Готика. Провинциальная версия

– Не стоит. Все правильно, – примирительно сказал Стегин. – Логично.

– А то! Нет, нам придется браться с другого конца. Во-первых, искать профессионала! Таких – мало! Во-вторых, выяснить, кому выгодно убрать Раздатченко, – пояснил Мухин.

– Хорошо. И кому же он помешал?

– Таких наберется с десяток-другой. Среди них – заказчик. В третьих… Кто же, черт возьми, вам звонил?

– Не знаю, – вяло отозвался Стегин, почесывая нос. Это привычка была ему свойственна при определенных обстоятельствах.

– Ясно. Темните, – подметив характерный жест, кивнул Мухин. – Обидно.

– Конечно.

– Ага. Шутите?

– Разумеется. Зачем мне темнить?

– Мало ли. Вдруг у вас тайное задание, – продолжал гнуть свое Мухин.

– Не говори глупости. Надоел, – оборвал Стегин беспредметные препирательства. – Что еще?

– На первый взгляд всего полно, – перешел на деловой тон Мухин, тонко почувствовав смену настроения начальника. – Но чует мое сердце, это – глухарь! Тот, кто работает так, не попадается. Снял двоих в один момент, а? За пару секунд. Это – уровень! Это – профессионал! – Мухин присвистнул, выражая свое восхищение. – А ведь убиенные – тоже не промах. Один из них спецназ. Точно! Вон тот, что подальше лежит.

Двумя пальцами и зажатой между ними сигаретой Мухин небрежно указал в сторону Винта.

Стегин перевел взгляд. Оба трупа, укрытые простынями, по-прежнему лежали на земле. Материя, вобрав в себя влагу тумана, казалась серой и грязной.

Это просто пасмурный, несчастливый день, подумал Стегин, рассеянно отметив эту деталь.

– Что значит спецназ? Почему спецназ? Установили личность? – спросил он после короткой паузы.

– Нет. Личности потерпевших пока не установлены. Работаем, – покачал головою Мухин. – По косвенным признакам. Татуировочка у него специфическая на правом плече: военная, не воровская. А в левой подмышке – группа крови. И перчатки на руках одеты красноречивые. Такие, знаете ли, с обрезанными пальцами. Как у гонщиков. Для чего? Чтобы ни что не мешало чувству осязания. Чтобы провод детонатора чувствовать папиллярами. Он, говорят, вибрирует. Не правда? Не вибрируют? Ну, значит, чтобы надежнее держать оружие: автомат, пистолет, нож. Чтобы из вспотевшей ладони не выскользнула граната. Чтобы руль держать крепче, а при случае – ткнуть в глаз пальцем и выковырять его ногтем, не раздавив. А на отпечатки, мол, наплевать, потому я – спецназ! В общем, этот парень определенно кое-где побывал! А, может, он вовсе ни какой ни спецназ, – неожиданно заключил Мухин.

Улыбнувшись и кивнув Мухину в ответ, впрочем, не пропустив мимо ушей все то, что тот изложил, Стегин направился к трупам.

Неподалеку маялся, не зная, чем еще себя занять, мед.эксперт Игорь Прокопьевич Долькин. Осмотр мертвых он закончил минут сорок тому назад. Теперь он ходил вдоль обочины, загребая носками ботинок опавшие листья, беспрестанно курил и, питая свое воображение теми впечатлениями, что оставляла ему его ежедневная работа, давно ставшая рутиной, в ярких красках представлял себе, что происходит внутри его собственного, вполне живого еще, организма: легкие, адсорбируя на себя запредельные дозы никотина, черствеют, морщатся и покрываются черными выгоревшими кратерами, сосуды, еще не давно эластичные, чутко реагирующие собственной вибрацией на любое изменение его, Долькина, настроения, постепенно каменеют, метаморфозируя в сухие ломкие веточки. Словом, он чувствовал себя приговоренным к смерти. Но перебороть себя не мог. И прекратить курить не мог. У него осталась последняя сигарета. Долькин обрадовался, увидев Стегина.

“Стрельну пару. Не меньше, – подумал он, в душе рассчитывая на большее, и загадал. – “Прима”, пусть будет “прима”, но – в твердой пачке. Хорошо, Господи? Договорились, а?”

– Привет, капитан.

– Привет, Прокопыч.

– Холодно.

– Что? – задал Стегин лаконичный вопрос.

– Да вот, добрых два часа здесь торчу. Сигареты кончились. Не холодно, но промозгло, – начал жаловаться Долькин, левой рукою машинально поправляя пестрое фланелевое кашне, петлей лежащее на шее.

– Понимаю. Но я – о нем!

Носком ботинка, чистотой и блеском тот выгодно отличался от аналогичной части гардероба утомленного Долькина, Стегин указал на неподвижное тело, лежащие поближе:

– О нем! Расскажи мне, пожалуйста, что-нибудь интересное.

– А что один, что другой, – флегматично отозвался Игорь Прокопьевич, отчетливо понимая, что время для главного вопроса еще не наступило, и что вожделенную пару сигарет, а может и полпачки, легче получить в обмен.

– Два трупа, значит. В одном две дырки: в грудь зацепили, а потом, когда он лежал, в лоб; во втором одна – точнехонько в сердечко.

– Ого, – Стегин присвистнул. – Класс!

– Профессионал! – согласил Долькин, повторив мнение, что уже высказал Мухин.

– Шрамы, рубцы? Особые приметы?

– Татуировку у одного.

– Знаю. Мухин доложил. Что-то еще?

На лице мед. эксперта застыло выражения задумчивости, которое вскоре сменилось явным раздражением:

–Я осмотрел открытые части тела. Причина смерти? Она очевидна.

– Ах, очевидна, – вздохнув, согласился Стегин.

– Вот и я говорю… Погоди-ка! – вдруг радостно воскликнул Долькин. – Вспомнил!

– Ну?

– Дай-ка сигарету, – с удовольствием и одновременно невзначай произнес Долькин фразу, вертевшуюся на языке.

Вспомнил! Как же, мысленно усмехнулся Стегин, понимая, что деталь, о которой, выдержав положенную паузу, Долькин собирался ему рассказать, уже зафиксирована в том коротком отчете, что пробубнил под тихий шорох двигающихся катушек, мотающих тонкую полоску магнитной пленки, замерзший и уставший мед.эксперт. Но – таковы правила, и Стегин вытащил пачку сигарет и ловким щелчком выстрелил из неё одну единственную штуку.

– Слушай, не томи, – попросил он, прекрасно понимая смысл глубокомысленного молчания.

Долькин закурил и от удовольствия рассмеялся.

– Сейчас, сейчас. Глянь-ка на правую руку вон того! Где-то этот товарищ недавно засветился. Точно! Думаю, он голой рукой схватился за лезвие.

– Интересно, – присев, Стегин осторожно взял мертвого за запястье. -Да, вижу. Точно на лезвие?

– Не точно. Может, например, на горлышко разбитое напоролся.

Стегин скривился. Неопределенности ему не нравились.

– Или на заточку, – немного помолчав, добавил Долькин.

– Лезвие, бутылка, заточка? Поточнее установить характер повреждения нельзя?