торт-пекан, кексы, мороженое…

Каждое блюдо снабжено было картинкой и серебристой кнопкой.

– Я бы на твоем месте выбирал блюда, которые можно есть руками, – посоветовал Найлу старец. – Телячьи отбивные здесь очень хорошие. И жареная утка, скорее всего, тоже. Томатный суп, думаю, просто великолепен на вкус…

Найл, выбрав, нажал на нужные кнопки. В металлическом ящике коротко поурчало. Через пару минут внизу со щелчком открылась дверца, и наружу на металлическом подносе выскользнули три тарелки и стакан.

Найл поднес их к столику возле окна.

Одна из рам была приоткрыта, и в помещение задувал приятный ветерок.

Снаружи доносилась разноголосица звуков: выкрики гребцов с реки, плеск весел в воде, глухой стук лошадиных копыт и скрип повозок Найл изумился, когда вдруг старец выдвинул стул и уселся напротив.

– Как тебе это удается, ты же бесплотный?

– Микросреда здесь полностью контролируется. Стигмастер может делать почти все.

Он взмахнул рукой, и стулья в комнате принялись с шумом выдвигаться и задвигаться под столы, а сами столы снялись с пола и, прежде чем опуститься на место, галантно прокружили по воздуху.

Привыкший уже к чудесам, Найл только улыбался.

Еда была восхитительной.

Вкус этой пищи был Найлу совершенно незнаком.

Томатный суп густой, душистый, в меру сдобрен специями, косточка телячьей отбивной обернута бумагой – корочка снаружи золотистая, поджаристая, а внутри мясо нежное, розовое.

Кекс с вишневой пропиткой оказался таким объедением, что у Найла возник соблазн взять себе добавку.

Мороженое с фисташками и грецким орехом просто изумляло – такая пища ему и во сне не снилась.

Но и при всей вкусноте управиться со столь обильной трапезой оказалось очень и очень непросто.

Чувствуя, что сейчас лопнет, наевшийся до отвала Найл откинулся на стуле, вытирая липкие от еды пальцы о влажный кусок ткани, которую вынул из запечатанного пакета.

– Те, кто так питались каждый день, наверное, жили как боги.

– Любопытный вывод. Может, прелесть такой жизни и состояла в приближении к божественному. А в целом создатели пищепроцессора были озабочены сугубо будничными проблемами. Божественного в них было не больше, чем в управителе Каззаке или твоем отце.

Сам Найл просто млел от восторга, что полностью понимает смысл слов старца, два-три часа назад такая речь была бы выше его разумения.

– Как же ты, интересно, научил меня читать?

– Сравнительно простая методика, называется обучением во сне. Знание напрямую вводилось прямиком в клетки памяти твоего мозга.

– Почему ты заодно не вел знания о создателях пищепроцессора?

– Сделай я это, ты бы потерял вкус к самостоятельному постижению. А удовольствие такого рода – наисущественнейшая часть всякого обучения.

Теперь, попривыкнув уже к старцу, Найл стал замечать, что его реакциям чуть недостает спонтанности.

Не знай Найл изначально, что Стигмастер – творение человеческих рук, он бы, скорее всего, ничего и не заподозрил; лишь подумал бы, может, что возраст делает старика слегка нерасторопным.

А теперь он видел, что набор человеческих реакций Стиига и впрямь ограничен.

Старец улыбался в нужные моменты и вовремя кивал при разговоре, облизывая языком губы, почесывал указательным пальцем нос, но при всем при этом имел рассеянный вид, а на обдумывание ответа у него уходила секунда-другая.

Не было между собеседниками той потаенной приязни, что возникает у обычных людей во время разговора.

А попытка настроиться на мыслительную волну собеседника вообще ничего не давала. Там ничего не было; лишь туманная зыбкость, будто он общался с тенью.

– Увы, я действительно далек от совершенства, – вздохнул старец. – Ко времени эвакуации возраст компьютеров у людей насчитывал лишь два с половиной столетия. К настоящему времени они, несомненно, усовершенствовали у себя компьютерные голограммы так, что те вообще перестали отличаться от людей. – А как тебе удается читать мои мысли?

– Языковые области твоего левого полушария работают по нехитрой схеме. Когда твои мысли имеют словесные аналоги, Стигмастер может их расшифровать. А вот чувства твои и интуитивные проблески он выявлять не может. В этом отношении твой мозг куда изощреннее.

– Если б я тебя еще и понимал. Что такое «языковая область»?

– Проще показать, чем объяснить словами.

Давай вернемся.