– А что за приборы?
– Их шесть, для ввода расчетов маршрута, запуска гироскопов, ускорителей и тому подобного.
– Это не так сложно, товарищ адмирал. Для авиации дальнего действия это очень необходимая вещь!
– Вам больше подойдет радиоуправление, чем полет по маршруту. У вас точка старта неизвестна.
– Какова ее стоимость? – этот вопрос, само-собой, задал Вознесенский.
– Серийной стоимости мы еще не знаем. Эти пока золотые. Но это носитель ядерной бомбы. Он у нас есть, и позволяет не входить в зону ПВО.
– А какова ее точность? – это уже Сталин.
– Если чисто по счислению, то 10 километров, если по радиоконтрастной цели, то попадает точно с дистанции в 400–500 километров. Стреляли на такое расстояние по пассивному отражателю. Отражатель просто исчез. Если работает «Чайка», то полкилометра КБО без использования самонаведения. С наведением еще много чего предстоит сделать, чтобы уменьшить отклонение. Эти вопросы мы с товарищем Келдышем прорабатываем. Они – решаемы, но требуется время и наработки. Что касается цены, она даже дешевле самолета будет получаться. Двигатель прямоточный, без вращающихся частей, не считая насосов. Пока дорого стоят приборы управления, их серийного производства еще нет. Наладим, цены упадут.
– Что у вас по спецкомитету? Когда, самое главное.
– У меня пока ответа нет. Если расчеты верны, то через две недели накопим необходимое количество 239-го. Затем его требуется перевести в газ, разделить и восстановить.
– Медленно, очень медленно.
– Товарищ Сталин, на первом совещании говорилось о 50-м годе. Сейчас речь идет о конце сорок четвертого – начале сорок пятого. Носитель – лежит перед вами, мы его подготовили. И лодку заложили. Мы спим по два часа, да в самолетах. Самая сложная часть работы выполнена, процесс запущен, остановить его уже никому не удастся.
– Это может сделать товарищ Вознесенский. – пошутил Иосиф Виссарионович. – Но мы ему не дадим этой возможности. Через две недели, говорите? Проведите их в Рице, все четверо. Мне одному кажется, что они заслужили отдых и Государственную премию первой степени?
И протянул мне руку. Такой награды я еще не удостаивался. Березняк, правда, от поездки отказался. Не при всех, а чуть позже, изделия прибыли в Москву для государственных испытаний, плюс на него «насел» маршал Голованов, сразу, как только кортеж Сталина покинул полигон. Тот заявил, что включит это требование в программу.
– Адмирал, пойми правильно, у тебя нет ни одной посудины, чтобы ее разместить. Пока делаешь это – война закончится. А у меня две дивизии Пе-восьмых. Мне их в пекло приходится посылать, а тут подошел на 500 километров к цели, пустил и обратно.
– Тащ маршал, они – противокорабельные, это их основное назначение. Пулять ими по площадям – занятие тухлое.
– Есть такие цели, на которые не жалко потратить твою дорогущую ракету. И они, как ты там говорил, радиоконтрастны. Отойдем-ка в сторонку.
Маршал решительным шагом отошел на пару десятков метров, и залез в планшет. Достал карту, даже не карту, а крупномасштабный план Берлина.
– Вот это здание, это театр, раньше был, теперь место партийных встреч и крупных совещаний генералитета Германии. Как видишь, оно отдельно стоящее, но вокруг сплошные зенитки, этот район Берлина прикрыт так, что туда практически не пройти. И есть человек, который может прислать время, когда там соберется вся их «шобла». Пятьсот километров твоя дурища летит всего 10 минут. Никто выйти не успеет. Сможем туда попасть?
– А Вы сводку сегодняшнюю слышали? – смотр происходил 6-го июня 1944.
– Слышал.
– Знаете, что произойдет, если мы это сделаем? Без санкции Верховного я этого делать не буду. Гитлер нам сейчас больше живым нужен, чем дохлым.
