Ретроград-2

Я не мог сказать ему, что шестнадцать машин, которые мы использовали в Греции, имеют на борту очень секретное оборудование. Остальные таких устройств не имели. На всех машинах стояли высотные М-105тк, а на секретных машинах стояли АМ-38фтк с нагнетателями Доллежаля, 1820 сил и с высотностью 15 000 метров. Жалко, их было мало.

План удара и все расчеты были готовы через пару часов. Вооружение и топливо на аэродроме было. Голованов связался со своим полком и направил людей в Тукумз. Оба полка в 14.30 вылетели на новое место базирования. Я же остался в институте, командовать операцией будет Голованов. От института и испытательного полка участвуют полковник Данилин, начальник бомбардировочного отдела, и полковник Воеводин, начальник истребительного. Он возглавляет войсковые испытания нового истребителя. Двенадцать машин вылетели, с ними полетел и Миша Янгель. Тьфу-тьфу-тьфу. По скорости ТИС превосходит Ме-110С и не уступает Ме-109Е, ну, а вооружение у него мощнейшее: четыре пушки Б-23 и кормовой УБТ. Посмотрим, что из этого получится. Время удара – 01.30, я как раз буду у Сталина по этому вопросу. Главную опасность представляет Тиргартен-парк. Там стоит чуть ли не половина всех пушек ПВО Берлина. Танков Т-34 и мемориального кладбища там еще поставить и построить не успели. А пушек уже понатыкали. Однако перед вылетом туда на борт Голованову передали «цур-код» и «цу-код» Берлинер-норд-зоне с посадкой в Тегеле. Наша разведка сработала. Попробуют надурить немцев. Силуэт всех машин похож на Ме-110, там еще технари черной краской поработали по днищу. Так что посмотрим, что получится.

Сам я приехал в Ставку и наблюдал за развитием обстановки там. Никогда так не волновался. Все-таки надо иметь железные нервы, чтобы посылать других людей на смерть. Я этого делать не привык. До «нулей» мне немного помогал Филин, преодолеть мучившие меня сомнения. Но потом он уехал. А тут еще ГРУ опять вмешалось, передали изменение маршрута, чтобы обойти зону действия какого-то радара. Они уже над Польшей, точнее, над генерал-губернаторством. А мне в Кремль. Пришлось выйти, сесть в машину и отсутствовать на связи минут пятнадцать-двадцать. Меня пропустили в кабинет без малейшей задержки. Доложил о прибытии, мне мундштуком указали на стул слева, а Сталин слушал кого-то по ВЧ. Назвал незнакомый мне позывной товарища и сказал, что распоряжение остается в силе. «Исполняйте. Ваши доводы неубедительны». В час тридцать четыре в кабинет вошел Поскребышев и передал Сталину папку. Уходя, стукнул меня по плечу. Сталин прочел что-то в папке, закрыл ее и сказал:

– Ваш доклад отменяется, товарищ Никифоров. Самолеты 213-го и 214-го полков нанесли удар по центру Берлина. Вы сработали оперативно. Готовьте списки людей, отличившихся в подготовке этого удара.

– Я всех не знаю, товарищ Сталин. Нам разведуправление Генштаба помогало и обеспечило безопасный пролет над территорией противника. Практически предоставило коридор.

– Это замечательно! Я прослежу, чтобы этих людей наградили. Сводку знаете?

– Я двадцать минут назад был в Ставке и видел ее.

– Почему немцы все-таки прорвались и не опасаются за фланги?

