Книжные дети. Все, что мы не хотели знать о сексе

А сегодня у нас дома было стыдное. Я бы не хотела увидеть это в передаче «Под стеклом».

Я не разговариваю с Ильей, не говорю ни слова, как немая.

Я разговариваю с ним только при Масе, – она не должна знать, что у нас происходит. Масе легко не знать, потому что ее почти никогда нет.

Начался семестр. Теперь я с нее глаз не спускаю, каждый день – была ли на первой паре, на второй, на третьей, где была после университета. Моя золотая девочка, я ее почти не вижу. Бужу, ставлю на ноги, отвожу в ванную, она кричит мне: «Мамочка, иди, у тебя первая пара» – и засыпает в ванной. Ухожу в университет – она еще спит, прихожу – ее уже нет.

Где она? Повсюду, как ветер. В клубах, в кафе, у подружек. На вопрос «где ты?» отвечает «я на Невском», как будто весь Невский проспект ее комната. Пробовала не оставлять ей денег, – она словно не понимает, что означают эти бумажки. Нет, и не надо, а если есть, берет стопочкой, берет, где видит, берет, как наливают стакан воды.

Я думала, она живет студенческую жизнь – пусть. Но она не учится.

Вчера я кричала на Илью.

– Как тебе не стыдно, ты же отец! У тебя ребенок пропадает!..Она же пропадает, сделай хоть что-нибудь!

– Что я могу сделать? Что вообще тут можно сделать?.. – беспомощно сказал Илья.

– Все можно сделать! – закричала я. Ненавижу этот его беспомощный тон!

– Можно что-то сделать только в одном случае. Если ты говоришь ребенку: «Я тебе не разрешаю уходить», и ребенок пугается и не уходит. Но Мася – другая!.. Она все равно уйдет! Ты говоришь ей: «Ты не будешь это делать!» или «Ты сделаешь то, что я требую!» Но она не слушается, потому что не боится наказания.

– Почему я должна ее наказывать в 16 лет?!

– Под наказанием я имею в виду, что ты расстроишься. А Мася не боится, что ты расстроишься. Поэтому у тебя нет шансов ее приструнить.

– А почему ты все время говоришь обо мне? А ты, ты?! – закричала я.

Илья пожал плечами:

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Что вообще мы можем сделать? Не пустить девочку ночью гулять или утром домой? Привязать к батарее? Запереть? Не давать денег? Отправить за границу? Там она вообще останется без присмотра, там понятно что – наркотики, это всем известно. Когда она дома, ты хотя бы потрогать ее можешь…

Какие наркотики, – это же Мася!.. Она все такая же нежная, теплая, придет ко мне, прижмется и скажет свою детскую фразу: «Обними меня крепким обнямом».

– И вообще – посмотри, она же золотая девочка, какая у нее речь, какие интересы, – книжки читает, музыку слушает, на выставки ходит. Ну, не может позвонить и предупредить «приду поздно», она как будто плавает где-то, ну, не хочет учиться… – Илья говорил со мной успокаивающим голосом, как с больной.

– Не хочет учиться?! – закричала я. – Ты так спокойно об этом говоришь? Я что, должна признать, что моя дочь – в конце концов, она и твоя дочь тоже – не получит образования, будет носить кувшин на голове… Где это «тонколодыжная дева» несет кувшин на голове?..

– Господи, Зина, какой кувшин… Ну попробуй отнестись к этому с иронией, с юмором… «Тонколодыжная дева» несет кувшин на голове в повести Вересаева «Исанка».

Теперь я ее проверяю – завела шпиона в деканате юрфака. Лучше бы я этого не делала.

Я не понимаю! Столько моего труда, и что же, она опять не учится? Такая безответственность, такое наплевательское отношение к собственной жизни. Еще одной сессии я не выдержу – да мне и не пойдут больше навстречу, выгонят. Считай, что уже выгнали.

– С юмором?.. Тебе смешно?.. – сказала я. – Разве ты не понимаешь, мы с тобой по-разному к этому относимся. Я мать, я никогда ее не брошу, буду за нее бороться до конца. А ты… тебе просто все равно. Ты ни о чем не думаешь, кроме своих духовных и физических экстазов!

