Сказки Смерти. Сборник 2. Сквозь Космос

Сейчас не больно, но свет, заливающий всё вокруг, такой же.

– Что происходит? – Артур выглядывает из душевой комнаты, на ходу завязывая полотенце на бёдрах.

– Поломка.

Артур видит, что капитан что-то темнит, но переспросить не успевает. Тот уже исчезает по направлению штурвала.

– Ма? – он так и шлёпает босыми ногами по полу. Заглядывает к матери в каюту.

– Всё хорошо. Оденься побыстрее только. Может быть, придётся заняться починкой…

Починкой заниматься не пришлось. Его обманули.

Это пятнадцатилетний Артур понял, уже когда его одели в скафандр и прицепили баллоны с кислородом и страховочный трос. Мать прощалась позже. По общей связи. И просила дождаться помощи.

На корабль кто-то из предыдущих посетителей принёс вирус. С припиской. Об этом уже сообщил капитан, взявший слово после матери. «Умрут лишь взрослые», а значит Артуру на корабле находиться нельзя. Дядя пояснил это тем, что спасатели не станут рисковать своими жизнями ради чужого подростка.

– Я к вам хочу… – тихо шепчет Артур, но никто ему больше не отвечает. Перестали уже какое-то время назад. И от этого ещё более тошно. – К маме…

Новый всхлип сдержать не удаётся. Как и солёные капельки, застилающие прозрачной плёнкой глаза. Они не позволяют отчётливо видеть ни надпись, ни чёрное с этой стороны смотровое окно. А стоит смогнуть – эти самые капельки разлетаются по всему внутреннему шлему.

Артур отворачивается, хватается неудобной перчаткой за трос и оказывается к кораблю спиной. Смотрит на далёкие звёзды и ждёт, что придёт помощь. Капитан сказал, что та уже близко. Они ведь успеют, да?

– Ты только не бойся, – наставляет капитан, прерывая недолгое молчание. – Подождать осталось совсем немного. С нами связались, они уже летят на помощь.

Голос у дяди слабый и хриплый. Словно дышит он через раз и на корабле не хватает того самого кислорода, который Артура заставили забрать. Хотя это и не так. Не в кислороде там дело.

– Я не боюсь.

– Вот и хорошо. Молодец… – кашель не позволяет закончить фразу, а потом в динамике слышится отчаянный хрип и наступает тишина. Только потрескивает никому не нужная уже связь.

– Страшно, мам, – губы дрожат, но слёз больше нет. Артур не хочет терять возможность видеть, даже если перед глазами всего лишь бескрайние и безжизненные просторы. – И холодно…

Теперь он понимает, что такое то самое ирреально, только поделиться больше не с кем.

Артур прикрывает глаза и тихо, очень слабо дышит.

До прихода помощи остаётся чуть меньше часа, но кислорода больше нет.

Андрей Шишин

Древо жизни

А ведь я прожил всего двенадцать лет. Деревья, например, так долго живут. Интересно… они всё в своей жизни успевают сделать? А камни? Да и живы ли они вообще? Двенадцать лет, я постоянно чему-то учился в надежде однажды вырваться из этого порочного круга. Ведь чем я, по сути, отличался от дерева, если вся моя жизнь сводилась к монотонному изучению преподаваемого материала сидя практически на одном месте.

Хотя, наверное, мне грех жаловаться.

Нас – Лериков всем обеспечивало наше великое и несокрушимое Древо Жизни. Наше Древо возводило многоэтажные дома. Особенные игровые площадки (одна не похожа на другую). Сама земля давала нам плоды самых разных вкусов, лишь бы мы только учились. Учились проращивать семена древа беречь их и содержать, чтобы однажды выполнить миссию всей нашей жизни.

В двенадцать лет мы добровольно садились в капсулы, подготовленные Древом. Оно запускало эти неопалимые маленькие кораблики в черный океан над головой. Там наша миссия была найти новый пригодный для наших семян остров. Древо каждый год выстреливало нами в разные стороны, в надежде, что однажды кому-то из нас повезет найти еще один уголок для создания нового Древа или скорее для продолжения старого.

Были трусы. Всегда существовали. Ты видишь их сразу в толпе. Относишься к ним с надменным снисхождением. Иногда ведешь себя с ними грубо, хотя чести это и не делает. В глубине души сожалеешь, что так обращаешься с ними, но чувство отвращения неизменно пересиливает. Ведь ты знаешь, что трусы умрут. Умрут из-за своей глупости, в то время как ты будешь бессмертным всегда.

Трусы не садятся в капсулы по достижению двенадцати лет. Древо, что породило и обеспечивало всю их жизнь, строило им эту капсулу. Оно увядает. Этого почти не видно. Не бросается в глаза. Просто на стволе появляются новые зарубки, морщины. Часть листвы опадает. И капсулу, что была подготовлена этому трусу, поглощает земля.

Лерик же, что остался дома и не полетел искать свой остров, теряет всяческую поддержку Древа и редко доживает даже до тринадцати лет. Хотя, кто знает. Историю мы не ведем. Известно только, что без поддержки Древа, без жилища и пищи, что оно давало, лерик может прожить считанные дни. Месяцы, если заранее к этому подготовился. Но все будут знать, что он трус и будут презирать его. Умрет для общества он задолго до того, как умрет физически.

Сейчас я дрейфую на своем корабле по бескрайнему смоляному океану… совсем один. И мне страшно. Я пытаюсь забить голову мыслями о прошлом, о возможном будущем. Но сейчас мне, черт подери, так страшно! Может быть, вовсе не трусы были те, кто остались. Может быть, мы просто учились не тому? Или, скорее, нас учили не тому! Эти слова, что проявлялись на доске с песком. Эти звуки, сплетающиеся в слова шелестом листьев, что посылало нам Древо. Всегда ли оно было право? Может ли оно вообще хоть что-нибудь знать или просто использует нас? Нам бы стоило учиться прокармливать себя самим и жить не бессознательно, а задумываясь над тем, что будет дальше. Кто бы нам рассказал о том, что будет дальше. Рассказал так, чтобы мы поверили и поняли. Никто. Даже вернись я сейчас в прошлое и расскажи сам себе, что меня ждет. Поверил бы я себе? А если и да, что бы я мог предпринять? Стать трусом?

Что во мне надежно засело, так это неприязнь к трусости. Нет. Я не буду трусом. И даже эта бесконечная ночь, что видна мне в окно корабля, обязательно прекратится и сменится рассветом на новой земле. Никогда не бояться. Но всегда думать. Сейчас, находясь в этом путешествии в неизвестность, я точно понимаю, что всегда должен думать о будущем. Следить за тем, что я делаю.

От стенки капсулы отделился отросток, и прямо на глазах вырос сочный плод. Он тяжело накренял хрупкую ветку, призывая меня поскорее сорвать и съесть его. Последние напоминания о детстве. Последняя посылка от Древа.