– В машину! Поехали.
Но поехал маршал не в Кремль, а на ближнюю дачу, видимо хорошо знал привычки «хозяина». У меня пропуска туда не было, но Александр Евгеньевич о чем-то пошептался с незнакомым мне комиссаром ГБ, и мне сказали: «Проходите». Оружие пришлось сдать. Это была старинная усадьба, но немного перестроенная. Она не имела «парадного» входа, в общепринятом смысле этого слова. Через 10 минут ожидания, дверь открылась и Голованов пальцем поманил меня.
– Здравия желаю, товарищ Сталин. – тот сидел за столом в кабинете, куда мы прошли по коридору.
– То, что ви отказались исполнять предложение товарища Голованова, это правилно. Нам, дэйствително, Гитлер нужен живым и здоровым. Но подготовить такую операцию требуется. – Последнюю фразу Сталин произнес чисто, без малейшего акцента. – Целью должен стать генералитет вермахта, здание Люфтваффе и гестапо. Это законные военные цели. Однако максимального эффекта мы добьемся только в том случае, если применим атомную бомбу.
– Товарищ Сталин, я немного познакомился со свойствами этого оружия. Пока чисто теоретически, но думаю, что достаточно хорошо. Взрыв происходит в течение очень короткого времени. Весь уран или плутоний за это время прореагировать просто не успевают и разлетаются во все стороны, заражая воздух и местность, как продуктами деления, так и окислами урана. Плутоний еще и ядовит. Если мы хотим получить политические козыри, то удобнее всего сделать это в виде угрозы применения этого оружия. Я бы предложил пригласить на испытания союзников и пленных генералов, причем тех, кто отказался от сотрудничества с нами. Таких, закоренелых фашистов и эсэсовцев. А потом переправить их через линию фронта, можно предложить немцам произвести обмен пленными.
Установилась небольшая пауза. Многие тогда еще не понимали, какого зверя мы пытаемся «приручить».
– Заражение местности?
– Да, товарищ Сталин, и теоретически его можно даже усилить, добавив в корпус бомбы некоторые элементы, например, кобальт.
– Согласен, мы проведем открытые испытания. Таким образом мы исключим возможность создания новой коалиции против нас. Какова производительность вашего БР-1? Не слишком ли маленький он?
– Рассчитываем получить до конца года три «урожая» по шесть штук. 18 изделий. Кроме того, Ершова, Кикоин, Зельдович и Харитон в течение месяца обещают завершить разделение 10 тонн урана, это примерно 72 килограмма U
. Нейтронные отражатель и инициатор есть, товарищ Щербаков очень толковых ребят послал в Забайкалье, нашли флюорит, флюорит с бериллием и много урана, так что попробуем сделать побольше. Осталась проблема с карбидом вольфрама, но решаем, вместе с монгольскими товарищами.
– Вольфрам нужен на фронте, товарищ Станкявичус.
– Вместо него можно уран использовать, у нас теперь его много.
– Это как? Он же радиоактивный?
– Уран 238 почти не активен, очень плотный, тяжелый и не хрупкий. В качестве сердечника применять его можно.
– Привлеките для этого маршала Яковлева, из ГАУ. Если все так, как вы говорите, то увеличим вам поставки вольфрама.
– Есть.
