Амурский вальс РВС

– А, явились, гости дорогие!

– Является черт во сне, а мы – прибыли, Иван Василич. Шифровка, велено передать во все отряды.

– От кого?

– Передал «Виноградов», лично, либо вам, либо Емельянову.

– Серёга, что ль? Жив курилка? Мухин! По твоей части!

Илья с удивлением посмотрел на подошедшего. Тот казаком не был, был фальшивомонетчиком, и дважды судимым за подлог, громкий процесс был, осудили его к каторжным работам. Илья знал его как Чижикова.

– А это кто? – удивленно спросил он и поднял руку с шелковиной, вовсе не собираясь передавать ее в руки такого человека.

– Комиссара мне прислали, Фёдором кличут.

– У меня приказ передать либо тебе, либо Емельянову. Этого товарища я знаю, как Чижикова, человека – нечистого на руку. Поэтому передам письмо Иван Ильичу, раз ты сам, Иван Василич, читать не хочешь.

– Ты что себе позволяешь, сынок офицерский? – взвился Мухин.

– А ты где был, Чижиков, когда мы Советскую власть в городе устанавливали? – ухмыляясь, спросил его Илья. – Почему 302-ю дружину не поднял, когда городскую думу разгоняли? А задергался уже в декабре. Да потому, что ты сам в думе сидел!

– Так, Илья, заканчивай! Пошли, не люблю я эту химию! – морщась, сказал Борода, и направился в другую комнату.

– А ты куда? – спросил он Мухина-Чижикова, и слегка толкнул его рукой, не позволяя войти в дверь. – Здесь посиди, Виноград поважней тебя будет. Сказал нельзя, значит, нельзя.

– Он – эсер!

– Он – большевик, еще в прошлом январе перешел к ним. – сказал Илья и затворил перед комиссаром дверь.

– Чё ты с ним сцепился? Мужичок он мелкий, да вонючий. Теперь не отцепится. – сказал Борода, доставая бутылку, с помощью которой можно было «проявить» написанное. Поморщился, разложил шелковку и начал водить по ней смоченной тряпкой. На ткани появились темные мелкие буквы, которыми были покрыты обе стороны материи.

Иван Васильевич вчитался в написанное, хмыкал несколько раз, довольно кивал головой, затем в дверь постучали, но он громко крикнул:

– Кто там еще! Не входить! Занят! Глянь, кто там, и гони в шею! – сказал он Илье.

Но за дверью стояла его супружница, Фрося, которая оттолкнула Илью и, все-таки, вошла.

– Этот, Фёдор, бузу вздумал поднимать, в третью роту побежал.

– Пусть бежит! Хрен ему, а не восстание. Удумали тоже! В городе целая бригада, да одних еропланов 6 штук. Восстание! Садись, гимназист, пиши! – и положил перед ним шелковку с приказом КомДальФронтом.

– А что за восстание? – спросил Илья, усаживаясь за стол, чтобы переписать сообщение.

– Да, тут носятся с идеей поднять села на борьбу с захватчиками, не казаков, а переселенцев. Дескать, Совет так решил. Пиши-пиши, а то ужин стынет. Слышь, Илья, а ты дальше куда?

– Приказано помочь ивановским.

– Там помогать-то уже некому, разбежались они по другим отрядам. Начштаба ко мне пойдешь? Батька-то у тебя штабным был, да и ты все время возле штаба крутился. Ы? Че скажешь? Нету грамотного ни одного, кто б карту читать мог, да марши готовить.

– Да мне надо бы с дядькой поговорить, я в Талали собрался.

– Да он же тебя не отпустит, а ты внимательно приказ прочти! У него боев не будет! А мы – на отшибе, нам и действовать приказано. Пиши-пиши!

Приказ, действительно, запрещал боевые действия вблизи города. Требовалось растянуть силы противника, вынудить его распылить свои отряды для охраны коммуникаций. Копить силы и ждать приближения Красной Армии. Подвергать налетам только обозы противника и отряды колчаковцев. Японцев не задирать, менять власть на местах, без объявления об этом. Втихую. Здесь, само-собой, восстанием и не пахнет! Едва успел поставить последнюю точку, как за окном раздались крики, требующие командиру выйти. Буза началась. Но к хате, в которой они находились, со всех сторон начали подтягиваться казаки.