– Я же вам говорил, что это такая тактика. Пробивается брешь на всю глубину обороны на узком участке, концентрация войск и средств огневого воздействия там высочайшая. Требуется глубоко эшелонированная оборона, с поэтапным уничтожением ударного кулака. Дальше следует маневр, перерезающий наши коммуникации и срывающий поставки снабжения и связь. В расчете на панику. Без мощной авиаподдержки эти удары в конечном итоге ведут немцев в котел. Они сами туда залезают. Теперь надо подрезать основание этих клиньев и выбивать кампфгруппы. С воздуха и артиллерией. Пока массированных ударов с воздуха мы не применяли. Сегодня перед нашими ВВС стояли другие задачи: сорвать воздушное наступление и поддержку немецких войск с воздуха. По тому, что я вижу, большую часть задачи мы выполнили. Бомбардировочная авиация противника смогла сделать только два вылета и в обоих случаях понесла значительные потери.

– Наши потери тоже велики. Особенно на земле. Мы что-то не учитываем, товарищ Никифоров.

– Не учитываем общую неготовность народа мгновенно перестроиться на войну. Я вот сегодня послал два полка на Берлин, так места себе не находил, все ли я продумал, и кто из них сегодня оттуда не вернется. Вы уже воевали и психологически готовы к этому. А я – нет.

– Это честное замечание, товарищ Никифоров. Не буду вас больше задерживать, идите, узнавайте, кто, что и как сделал в этом вылете. В одном вы правы: мыслями мы все еще там, в мирном времени.

Глава 2. «Бунт маршалов»

Несмотря на то что Ставка ближе, поехал в главный штаб ВВС, к Филину. Там радостно потирают руки: над Берлином полки не потеряли ни одной машины. Удар был внезапным для ПВО немцев, которые были уверены, что возвращается ZG3, понесший большие потери в небе над Литвой, в штаб которого действительно давали такую радиограмму. Но большинство оставшихся машин сейчас у них в ремонте, а это результат перехвата и радиоигры плюс помощь «красной капеллы». Она уточнила маршрут движения и коды. Дальше немного хуже: у шести машин утечка топлива, они идут на Ломжу, подходят к Бромбергу. Их сопровождают четыре истребителя. Если топлива хватит, то через сорок минут будут иметь возможность сесть. В основной группе еще пять машин имеют такие же проблемы, идут над морем, утечку обнаружили поздно. Из Вентспилса подняли две летающие лодки ГСТ Балтфлота. С утра их действия прикроют истребители 1-й ВА. Подтвержденных результатов бомбежки пока нет. Deutscher Rundfunk коротко объявило о налете английской авиации на Берлин с минимальным успехом у противника и небывалым успехом у Геринга. Однократно. Значит, успех есть!

В ожиданиях прошел еще час. Наконец доклад из Белостока: под Ломжей село три из шести подбитых бомбардировщика. В самом Белостоке приземлились все ТИСы и один СПБ-2. Вытаскивают из-под Ломжи экипажи подбитых машин. Сами машины уже сожжены, площадка под обстрелом немецкой артиллерией. Один из бомбардировщиков экипаж покинул над Вольковской пущей, километров пятьдесят не дотянули до линии фронта. Помочь – нечем. Это еще за Наревом, западнее Остролека. Еще одна машина упала в ста пятидесяти километров от Ломжи, экипаж машину не покидал. Летчик сержант Павел Иванов был ранен над Берлином, стрелок и штурман на связь не выходили.

Затем позвонил Голованов и долго рассказывал все Филину. Над морем машины не потеряли, все подбитые сели в Либаве, спасательные лодки возвращаются в Венту. Через Филина прошу Голованова прибыть для доклада и со списком отличившихся. Пожал руку Александру Ивановичу и поехал домой. Вымотался за эти полтора суток страшно. Как уснул – не помню, но проснулся без сапог и галифе, но в гимнастерке, на диване в кабинете. Видимо, Катенька их с меня стащила. Звонок! Сел Голованов. Натягиваю брюки, застегиваюсь. Появляется заспанное лицо супруги. Им, женам, страшнее всего, они почти ничего не знают, только сводки Совинформбюро.

– Ты куда?

– В штаб. Ночью бомбили Берлин, привезли результаты вылета.