Глава 5. Приключения с «носителем»
Своего Александр Евгеньевич добился, я поехал за Еленой, а он уволок Березняка из нашей компании. Побыть на отдыхе удалось всего 10 дней, вызвали в Москву разбираться с аэродинамикой. ЦАГИ категорически отказался признавать результаты заводских испытаний, а единственная пусковая установка, находящаяся в Москве, оказалась разобранной для переноса ее деталей на самолет Пе-8-42911. Не было на полигоне и самого Березняка, не было никого из команды. ЦАГИ издало боевой клич, и принесло в кабинет Сталину письмо, подписанное докторами Дородницыным и Лойцянским, и директором ЦАГИ Шишкиным, что государственной комиссии подсовывают «липу», все сделано не так, как рекомендовано ЦАГИ, а Дородницын сталинскую премию полтора года назад получил и докторскую защитил по «Пограничному слою в сжимаемом газе», не имея сверхзвуковой трубы, под руководством Лойцянского. Тот был начальником расчетного отдела ЦАГИ. Таких продувок еще не было. В общем, не совпала теория с практикой. Сталин о том, что Березняк в Чкаловском не знал, позвонил на дачу в Рицу, и наш отпуск пришлось срочно завершать. Связались с полигоном в Ахтубинске, запросили номера грузовых накладных, они должны были пусковые отправить в Казань и в Москву. Приземлились прямо в Стаханове, и полный вперед к Шишкину. Келдыш до спецкомитета работал в этом институте, поэтому чувствовал себя как дома. Ругань стояла – мама не горюй! Келдыш «весил» несколько больше Шишкина, и лично участвовал в испытаниях.
– Вы что, считаете, что я мог подписать «липу», будучи начальником отдела динамической прочности?
– А почему, подав заявку на государственные испытания, никто не приехал от вас к нам и не представил нам ваше изделие? Мы узнали об этом задним числом, от товарища Дементьева[5 - Замнаркома Авиапрома.].
– Нас всех отправили на отдых на дачу Сталина, на озере Рица. Здесь остался только Березняк, по просьбе маршала Голованова, для подготовки испытаний по воздушному пуску изделия.
– А где он? Что за безобразие творится? Какая машина из образцов должна поступить на прочностные? Нас Дементьев в узел завязал, что мы затягиваем это дело!
В общем, отдохнули! «Кончай перекур! Начинай приседания!» Добро пожаловать в ад. Шишкин категорически отказался принимать машину на прочностные, пока ему не докажут, что заявленные характеристики действительные. А где здесь проводить такие испытания? Выручил Голованов. У них машина оказалась в полной готовности, ждали только нас. Пускал ракету лично маршал у Липецка, замеряли ее скорость и высоту в пяти точках, а упала она неподалеку от Красного Кута под Энгельсом, где находилась оцепленная площадка с мишенью, до которой было 580 километров. То есть, расход топлива оказался в норме, ракета могла летать на 700 километров. Упала она с работающим двигателем.
И у всех в ЦАГИ возник вопрос: «КАК?». Задали его Березняку.
– Схему и компоновку с тонким безэлеронным крылом, кольцевым воздухозаборником и цельноповоротными рулями предложил Сергей Иванович, я реализовывал его задумку. Он же предложил установить датчик в камере сгорания, чтобы организовать зажигание и уменьшить пожароопасность на старте. У нас несколько ракет так сгорели. Назвал он и причину, почему двигатель не запускается: недостаточная мощность ускорителей. Ускорители делали на Мехкастрое, который выпускает реактивные глубинные бомбы для его бомбометов. Схему мы не продували, Сергей Иванович сказал, что у трубы недостаточная скорость потока.
– То есть, Вы, Сергей Иванович, знали, как преодолеть звуковой барьер?
– Да, знал. При попытке увеличить дальность полета глубинных бомб с помощью баллистита «А», выяснилось две его особенности. Во-первых, он дымил при использовании старых сопел, мы прокатали их в районе критического сечения, и скорость струи удалось поднять до 1300 метров в секунду. Но, ракета перестала летать по баллистической кривой, убрали кольцо со стабилизаторов, все равно летать нормально «не хотела», пришлось изменить углы нарезов и закрутить ее сильнее, придать стабилизаторам стреловидность и поставить их под углом к оси. Баллистика вернулась, а мы поняли проблему: сильное уплотнение в носовой части и на выступающих частях. Настолько сильное, что имевшихся углов закрутки не хватило, ракета начала стремиться перевернуться в воздухе, как будто ей в головную часть свинца насыпали или урана. «Тяжелый нос».