– Держи! – Борода протянул Илье его мечту: «маузер» в деревянной кобуре, которую он перекинул через голову и повесил на левую сторону. Они, и еще несколько человек, вышли на крыльцо, перед которым находилось около пятидесяти вооруженных рабочих и крестьян, возглавляемых тем самым Мухиным.

– Комиссар, ты чего бузишь? Хочешь, чтобы я тебя разложил на две части? Ты в моем отряде, а не я к тебе пришел. А ну, всем на построение! Бегом! Горнист! Сбор!

Звонкие звуки тревожно раздались сзади, и из изб начали выскакивать остававшиеся там казаки и партизаны.

– Равняйсь! Смирно! Третья рота! Вы команду не слышали? – голос у него был хорошо поставленный, командирский. Он – бывший вахмистр. Третья рота задвигалась, немного подравнялась и замерла.

– К нам прибыло подкрепление с под Читы, привезли приказ командующего фронтом товарища Лазо. Весь зачитать не могу, но кратко поясню. Красная Армия ведет наступление на Киев, они взяли Казань, вернули Симбирск и Уфу, разгромили армию Комуча. Ведут наступление в Прибалтике, взяли Ригу и Двинск. Но в Омске формируются еще одна белая армия, которая, как только установится погода, перейдет в наступление против наших 1-й и 5-й армий под командованием Тухачевского и Блюмберга. Нам поставлена задача блокировать воинские перевозки по железной дороге. В бои с японцами не ввязываться, нападению подлежат только части армии Колчака и семеновцы. Ну, и кумовьев наших, гамовских да калмыковских, не забывать. В деревнях воду не мутить, не подвергать население угрозам со стороны японцев. Время гнать их еще не пришло. Приказано беречь людей и силы, ждать подхода Красной Армии. Вот так! Что касается тебя, комиссар, и решения твоего «Совета», то, как я тебе и говорил, приказ категорически запрещает провокации против японцев. Так что, бред свой, с восстанием, можешь забыть. Приказ РевВоенСовета фронта. Вопросы?

– Да как же так? Там в городе люди гибнут, а мы отсиживаться будем? На помощь не придем?

– А чем ты можешь им помочь? В городе стоит японская бригада. Восстание в деревнях будет подавлено, и мы лишимся большего: поддержки на селе. Одна Георгиевка вас всех не прокормит. Вас много, а землицы здесь – кот наплакал. Есть приказ, значит, так и действуем. Все, разойдись!

А тут еще и колокола зазвонили, так что, самое время ужинать. Бойцы расходились по домам и землянкам.

– Пойдем, Илья, повечерим. А брательник-то где?

– У пулемета. Щаз придет.

– Шустрый ты! Давай-давай, думай! Второй раз предлагать не стану! А этот Мухин – не рыба, не мясо. Комиссар из него – как из говна пуля, даром, что в Совет выбрали.

Но ответа Илья ему не дал, решил вначале до Талалей доехать. И надо было решить кому передать самую главную ценность, ради которой все и затевалось: ротапринт и шрифты. Они нужней всего на той стороне Зеи, да вот как туда добраться? За ужином он завел разговор, но не об этом, а о том, каким образом противник узнал о том, что они едут.