Илья замер от неожиданности. Вероятно, он сказал бы мне в ответ что-то обидное, а я в ответ сказала бы ему что-то оскорбительное, а потом он, а потом я… И неизвестно, до чего бы мы договорились, но в этом интересном месте наш разговор прервался.

– Мама-папа, давайте собаку купим, девочку, – с этими словами появилась Мася.

– Нет, – сказала я.

Больше всего на свете я хочу пушистую собаку. Собаку-мальчика, не хочу иметь дела с проблемами женского пола.

– Нет. Собаку-мальчика, – сказала я. – А как ты, Илья? Ты кого больше хочешь?

– Я не знаю, кого я больше не хочу – собаку-мальчика или собаку-девочку, – сказал Илья. – Наверное, я больше не хочу собаку-девочку, – щенки, лужи и прочее.

– С твоим отцом нельзя иметь щенков, – объяснила я Масе, и они с Ильей рассмеялись над двусмысленностью фразы.

– Твоя мать, профессор филологии, лектор университета, плохо выражает свои мысли вслух, – пояснил Илья, и они опять засмеялись.

Мася должна думать, что у нас хорошая семья. Девочки, которых посвящают в интимную жизнь родителей, во все эти ссоры-слезы-измены, никогда не смогут быть полноценно счастливы. Это психологический закон. Даже если я больше никогда в жизни не скажу Илье наедине ни слова, я все равно буду обманывать Масю всю жизнь – я все сделаю, только бы она была счастлива!

– Мася, поговорим? – Я заглянула к ней в комнату. Опять сидит со своей ерундой – вышивает цветы на валенках, делает колокольчики из войлока…

– Не-а, – протянула Мася.

– Нет, поговорим. – Я зашла без разрешения, села к ней на кровать, обняла.

Я стараюсь. Во мне все клокочет от злости, мне хочется заорать на нее командным голосом «стройся, смирно, занимайся!», но я стараюсь.

– Черт возьми, Мася! Но ведь это тебе надо. Это тебе жить.

– Я и хочу жить.

– Ну хорошо. Что ты хочешь делать? Вышивать валенки, делать колокольчики?! Тебе не стыдно?! Зачем тебе вышитые валенки, ты будешь в них дома сидеть, пока другие добиваются успеха?! Человек должен кем-то стать!..

Я пыталась хитрить: рисовать перед ней картины ее прекрасного будущего, – юрист в мантии и шапочке, разбудить в ней тщеславие, сравнивая ее с другими, – Маша учится в Лондоне, а Даша на двух факультетах одновременно.

Масю не интересуют мантия и шапочка, не интересуют достижения Маши и Даши. Я пыталась хитрить, хвалить, ругать, но она как тряпичная кукла – я втыкаю в нее иголки, а она ничего не чувствует, смотрит на меня чистым, лишенным всякой мысли взглядом. Ничего не хочет, никем не хочет, хочет, чтобы ее оставили жить свою бессмысленную жизнь. Я готова все для нее сделать и одновременно не могу ее видеть без раздражения!..

Все опять закончилось тем же – ссорой. Мася вытолкнула меня из комнаты, захлопнула дверь, я кричала под дверью «кем ты будешь?!», на крик прибежал Илья с обреченным лицом – «опять?! сколько можно?!».

Стыдная сцена.

Ася! Ты что, хочешь, чтобы моя дочь вышивала, делала бусы из войлока, пока другие учатся, закладывают основу для будущего, добиваются успеха? Ты что, хочешь, чтобы она была никем?

Я не уступлю Масе ее жизнь, я буду бороться!

    Зина.

Здравствуй, Зина.

Знаешь что? Иди учиться. Иди учиться на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Учись, закладывай основу для будущего, добивайся успеха.

Отстань от нее. Дай человеку спокойно вышить валенки!

Колокольчики из войлока лучше прицепить к блузке или летнему платью. Красиво, когда контраст зимнего и летнего, войлока и шелка. А в вышитых валенках можно валяться и – краси-иво!