– Ты хотя бы позавтракай, кофе горячий!

– Угу, попроси все сделать, я сейчас вернусь, будут гости.

Но вернуться в домик не получилось! Тут же позвонил Филин и приказал ехать в Кремль. И это в шесть утра! Голованов и майор Байзуков уснули по дороге в Кремль, как только коснулись сидений в машине. В кабинете Сталина от звезд с лавровыми листьями просто тесно. Все требуют отдать под суд Филина, кроме нескольких отдельных товарищей. Дескать, могучим ударом, как действовали над Берлином. Шашки вон! Марш, марш! В атаку! Авиация – это часть армии, и она виновата в том, что на направлениях главных ударов немцам удалось продвинуться на 16–40 километров в первый день. Вместо того чтобы руководить войсками, все маршалы вернулись в златоглавую. Недостаточно активно используем главную силу авиации: тяжелые, средние и фронтовые бомбардировщики. Увлеклись авиаторы азартными воздушными боями, а на нужды войск хрен положили! В Ставку я не заглянул, и чем сейчас занимается авиация не в курсе.

Сталин прохаживается по кабинету, следит только за порядком, чтобы выступали по одному. Каждому было предоставлено слово. Промолчали двое из пяти: Шапошников и Буденный. Больше всех разорялся Кулик. Он находился на южном фланге, причем в тылу, за Ростовом, отвечал за южное направление. Буденный командовал на Юго-Западном, Ворошилов на Северо-Западном, Западным командовал Тимошенко. Филина еще не посадили, как нас. Мы сидели у стеночки на стульях, а он стоял у основания т-образного стола Сталина. В общем, действуем из рук вон плохо, солдата не вдохновляем, какой козел отменил барражирование? Солдат должен чувствовать заботу о нем командования, и эта забота должна ему в ухо жужжать! Я недоуменно смотрел на Сталина, а он иногда посматривал на меня. Филину слова он не предоставлял. Он явно кого-то ждал. Затем снял трубку телефона и коротко сказал: «Да». Видя такую реакцию «великого кормчего», я ожидал чего угодно, вплоть до ареста Филина, или нас обоих. Лишь присутствие Голованова немного успокаивало. Я помнил, что он впоследствии стал главным маршалом авиации и был в очень хороших отношениях с вождем. Но это было позже, по меркам военного времени: много позже. Для того, чтобы «втереться» в доверие Сталину, ему пришлось в октябре того сорок первого вспомнить свое чекистское прошлое, отловить на дорогах в Куйбышев сбежавшее «правительство СССР» и вернуть его в Москву, под угрозой маузера и расстрела на месте, и жестко расправиться с мародерами и паникерами в Москве во время первого наступления немцев на Москву. После этого человеку трудно не доверять.

Но, вместо наряда НКВД, в кабинет вошли генералы Жуков и Смушкевич. Их вызвали из Минска. Сталин явно дожидался их прилета. На Смушкевиче реглан, шлемофон повис на воротнике сзади. Жуков, несмотря на лето, в шинели, сильно помятой сзади и на полах от парашюта. Видимо, добирались на самой быстрой машине. Доложились о прибытии.

– Здравствуйте, товарищи генералы. Присаживайтесь. И вы, генерал Филин. В ногах правды нет.

Пока вошедшие устраивались, Сталин рукой пригласил Шапошникова встать. Тот подошел к планшету, раздвинул шторки, чуть подтолкнул его вперед, подвигая ближе к столу. Нам эту карту смотреть было не положено. Вообще непонятно: зачем нас тут держат. В течение пятнадцати минут Борис Михайлович рассказал обстановку на всех фронтах, причем начал с Закавказского. Затем задернул шторки и вернул планшет на место.

– Теперь заслушаем генерала Никифорова по вопросу бомбардировки Берлина.

Я так же коротко, как Шапошников, рассказал о полученном приказании, особо подчеркнув политическую составляющую этого удара.