– Этого, брат, я те не скажу. Мы от города далеко, прямой связи с ним не имеем. Все идет через Талали. Там поставлено несколько иначе, чем у меня. Здесь-то – глухомань, и оборону держать легко. А там крутиться надо. Хотя и здеся забот полон рот. Вот разбились на «роты», целых три, а народу всего 246 человек, двух эскадронов не набрать, половина – безлошадные. «Трехлинеек» мало, больше «берданки», пулеметов – два. Патронов почти нет. А мужики – стрелять не умеют, особливо корейцы и китайцы. А беда общая: и там японцы, и тут японцы. «Колчаков» можно не считать. Их Макарушка, дядька твой, приголубил так, что долго еще не поднимутся. Они учения решили провести на Томи, а он у них вначале угнал обоз с боеприпасом, ночью отбил батарею, а потом окружил их в Сухой пади, дал расстрелять боеприпас, и выпорол всех, особо резвых порубал. – Иван Васильевич зашелся беззвучным смехом. На сторону большевиков перешли, в основном, казаки с германским боевым опытом. А «гамовские» пополнились теми, кто в тылу отирался всю войну. «Колчаковские» войска комплектовались вчерашними гимназистами да приказчиками разорившихся из-за войны контор и лавок. Так что реальной боевой мощью они не обладали. Те, кто прошел германскую, были распропагандированы еще на фронте. Именно фронтовики составляли основной костяк всех отрядов. Их было не слишком много, но использовались казаки, амурцы да уссурийцы, в основном, в «охотных командах», так как с детства были приучены к тайге, да к пограничной службе. Наблюдать, отыскать тропы, по которым кули переносили контрабанду. Пресекать переброску золота за рубеж, чем активно занимались китайцы. Плюс разбираться с бандами хунхузов. До войны подготовка амурских казаков была достаточно высокой, а вот дальше начались сложности с боеприпасами, кадровым составом, с лошадьми, а, главное, очень активизировались цинские разведслужбы и купцы. В ход пошел подкуп, война была очень непопулярна, а за счет пропуска «контрабаса» можно было «откупиться» от маршевых рот. По этому «параметру», в основном, и произошел раздел войска. Не исключая, конечно, и родовой признак.

Утром команда двинулась дальше, в сопровождении того же Михалева. Через час от дозорных поступил сигнал тревоги. Изготовились к бою, но все оказалось еще более загадочно: дозорные задержали двух партизан, которые сопроводили комиссара Мухина на ближайшую станцию Ту. Он, якобы, поехал с подписанным письмом партизан 3-й роты в город, чтобы обратиться к подпольному Совету, что командир отряда Строгов вышел из подчинения Совету Народных Депутатов, и не желает исполнять его решения.

– И вся рота подписала?

– Ну, почти, он до полуночи бегал и кричал, чтобы подписывались.

Илья отвел в сторону Михалева:

– У него с собой список роты, попадет к противнику, не миновать арестов родичей. До Талалей мы и сами доберемся, не маленькие, а ты давай-ка к командиру вместе с этими мужичками, да предупреди перекрыть дороги на Ту и Сиваки. И напомни ему про тропу на Черняево. Давай, действуй. Скажи ему, что это я, как начштаба, прошу ему передать.

Из саней достали шесть ящиков винтовочных патронов и завьючили трех лошадей, отъезжающих в отряд, на всякий случай. Путешествие предстояло довольно долгое, между Георгиевкой и Талалями 110 километров по прямой. А в тайге прямых дорог нет. За то время, пока вернутся, многое может произойти с отрядом. Ночью, на пятые сутки, не по мостам, форсировали коварную реку Белая, из-за теплых ручьев лед на ней тонкий, с подмывами, но обошлось, прибыли на место. Она хоть и мелкая, но купаться зимой холодновато. Подъехали прямо к дому дядьки, караулов с той стороны у него не оказалось, бери голыми руками. На шум вышел сам хозяин, да вот только он не сильно обрадовался нашему приходу. В дом не пустил, почему – не сказал, пошли обратно за Белую, там у него казармы, где базируется примерно половина отряда. Рассказали ему о «конфузе», поэтому, в первую очередь, бывший есаул отправил дежурного посты проверить. Казакам, прибывшим с Ильей, выделили место в казарме, даже с простынями, а Макар Василич с племянниками перешел в штаб, который находился за казармами. На столе появилось угощение, бутылка «Николаевки», невиданная роскошь. Помянули всех. Но новости были плохие. Мухина взяли, проследили от вокзала и забрали на конспиративной квартире сразу по приезду. Через два дня он был убит прямо на улице, якобы, при попытке бегства в центре города. Причем не конвоем, а проходящим японским офицером.

– Судя по всему – неудачная инсценировка побега.

– А что в городе?

– Пока тихо, ни арестов, ни облав. Вот только можешь на себя полюбоваться. – и он достал из стола плакат с портретом Ильи и надписью: «Разыскивается опасный преступник».