***
За три дня до смерти Гаврила Романович Державин буквально трубой Иерихонской «прогрохотал» на все миры и окраины его своим откровением, сродни Откровению Иоанна.
И облек ее в тугой непроницаемый саван загадочности, тайны. Тайны восьмистишья, печать которой еще предстоит вскрыть:
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
***
Державин хотел следовать природе, «чтоб шел природой лишь водим». Он хотел, чтобы художник изобразил его «в натуре самой грубой».
И здесь же наивно шутит:
«Не испугай жены, друзей, придай мне нежности немного».
Державин поэт дома, домашности:
«Счастлив тот, у кого на стол
Хоть не роскошный, но опрятный,
Родительский хлеб и соль
Поставлены…»
(«О домовитая ласточка)
Это было творчество, может быть, единственного в России поэта, к которому можно применить эпитет «принципиально не интеллигент».
Державин принимал мир не в отвлеченных соображениях «разума»и «здравого смысла», а как факт. Как вещь упрямую, с которой не поспоришь и которую не изменишь.
Подчас он был недоволен жизнью, но считал, что ее нужно принимать такой, какая она есть – ведь прелести жизни так быстротечны.
Воспитанный в казарме, солдат, низших чинов офицер, спесивый царедворец, властный губернатор и амбициозный министр, он писал стих по – плебейски грубо и прямо, но писал – то языком русским! Языком, который живо дышал простодушием, свободой и независимостью.
Державин понимал свободу, как свободу от страстей и тревог. То есть так, как понимали ее эллинские мудрецы: бородатые греки и бритые римляне.
Он был предшественником Пушкина, «столпом Мелькартовым», в этом внутреннем понимании свободы;
«Он ведает: доколе страсти
Волнуются в людских сердцах.
Нет вольности…»
Эта державинская антиномичность была воплощена Пушкиным в «Цыганах».
У Державина свой самобытный, личный язык, слабо согласованный с общими правилами грамматики того времени. Он создает лексические обороты по своим правилам, идущим от жизни, от души и сердца.
Он не хочет поступать по – светски, говорить, как принято. Он вихрь, он ломает все условности. Его напору нет стены равной.
В этом его магнетическая прелесть, фосфоресцирующая нетленность и магия обаятельности.
Он неповторим и невоспроизводим в своем антидиалектичном примитивизме: у него все незыблемо, все просто, все упрощено, все не гибко; явления не текуче, не переходят друг в друга, не взаимопроницаемы, одноплановая наивность.
Одическому риторству своего соперника, стоявшему за его спиной Ломоносову, он противопоставлял свою «простодушную» натуру, домашность, приватность.
У Державина в срезе действительности есть что – то от священного чудака, философа и пророка. Он и дурачится, и обучает и прорицает. Стремится «истину царям с улыбкой говорить», шутя и балагуря учить царей:» И в шутках правду возвещу»
Державин —предвестник века «золотого» русской поэзии, разглядевший в кучерявом отроке при посещении Царскосельского лицея будущую поэтическую гениальность масштаба Вселенной.
***
25 июня 1815 г. они встретились впервые: 72 – летний Державин, приехавший в лицей принимать экзамен, и 15 – летний Пушкин. Здесь патриарх русской поэзии произнес пророческие слова, что русская поэзия в лице Пушкина начинает свой рост.» («Державин нас заметил» – Пушкин). Под словом «нас» – муза и поэт. Встреча была единственная.
В 1815 году поэта пригласили почетным гостем на публичный экзамен в Царскосельский лицей. Ни одно важное событие культуры не обходилось без присутствия «старика Державина». Поэт был стар и дряхл. Он знал, что жить остается недолго и, никогда не страдавший от скромности, мучился оттого, что «некому лиру передать». Нет в России поэта, достойно продолжившего бы его дело.
Державин дремал, сидя за столом экзаменаторов и знатных гостей. И не сразу понял, откуда взялись великолепные строки стихов, звучащие в парадном зале. Кудрявый юноша читал их звонко и взволнованно.
О чем тогда подумал старый поэт? Что появился тот, кому не страшно и не совестно передать свое первенство в русской поэзии?
Что наконец – то можно спокойно оставить здешний свет?
Вот как сам кудрявый лицеист, А. С. Пушкин, вспоминал позднее этот экзамен: «Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтобы дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую Водопад. Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвисли: портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности.
Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной.
Наконец вызвали меня. Я прочел мои Воспоминания в Царском Селе, стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом…
Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал.
Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять. Меня искали, но не нашли».
Державинские бесхитростность, искренность, наивность – те самые прелести и очарования, ценности поэта, прошедшие чрез врата вечности и ставшие моральной вершиной человечества:
«Где слава? Где великолепье?
Где ты, – о сильный человек?»
Сегодня Гаврила Романович Державин звучит как великий поэт, переведенный на множество иностранных языков – ведь он судил о своей жизни не по урожаю, который собирал, а по тем семенам, что посеял.
Человек и поэт, образ неподдельной естественности, который так старательно выложила природа – художник
Список использованной литературы:
1. Г. Державин. Стихотворения. 1947
2. Г. Державин. Оды. 1988