Бар «У Констанции»

Симптомы болезни снимал лишь имбирный эль. Генри покупал его каждый вторник в аптеке в городе. Рукой подать на самом деле, если ехать дилижансом, чему Генри противился, проявляя высшую степень консервативности.

–Папочка, мне плохо! Нужен…эль… – закашляла Анна внутри хижины.

Генри мгновенно бросил топор и открыл шкаф в кухне, где предположительно находился эль. Но его там не было. В миг разочарования выражение лица Генри приняло ещё более серый и измученный оттенок, чем обычно. С печалью посмотрев на кашляющую дочь, он решил сейчас же, во что бы то ни стало, отправиться за элем.

Не одевшись, в одной клетчатой рубашке выбежал Генри из своей хижины и направился к аптеке. Впереди царствовал снежный безысходный пейзаж, в летние деньки представлявший собой импрессионистичную рощу. Ранним утром, ни о каких кэбах, особенно в деревушке, речи идти не могло, поэтому Генри нёсся, глотая холодный воздух, пересиливая мороз.

На горизонте появились двое полицейских с оружием наперевес. Что-то искали в такой глуши, вероятно. Генри пробежал, задев своим телом, одного из них. Тот, ясное дело, был ошеломлён, как любой человек, наделённый иллюзорной маленькой властью. Замахнулся ружьём со штыком на Генри, попытался проткнуть левое предплечье, но мужчина успел уклониться, легко отобрал оружие у полицейского и со всей своей силой ударил деревянным прикладом по лбу. Городовой рухнул на снег без чувств, расплывшись в дурацкой зловещей гримасе.

Второй городовой испуганно наставил ружьё на Генри.

– Ты же тот самый убийца, что мы всем штатом ищем! Умри, сука!

Генри вовсе не был убийцей, лишь имел поразительное сходство с многими американскими мужчинами, одевался так же, как и простой народ. Один из тысяч.

Мужчина не ответил полицейскому. Совершил резкий рывок, в попытке отнять оружие, но второй противник был не так прост и оттолкнул ружьём Генри, затем проткнул плечо штыком. Генри завыл от острой боли и негодования. Это только прибавило ярости, животной, несказанной дикости. Генри прыгнул на полицейского сверху и принялся избивать того кулаками. Крепкие, выверенные удары быстро оставили полицейского без чувств и прибавили свежих шрамов на его физиономии.

Осознав тяжесть своих действий, Генри заплакал. От боли, от горечи. Довольно быстро взял себя в руки, встал и побежал дальше, осталось не так много. Придерживая раненое плечо, мужчина как можно быстрее передвигал ногами, с трудом вдыхая и выдыхая.

Спустя какое-то время, Генри добрался до городской аптеки. Ворвался в неё, сильно напугав фармацевта, после чего изложил суть своей проблемы, кинул горсть монет на аптекарский стол, получил лекарство для дочери и ринулся восвояси.

Его будут искать.

Найдут.

Пытки.

Кровь.

А как же Анна?

Как же дочь?

Путаные словно клубок пряжи мысли рождались в разуме Генри с частотой сопоставимой с ударами сердца в минуту. Боль в плече пульсировала и росла. Пробегая по месту, где произошла стычка с полицейскими, мужчина не обнаружил бесчувственных стражей порядка. Значит, дело-дрянь. За ним следят. Генри посмотрел по сторонам. Вроде никого.

Раздался выстрел ружья. Генри тут же посмотрел на источник боли, которая словно ударами боксёра по корпусу, раздалась в области левой кисти. Два пальца отсутствовали. В ужасе, Генри, бежал до своей хижины. Туда, где дочь. Туда, где жизнь.

Генри остановился. Бежать сил больше не было, но дом, к счастью, находился в десяти шагах от мужчины. Полицейские появились за спиной и наставили ружья. Их было не меньше дюжины. Но почему-то они решили не стрелять. Генри принялся судорожно передвигать ноги к хижине.

Раз.

Левая нога сделала трудный шаг, ответивший болью по всему телу.

Два.

Правая нога передвинулась.

Три.

Ещё немного.

Четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Генри дома. Сейчас его обнимет Анна и всё будет хорошо. Он вернётся на свою лесопилку и будет каждый вторник носить имбирный эль для Анны. А полицейских угостит и объяснит всё. Они ведь тоже люди.

Стук в дверь. Полная радости Анна открывает дверь. На пороге стоит мужчина, на лице которого отражена печаль, по рыжей бороде его стекают слёзы. Он протягивает окровавленными руками бутылку имбирного эля, лекарства, что собьёт симптомы Анны хоть ненадолго. Девушка принимает дар мужчины в свои нежные болезненные руки.

Звучит выстрел. Генри падает на землю с пулей в спине. Поднимает взгляд, насколько это возможно, к ошеломлённой Анне.

–Живи, дорогая. Живи. – улыбается Генри и закрывает глаза.

