Этап. Nous

– Прости, – прошептала Лена, схватив протянутую руку, глаза снова заблестели. – Я не хотела! Я правда не хотела!

– Прощаю, – Дарья снова прижала её к себе. – Со мной всё хорошо, ты же видишь. Не плачь!

Лена крепко обхватила её.

– Как тебя выпустят, придёшь? – спросила она. – Придёшь ко мне? Отметим Новый Год сами, да?

– Конечно, – улыбнулась Дарья. И тут Лена… растаяла. Не мгновенно, постепенно. Стала как дымка, туман, и пропала. Но осталось примятое место на койке, где она сидела. И место это было ещё тёплым.

Дарья прижала к себе Винни-Пуха, закрыла глаза и сидела так, пока, ещё минут пять спустя, её не заметила вошедшая в палату медсестра.

Николаев осознал, что так и сидит, рассказ Дарьи словно видел своими глазами и слышал своими ушами.

– Прости, – он взял Дарью за руку. – Я не хотел, чтобы ты снова это пережила.

– Мне стало спокойно, – Дарья улыбнулась. – В ту ночь. Потом был мой первый конец света, мне было очень страшно, да, но я никогда потом не злилась на Лену, и не желала ей зла. Наверное, я там, в больнице, всё поняла. – Она встала. – Чай заварю, – пояснила Дарья. – Сейчас свежую воду вскипячу и…

Она услышала первой и выбежала. Мария стояла, держась одной рукой за дверной косяк, а другой за горло.

– Нет-нет! – Дарья поймала руку Николаева, он хотел поддержать Марию. – Не трогайте! Не толкайте её! Я сейчас!

Она умчалась на кухню и через полминуты принесла стаканчик – колпачок из-под какого-то лекарства, а в нём немного прозрачной жидкости. Осторожно поднесла к губам Марии и вылила внутрь всё содержимое.

– Просто подержи во рту, – Дарья смотрела в её глаза. – Просто подержи, не пробуй глотать. Потерпи чуть-чуть!

Минут через пять Марии стало легче настолько, что сумела проглотить то, что оставалось во рту. И ей дали ещё. А ещё минут через пять она сумела дойти до кухни и сесть там на стул. Дарья сбегала за пледом и подушкой.

– Извините, – едва слышно прошептала Мария, подняв голову. – Вроде и на ночь пила все эти колёса, а толку нет.

– Сейчас чай будет, – Дарья погладила её по голове. – Выпьешь крепкого чая, станет лучше.

Половина пятого утра. Уже час они сидели на кухне – молча пили чай. Едва он заканчивался, Дарья заваривала новый, и каждый раз новый. Сортов чая Николаев купил восемь – всё, что перечислила Мария. И почти всё ему очень нравилось.

Кошка сидела на коленях Марии и громко мурлыкала.

– Только сейчас дошло, – Мария подняла взгляд. – Ты столько раз рассказывала свою историю, а я только сейчас поняла. Ты простила её, и она ушла, да? Вернулась к живым… – Мария помотала головой. – Вернулась к себе.

Дарья кивнула.

– Я не сразу поверила, что умерла, – Мария отпила чая. – А когда поверила, мечтала найти эту сволочь, что сидела в тракторе. Где угодно, на том свете, на этом. И точно так же переехать, чтобы кишки так же наружу полезли во все стороны. Хотя я сама была дура, сама поскользнулась, потому что не смотрела, куда иду. Я сказала себе тогда, что никогда его не прощу.

Дарья опустила голову.

– Теперь не знаю, – Мария отпила ещё. – Теперь, наверное, я бы его простила. У него, поди, семья была, или есть, не знаю. Если бы он так же погано умер, я бы всё равно там не ожила.

– Попробуй, – тихо предложила Дарья, взяв её за руки. – Попробуй прямо сейчас.

– Я не знаю, кто ты, – Мария посмотрела вверх. – Не знаю, что потом с тобой было. Но если от этого тебе может стать лучше, я тебя прощаю. И прости меня за то, что я желала тебе смерти. Глупая была.

Её губы задрожали. Дарья метнула взгляд в Николаева. Тот кивнул и тихонько покинул кухню, осторожно прикрыв за собой дверь. Он успел услышать, как плачет Мария, и от этого, если честно, самому становилось почти невыносимо.

Он вспомнил лицо шофёра – точнее, оба лица. И того, кто вёл ту злосчастную машину, и водителя «КамАЗа». Наверное, я тоже могу простить обоих, подумал Николаев. Вот только смогу ли сказать так, чтобы сам поверил. Слишком мало прощал, это точно. Вроде и не держал никогда обиду, а вот по-настоящему тоже не прощал.

Он понял, что сидит у себя в комнате, прижав ладони к лицу, а Дарья сидит на полу, перед ним.

– Она спит, – шепнула Дарья. – Ушла к себе, и заснула. Может, и вам тоже поспать немного? Хотите, я тут посижу?

– Нет, не засну, – помотал головой Николаев. – Можно просто посидеть. Там, на кухне. Поговорить о чём-нибудь приятном. А можно кино включить, тихонько.

Дарья оживилась.

– Давайте! Я сейчас чаю свежего сделаю, да? И посижу с вами. Что вы так смотрите?

– Знаю тебя только сутки, – Николаев сам не ожидал, что сумеет сказать, – а кажется, что знаю всю жизнь.

Дарья рассмеялась.

– Может, на самом деле знаете всю жизнь! Вы тоже пробовали, да?

– Что, прости?

– Пробовали простить того шофёра. Из-за которого вас… из-за которого вы здесь.

– Не пробовал. Не могу пока.

– Только не бойтесь! – Дарья взяла его за руку. – Над этим у нас никто не посмеётся. Честно-честно! Скажете, как только поймёте, ладно? Даже еслитам об этом не узнают, вам станет легче. Ну всё, идёмте! Давайте, давайте! Я не дам вам грустить!

Фильм – «Бриллиантовая рука» – уже заканчивался, шли последние титры, когда дверь гостиной отворилась. Там стояла Мария, в халате. Задумчивая.

– Мне снилось, – она обвела взглядом остальных. – Сейчас снилось, как мы с мамой и папой на море ездили. Наверное, я никогда не была такой счастливой, как в то лето.

Дарья улыбнулась.

Мария молча подошла к дивану, уселась на пол и положила голову Дарье на колени. Так и сидели, долго-долго.

12

На песчаную косу – где дядя Гоша и Петрович уже вовсю готовили шашлык – Николаев с девушками прибыли первыми.

– А вот наши красавицы! – дядя Гоша обнял девушек. Во хватка! – Сергей, стало лучше? Вижу, что лучше!

– Дядя Гоша, вам помочь?

– Петрович помогает, – пояснил дядя Гоша. – Вы пока салатом займитесь, зеленью. Всё вон там, в палатке.

– Сорок лет здесь! – поразился Николаев, помогая Марии вымыть зелень. – Никогда бы не поверил.

– Сорок пять, – поправила Дарья. – Мы пять лет ищем одиннадцатого. Простите! – но Николаев улыбнулся и кивнул – всё в порядке. – Знаете, много людей встречали. Но они все такие странные были. Не верили. Ни во что. То убить кого-то из нас хотели, то ещё что-нибудь. Мы уже и надеяться перестали…