А змей ретироваться ему не позволяет, спрашивает со всей государевой строгостью:
– Кто такие? Откуда взялись?
– Разбойники, – снова вытягивается Потап Михалыч. – Симеоны!
– Почему думаешь, что разбойники?
– Потому как людской породы существа, а люди, ваше лесничество, они все есть чистой воды разбойники. От них в лесу завсегда один, понимаешь, урон!
Змей когтистыми пальцами по земле постучал, в крошку целый пук дёрна перемял – поразмышлял, значит. Смотрит на доставленных. А те до сих пор сло?ва вымолвить не могут, с прихваченными носами стоят.
– Однако их здеся двое, – недоумевает царь-змей.
Медведь чуть помедлил, но согласился.
– Так точно, ваше величество, – говорит, – около того.
Тут Иван всё ж таки нос разомкнул, головой дёрнул, как жеребец, и понесло его ретивое.
– Никакие мы не разбойники, – говорит он и шаг вперёд делает, – а уж тем паче не Симеоны, за которых нас принимают! Меня, например, Иваном зовут. А ты кто таков будешь, удивительное существо?
Змей от такого обращения остолбенел, медведя лапой отодвинул на край поляны: сам, мол, разберусь со смутьяном, безо всяких мохнатых помощников.
– Я, – объявляет снисходительно, – Тигран Горынович Первый, всех зверей единоличный царь.
А Иван всё больше наглеет, прямо на рожон прёт: сломила его, видать, химическая атака!
– А разве царь зверей не лев? – спрашивает развязно.
– Львы у нас не водятся, – отвечает Тигран Горыныч.
– Так ведь и драконы не водятся!
– Я не дракон, – терпеливо объясняет животное. – Я тигровый полосатый змей редкой ископаемой породы, северного разновида. Единственный в своём роде.
– Стало быть, тебя охранять надо? – интересуется Иван.
– А как же! Конечно! – соглашается Тигран Горыныч и с явным удовольствием рассказывает об этом подробнее: – Давеча даже научная экспедиция приезжала, мерки с меня сняла и в какую-то Красную книгу записала. Даже отпечатки попросили на память оставить. Да… – Змей гордо раскланялся на разные стороны, а затем как-то резко поник заповедной своей головушкой. – Только… Конфуз вышел, однако: те экспедиторы самозванцы оказались, воры обыкновенные и разбойники, подлое человечье семя! Угнали у меня, срамоеды, коврик-самолёт! А я без него на дальние расстояния передвигаться неспособный, отяжелел с годами, турбулентность потерял… – Вдруг вскинулись бровки змеиные. – Да уж не ваши ли дружки-сподвижнички?! Небось в одной шайке состоите!
– Мы, государь лесной, ни в какой шайке не состоим, – отвечает Иван, – а, наоборот, даже являемся лицами уполномоченными. И явились мы к тебе, государь, не с воровством и подлостью, а с дружескими посланиями. Отец мой батюшка велел тебе на словах привет передать и засвидетельствовать своё почтение.
Змей насторожился.
– А кто ж таков у тебя отец-батюшка, – спрашивает, – коли он моей царственной персоне смеет свойские приветы передавать? По какой такой линии сие панибратство? Какого он роду – княжеского или, может быть, королевского?
– Не княжеского и не королевского, ваше лесничество, – говорит Иван весомо, – а только все князья да короли ниц перед ним падают. А роду он мужеского, и зовут его Кощей Феофаныч Бессмертный. Слыхал о таком, государь?
Тигран Горыныч удивился несколько, посмотрел на Ивана испытующе, голову приблизил, глаза прищурил. А потом как расхохочется – будто камнепад с Гималаев сошёл. От этого смеха даже земля слегка задрожала, птицы любопытные вспорхнули и отлетели подальше, а ворон, который на дубу сидел, трубу свою выронил.
– Вот те на! – говорит змей. – вот так встреча! Вот смех – Кощейка Грязной привет мне передаёт! А ты, стало быть, сынок его – Ивашка Кощеев! Ну, умора! Ну, курьёз!
Иван такой реакцией недоволен явно, даже щёки надул и голову набычил.
– Это в чём же, – спрашивает, – курьёз и умора?
– А в том, – уже без смеха отвечает ему Тигран Горыныч, – что папаша твой числится у меня в первейших обидчиках и имею я на него зуб коренной, который уже годиков, почитай, двадцать как растёт и ноет. И, стало быть, то, что ты этому негоднышу родным сыном приходишься, отнюдь вину твою не смягчает, а наоборот!
– Какую вину-то? – не понимает Иван.
Он, видать, к логике уповает, а Тигран Горыныч к другим наукам склоняется, не к таким точным.
– Понятно какую, – объясняет, – яблоко от яблони недалече падает.
Тут Иван несколько растерялся, даже и не знает, как дальше с Тиграном Горынычем разговаривать, чем ещё его увещевать. Сдулся в один момент его химический запал, исчезла героическая живинка. Теперь ему даже страшновато сделалось за дерзкое своё выступление.
– Чем же тебе, государь, – разводит он руками, – батя мой так наперчил?
– Чем?! – рычит змей. – Да он был мне друг и сотрапезник, а потом забыл, стало быть, своего сотоварища, обабился, сучок фанерный, дружбу мужскую под откос пустил! Предал он меня, а предательство – самый тяжкий грех!
– Да нет же, государь, – оправдывается Иван, – он всегда тебя помнил, всегда в пример приводил!
– Не ври, хлопец! – рычит змей. – Батька твой – свинтус порядочный, сущность у него неблагодарная. Он же, пестик дизельный, меня на свадьбу свою не пригласил! Представляешь ли? Всех пригласил, а меня – самого своего закадычного дружка – профутболил об штангу! Не забуду никогда ему такой обиды!
Взвыл Тигран Горыныч от негодования, аж огнём в сторону леса шугнул – ветки верхние опалил. Потом вдруг улыбнулся Ивану и спрашивает ласково:
– Ты, Иван Кощеич, чего больше любишь – грибки солёные или горький хрен?
Ваню такой вопрос обнадёжил, силу ему придал. Он и отвечает:
– Вообще-то грибы я больше люблю. Особенно рыжики. Но и к хрену тоже уважение питаю, если, конечно, он ядрёный и правильно приготовленный.
– Хорошо, – кивает на то Тигран Горыныч и удовлетворённо чавкает. – Вот и договорились насчёт завтрашнего меню.
Привстал змей на задние лапищи, голову к лесному своему народу направил и объявляет громогласно, чтобы до каждой мухи его царственное слово дошло:
– Повелеваю царской милостью! Завтра утром мы, Тигран Горынович Первый-Единственный, соизволим устроить торжественный завтрак. На повестке дня следующее блюдо: два человека разбойничьего происхождения с солёными рыжиками и хреном. Есть буду лично. Царь всех зверей, и приятного аппетита!
Глава 10
Тигран Горыныч и Горшеня-мужик
– Со мною как будто уже было такое, – замечает Горшеня.
Иван обратно к нему отшагнул.
– Чего делать будем? – спрашивает тихохонько.
– Ты уж, чего мог, сделал, – говорит Горшеня. – Теперь моя очередь мосты наводить.