Кровавая Мэри

Пальцы музыканта неумело шагали по клавишам расстроенного клавесина в таверне «Лягушка». Тошнотворные и отвратительные звуки, что вырывались на свободу из инструментальной преисподней, наполняли таверну некой атмосферой насыщенности. Ужасная музыка проникала в дыры между простой болтовнёй моряков, сошедших в порт и решивших развлечься в таверне; становилась той самой разряжающей обстановку шуткой юмора даже в самой опостылевшей солдатской байке; играла важнейшую роль в завлечении куртизанки очередным посетителем таверны.

Он пришёл незаметно. Словно тень от пианиста прошёл к барной стойке. Треуголка его была ободрана, как и всё остальное одеяние. Рваные лохмотья лишь отдалённо напоминали камзол. Лицо его было испещрено морщинами, а глаза блеклые, мертвые, не выражающие ничего, кроме безысходности.

Присев за барную стойку, человек достал кошель, высыпал из него несколько дублонов, что с приманивающим официанта звуком грохнулись на ободранное дерево.

– Чего изволите? – спросил официант, взглянув на дублоны с улыбкой.

– «Кровавую Мэри».

Через пару минут напиток оказался на столе. Человек взял в руку медную кружку и глотнул этой симфонии горечи и крови, что отдалась миллионами ощущений по всему истощённому телу.

– Меня зовут капитан Джеймс Баттер. И, да, я хочу рассказать историю. А ты хочешь услышать. Я вижу это в твоих глазах. Поэтому, пожалуй, начну. Всем же интересно, как я докатился до такой жизни. Ну, вот и слушай.

Бабы на судне к несчастью. И если ты хочешь выебать красотку во время плавания, то лучше воздержись. Сделай своё дело в ближайшем порту и не тащи девчонку на борт. Ради всего святого, не тащи!

Нас было шестеро. Бравая команда каперов, закалённая в боях! Чего мы только не пережили. Настоящие приключения настоящих мужчин! Но прежнее судно затонуло после тяжелейшего сражения с какой-то пиратской посудиной, умудрившейся взять нас на абордаж и вырезать большую часть всей команды. Естественно, мы отвоевались, но какой ценой. Только ржавую пиратскую посудину и забрали себе. Без дома, без крова кое-как мы добрались до ближайшего порта. Им оказался Дартмут. Пиратский флаг, конечно, приспустили, мы ж не дураки.

Билл, Кевин, Джордж, Хэмитч, Фарадей и я, моментально сойдя с судна, метнулись в самый непристойно дешёвый и убогий бордель. Я расслабился, как и остальные, предавшись утехам, да таким, чтобы ещё на три года морских путешествий по морям хватило.

И не заметил я, как самый молодой из команды, Билл, затащил на нашу шхуну женщину, которая словно была создана для каждого из команды. Роскошная, ослепительная Мэри. Более страшной твари я в жизни не видывал. Её пленительная красота забирала сердце моряка сильнее пения всех сирен в этом чёртовом мире. Ей ни в чём нельзя было отказать.

Первым добычу Билла заметил Кевин, ушедший в каперство после неудачной актёрской карьеры. Конченый алкоголик, частенько отлынивающий от работы, и тот ещё забулдыга. Баба валялась в куче лохмотьев и тряпок где-то в центральной части палубы. Туда особо никто из мужиков не лазил. Так, свалка в качестве балласта. И каково же было моё удивление, когда Кевин притащил ко мне на мостик эту шлюху. Её ноги были способны возбудить любого мужика, а голубые глаза вырвать сердце навечно. Истинная женщина-вамп.

И я был пленён её красотой. Как только увидел её, сразу же свистнул остальным мужикам. Примчались они, словно те пираты в злополучном для нас и для них сражении. Я предложил ребятам пустить по кругу эту девицу, она всё равно по-нашему не понимает. По крайней мере, так казалось, ибо шлюха не выказывала никаких эмоций, когда я во всех красках объяснял, кто и как её будет драть.

Решено было закрыться с Мэри, так мы её назвали, в каюте и отыметь её по-полной. Но стоило нам это сделать, как все стали будто прокажённые. Так и стояли на месте вокруг Мэри. Не шелохнутся, не дрогнут, взоры их устремлены на Мэри, но никакой похоти. Разве что какую-то нежность и жалость выражали их лица.

Я в ужасе от этой картины выбежал из каюты. Начал кричать, называть

команду самыми бранными словами, надеясь, что хоть кто-то среагирует, но в ответ была тишина.

А ведь мы даже не отчалили тогда. Думали, постоим в порту с недельку, развеемся. Ага, как же.

Плюнув на команду, я заснул на корабле. А когда проснулся…

О, что же случилось с командой! Фарадей и Джордж обращались с Мэри как бы со своей женой. Им казалось, что они дома, со своей семьёй. Джордж играл с детьми, которых никто не видел, кроме него, а Фарадей постоянно приносил сласти из Дартмута. Кевин думал, что Мэри – это его мать, и постоянно убирался, а Хэмитч веселился с Мэри, как бы с очередной падшей женщиной в борделе.