– Товарищ Верховный Главнокомандующий подчеркнул: «Оставлять безнаказанными попытки бомбежки наших городов нельзя!» Плюс, я считаю, что в случае неудачи своего наступления немцы могут воспользоваться большими запасами своего химического оружия, запрещенного к применению на конференции в Женеве. Имея досягаемую для нашей авиации столицу, они вряд ли решатся на такой шаг. Поэтому для налета мною были избраны два полка скоростных пикирующих бомбардировщиков, дальность которых позволяла совершить налет на Берлин и вернуться на ту же базу. В налете принимало участие 152 бомбардировщика и 12 тяжелых истребителей сопровождения. Общая бомбовая нагрузка составила 228 тонн. Целями для бомбардировки стали правительственные кварталы в Берлине. Так, чтобы всем жителям Германии было понятно, что это наш ответ на неудачную попытку покушения на товарища Сталина. Ударам подвергнута Рейхсканцелярия, бункер Гитлера, Управление люфтваффе и Управление гестапо, расположенные на одной улице: Вильгельмштрассе. О результатах могут доложить непосредственные участники налета: полковник Голованов, он выполнял этот полет штурманом головного самолета-осветителя, и майор Байзуков, который также летел штурманом на замыкающем самолете-разведчике. Он снимал этот район и выбросил полторы тонны листовок, уведомляющих жителей Берлина, что удар нанесен авиацией СССР. И о причинах его нанесения.

– Прошу вас, майор!

Байзуков раздал маршалам и Сталину аэрофотоснимки до и после удара. Снимки уже были «подняты»: отмечены ориентиры на всех снимках, выделены цели, стояли отметки о вскрытых батареях ПВО и осветителей. Над ними поработали штурмана наведения.

– Хочу отметить, что удары нанесены точно, лишь восемь зданий-не-целей пострадало от бомбежки. Наибольшие разрушения отмечены в кварталах Рейхсканцелярии и министерства авиации. В здании гестапо – сильный пожар. Налет удалось провести внезапно, прожекторы и заградительный огонь немцы опоздали поставить. Непосредственно над целью ни один самолет не был поврежден. Но оборона там сильнейшая. В наборе повреждения получили одиннадцать самолетов. Два из них упали на территории противника. Один экипаж потерян безвозвратно, судьба еще троих членов экипажа другого самолета – неизвестна.

– Спасибо, товарищ майор. Мы вас больше не задерживаем. Подождите остальных у секретаря.

– Есть! – ответил майор и вышел из кабинета.

– Что можете сказать о налете вы, товарищ Голованов. В плане подготовки и проведения.

