12 великих пьес

Сэр Тоби (поет)

Прощай, душа! Твой друг во тьме идет!

Мальволио. Прошу вас, сэр Тоби…

Шут(поет)

И видно по лицу, что пропадет.

Мальволио. Возможно ли…

Сэр Тоби(поет)

Ты никогда, сэр Тоби, не умрешь!

Шут(поет)

Протянешь ноги – врешь!

Мальволио. Это вам делает честь, право!

Сэр Тоби(поет)

Не худо бы его прогнать?

Шут(поет)

Зачем? Ему к лицу здесь постоять.

Сэр Тоби(поет)

Прогнать его, мошенника, за дверь!

Шут(поет)

О трус! Да не посмеешь же, поверь.

Сэр Тоби. Я с такту сбился, по-твоему, приятель! Соврал! Что ж ты за важная особа? Дворецкий! Или ты думаешь, потому что ты добродетелен, так не бывать на свете ни пирогам, ни пиву?[17 - Даровая раздача пирогов и пива в определенные праздничные дни, вошедшаяв обычай с незапамятных времен, во времена Шекспира была объявлена пуританами предосудительным обычаем папистов.]

Шут. Да, клянусь святой Анной, и имбирем будут по-прежнему обжигать рот.

Сэр Тоби. Твоя правда. Проваливай-ка! Петушись в лакейской. А подай-ка нам винца, Мария!

Мальволио. Если б ты, Мария, хоть сколько-нибудь дорожила милостью графини, так не потворствовала бы этому разврату. Она узнает об этом, вот мое слово!

(Уходит.)

Мария. Ступай! Помахивай ушами!

Сэр Эндрю. А было бы так же хорошо, как и выпить проголодавшись, вызвать его на поединок да и не явиться, и тем его одурачить.

Сэр Тоби. Сделай-ка это, дружище; я напишу тебе вызов или на словах расскажу ему, как ты сердился.

Мария. Почтеннейший сэр Тоби, будьте потише только эту ночь. Молодой посол от герцога опять был у нее, и с тех пор ей совсем не по себе. А с Мальволио я справлюсь. Если я не сделаю его притчей во языцех и посмешищем, так позволяю вам думать, что не сумею лежать прямо в постели. Я знаю, что могу это сделать.

Сэр Тоби. Расскажи же, расскажи! Что ты о нем знаешь?

Мария. Право, иногда кажется, что он вроде пуританина.

Сэр Эндрю. О, если б я думал это, то прибил бы его как собаку!

Сэр Тоби. Как? За то, что он пуританин? Твои побудительные причины, рыцарь?

Сэр Эндрю. Мои причины хоть и не побудительны, но, напротив, хороши.

Мария. Пусть себе будет – чтоб его нелегкая взяла – пуританином или чем угодно: все-таки он флюгер, что ходит за ветром; осел, который выучил наизусть высокопарные речи и сыплет их пригоршнями; ужасно доволен собою и совершенно уверен в том, что набит совершенствами; он свято верует, что, кто на него ни взглянет, непременно в него влюбится. Этот порок прекрасно поможет моему мщению.

Сэр Тоби. Что ж ты думаешь сделать?

Мария. Я подкину ему туманные любовные письма. В них опишу я цвет его волос, форму ног, поступь, глаза, лоб, черты лица – и он узнает себя непременно. Я могу писать совершенно как графиня, ваша племянница. Когда нам попадется какая-нибудь забытая записка, так мы никак не можем различить наши почерки.

Сэр Тоби. Бесподобно! Я уже чую, в чем дело.

Сэр Эндрю. И мне в нос ударило.

Сэр Тоби. Он подумает, что письма эти от моей племянницы и что она в него влюблена.

Мария. Да, я действительно хочу выехать на этом коньке.

Сэр Эндрю. А, и этот конек сделает его ослом.

Мария. Ослом.

Сэр Эндрю. О, это будет чудесно!

Мария. Богатая штука! Уж поверьте, я знаю, мое зелье на него подействует. Я поставлю вас двоих – шут будет третий – туда, где он должен найти письмо; заметьте только, как он будет объяснять его. На сегодня довольно; желаю, чтобы вам приснилась наша шутка. Прощайте! (Уходит.)

Сэр Тоби. Прощай, амазонка.

Сэр Эндрю. Славная, на мои глаза, она девка!

Сэр Тоби. Хорошо дрессирована и обожает меня; да в этом ее нельзя винить.

Сэр Эндрю. И меня раз как-то обожала!

Сэр Тоби. Пойдем спать, сэр. Не худо бы, если б тебе прислали денег.

Сэр Эндрю. Если мне не удастся жениться на твоей племяннице, так я крепко обчелся.