– Хочу отметить сразу, что времени на подготовку у меня практически не было. Утром 22-го меня вызвали в Чкаловск и поставили задачу обеспечить штурманскую часть этого налета. Предлагалось два варианта, один из которых был явно дан чисто для того, чтобы понять, что этот вариант – единственно возможный. Но все экипажи никогда над морем не летали, тем более ночью. Поэтому пригласили нас помочь с ориентированием. Всего от 212-го полка в вылете принимало участие семнадцать человек, все вылетели штурманами у ведущих «девяток». С самолетами СПБ мои люди не были знакомы, поэтому мы использовали только штурманский состав. Тем не менее я, как летчик, сумел опробовать эту машину в воздухе, подменив командира во время перелета над морем. У машины есть автопилот и проход справа, куда командир может спуститься. Удобнее, чем на ДБ-3ф. Там приходится сидеть за штурвалом весь полет, и, в случае ранения или гибели командира, штурман не может его подменить. Машины, на которых летели мы с майором, имеют радиолокатор, который может работать по воздуху и по земле. ДБ такого оборудования не имеет. Еще на земле мне объяснили, что ориентиром для меня будет Маршальский мост через Шпрее, который будет отчетливо виден на экране локатора. Так и было. Я определился и направил остальных именно по мостам. Визуально немцы применили маскировку и кварталы выглядят с воздуха не так, как в действительности. Камуфляж изменяет их до неузнаваемости. А мост выдает их с головой. Мы вывесили серию осветительных бомб, и остальным машинам было удобно пикировать и бомбить. Часть машин, шесть штук, вместе с бомбами взяли с собой ракеты, с помощью которых подавляли работу прожекторных батарей. Очень эффективное оружие. Ну, а о силе обороны немцев могу сказать одно: бомбить с горизонтали там практически невозможно. Времени на прицеливание тебе попросту не дадут. На отходе пикировщики попали под сильный зенитный огонь в окрестностях Берлина у аэродрома Темпельхофф и Мауэр-парка. Здесь моя недоработка, товарищ Сталин. Я дал команду после выхода ложиться на обратный курс, а требовалось в набор идти курсом «сто» до окружной дороги, и там уходить на Свенемюнде. Но эту команду я дал до атаки, тогда там тихо было. Когда набрали высоту, то немцы нас перехватить смогли только один раз на встречном курсе у Пренцлау. Но «лидеры», кроме локатора, имеют мощное пушечное вооружение в носу: четыре пушки. Пилот моего самолета в лобовой атаке сбил немецкий перехватчик. Атак сзади не было, мы отрывались от противника, имея скорость на 40–50 километров больше. После ухода в море ход сбросили и пошли экономическим. Шести поврежденным самолетам я позволил выйти из строя и следовать к ближайшему нашему аэродрому. Выделил четыре самолета сопровождения. Истребители сбили двух перехватчиков. У них локаторы есть штатно на всех машинах. Что касается налета… Я бы разбил полки на более мелкие группы и атаковал бы большее количество целей. Но такой задачи не ставилось, действовали по заданию. Считаю необходимым держать на трассе полета несколько подводных лодок, чтобы подбирать подбитые экипажи.

«Лично я до этого не додумался, хотя риск для лодок достаточно велик. Но – это мысль!» – подумал я, услышав предложение Голованова.

– Считаю, что, в условиях такого дефицита времени и на других самолетах, задачу бы мы не выполнили или понесли более внушительные потери на подходе-отходе от цели. Считаю необходимым передачу в АДД таких самолетов, с такой скоростью и точностью бомбометания.

«Обойдешься!» – подумал я и приподнял указательный палец, прося слова. Сталин утвердительно кивнул головой.

– Подготовку к этому вылету мы начали в январе этого года по приказу командования ВВС. Обучали командиров эскадрилий двух полков 23-й смешанной дивизии, командир которой находится под следствием по итогам проверки отделом боевого применения ВВС. Генерал Смушкевич в курсе событий.

Смушкевич кивнул, что да, в курсе.

– В ходе подготовки командиры экипажей освоили ночные полеты и полеты в сложных метеоусловиях со «слепой посадкой» на аэродроме в Чкаловске. Времени провести полеты над морем не хватило из-за задержки в поставках техники и вылете всех командиров эскадрилий на Крит для участия в боевых действиях. В их отсутствие занимались отработкой заданий на максимальную дальность с боевым применением. Судя по всему, экипажи этих двух полков готовы к выполнению сложных полетных заданий. Но передавать их в дальнюю авиацию преждевременно. Начавшиеся боевые действия показывают, что истребительные эскадры немцев базируются вблизи линии фронта из-за небольшого радиуса действия своих машин. И, как только мы сможем сформировать первую штурмовую дивизию, мы начнем выбивать их на аэродромах. А эти четыре полка, еще два мы готовим на новую технику, составят дивизию скоростных бомбардировщиков особого назначения, которые будут выбивать бомбардировочные эскадры немцев на местах базирования. Через месяц Антонов обещает дать четыре летающих командных пункта для командующих воздушных армий, и уже мы начнем воздушное наступление против немцев.

Тут выдал Кулик, не выдержал, видимо:

– Гитлер по радио сказал, что через три, максимум четыре, недели будет принимать парад в Москве.

– Если отдавать ему по сорок километров в день, то «да», за четыре недели управится, товарищ маршал. Несомненно! От Бреста до Москвы всего одна тысяча таких километров. За эти сутки ни одна бомба не упала на наши войска. Немцы отбомбились только по ложным аэродромам, потеряв почти семьсот бомбардировщиков, в двух попытках. Я несу, по готовности номер один, дежурство на ЗКП ВВС в Ставке Верховного Главнокомандующего. За это время я не слышал ни одного вызова воздушной поддержки непосредственно от войск. Их не бомбят и не штурмуют. Небо над ними мы закрыли и контролируем. Но армии у нас пока нет. Есть толпа, одетая в униформу. И пока она не нюхнет пороху и не умоется юшкой, не почувствует на своих губах вкус победы – грош ей цена. Я ведь мог взять лучших летчиков из ВВС и посадить их на СПБ-2. Мне бы не отказали. Дескать, надо и хоть убейся. Я взял худших в Московском округе. И сегодня они бомбили Берлин. Почти без потерь.

– А вот тут я генерала поддержу, хоть и не знаю, как его зовут, – оглаживая усы, сказал Буденный. – Я молчал, Иосиф, так как непонятка возникла: чего мы здесь собрались. Сейчас все от командиров зависит. Мои вон сегодня западную часть Перемышля отбили, так я Дементьева на корпус поставил, сразу. Не бомбят нас. Это он верно заметил. Карусель в воздухе такая, шо мама не горюй, но немец вниз не идет. Войска мои не трогает, и свобода маневра у меня полная. Вот и подтягиваю силы, чтоб звездануть так звездануть, чтобы до Берлина катились. А оборону держать надо, зубами, как под Царицыном держали, а не песни тут петь: мне никто не помог, я ухожу! Я те уйду! Так что уймись, Григорий. Халхин-Гол вспомни!

В 08.20 Сталин снял трубку телефона, они у него беззвучные, не то что у нас. Улыбается чему-то.

– Передайте большое спасибо и поблагодарите за сведения!

Повесил телефонную трубку, сел в кресло и начал набивать другую трубку. Все молчали и уставились на него. Тот раскурил ее, несколько раз затянулся и выпустил густые облака дыма. Маршалы полезли в карманы за папиросами. Мне тоже захотелось покурить, но Сталин сказал:

– Молотову принесли телеграмму от Черчилля. Доставил ее лично Криппс. Нас поздравляют с большим успехом нашей авиации. В здании Министерства авиации ночью проходило большое совещание, которое закончилось за пятнадцать минут до бомбежки. Уничтожено более двух с половиной тысяч высших офицеров люфтваффе. Погибли Мильх, Ешоннек, Рихтгофен, Мельдерс, командующие четырех флотов. Пострадал автомобиль рейхсмаршала, сам Геринг только получил контузию и ушибы. Погибли Гиммлер и Гейдрих, большое количество офицеров гестапо и РСХА. Полностью уничтожена Рейхсканцелярия, но там, кроме охраны, никого не было. Судьба Гитлера пока неизвестна. Оба выхода из бункера под обломками. Входные кабели связи повреждены. В Германии объявят траур в 08.00 берлинского времени. Черчилль собирается прилететь в Москву в ближайшие дни, чтобы наградить участников налета, обещает полный доступ к программе ленд-лиза. А это успех, товарищи!

Маршалы тут же переключились, начали хвалить Филина и Голованова, ну и мне немного перепало. Но из кабинета вышел полковник Кулик, с которым решили дальнейшее обсуждение вопросов не вести. Дела сдает Богданову, командующему Резервной армией. Через три дня начало наступления на Иран, согласованное с Великобританией уже давно. Таким образом закрывается возможность похода Гитлера на Ближний Восток.