Небесные огни. Часть третья

– Послушницы общины ставкирки, – пояснил наставник. – Живут в уединении, затворницы. Языческих церквей осталось не так много, они как бельмо в глазу пришлых священников христиан.

Набравший силу и популярность у простого люда приход молодого священника в деревне Боргунд смог поглотить немногочисленную общину послушниц старой ставкирки, дав ей защиту от ревнителей устоев христианства.

***

Гренландия

восточное побережье острова

Вторая германская полярная экспедиция

май 1870 года

Ехать на нартах становилось все труднее. Запряженные в них собаки порядком под-устали, да и промоины по пути попадались. Поэтому надо было быть начеку, чтобы не угодить в полынью, прикрытую сверху тонким слоем наста.

Сзади, на некотором удалении, шли нарты Карла Кольдевея. Они с напарником менялись местами время от времени, чтобы нагрузка на обоих распределялась более равномерно. Вообще-то Колдевей являлся руководителем экспедиции, а Юлиус Пайер неплохим топографом, которому легче было сориентироваться по дороге.

Вторая германская полярная экспедиция вышла 15 июня 1869 года из немецкого порта Бремерхафен на двух научных шхунах «Ханса» и «Германия». В районе острова Ян-Майен, на полпути к намеченному, в тумане суда потеряли друг друга из виду. Целью экспедиции была разведка прохода по свободной ото льдов и айсбергов воде вдоль восточного побережья Гренландии в высокие широты на максимально-возможную глубину. «Германия» прошла вдоль части восточного берега, встав на зимовку с экипажем у острова Сабин. По весне, когда их шхуна еще не освободилась из ледяного плена, неугомонные Кольдевей и Пайер совершили несколько вылазок на ездовых собаках.

Полярные исследователи выехали к устью фьорда, уходившего вглубь ледяного континента. Было решено сделать привал и дать передышку животным, чтобы немного восстановили свои силы.

Стояло безветрие, немного подмораживало.

Юлиус сварил на компактной металлической подставке с помощью таблеток сухого спирта кофе для них двоих, использовав растопленный снег почище в качестве питья.

– Август был неправ в предположении, что Гольфстрим несет свои теплые воды далеко на север, а значит далее выше к полюсу, якобы могут существовать значительные области открытой воды, – отхлебнув из своей кружки обжигающий напиток и откусив краюху хлеба с холодным вареным мясом, сказал напарнику с набитым ртом Пайер.

Он имел в виду их коллегу, немецкого географа доктора Петермана.

Кольдевей в ответ лишь молчал и пил, с наслаждением вдыхая аромат черного кофе.

Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулась ледяная пустыня, с протяженными зонами наста и островками снега. Они находились на краю замерзшего фьорда, поверхность которого изобиловала торосами, особенно у береговой черты.

– Как назовем сей фьорд? – спросил Карла топограф.

– В честь нашего императора Кайзер-Франц-Иосиф-фьорд, – не задумываясь ответил тот.

Оба были австрийскими подданными.

Ученые опять встали на полозья нарт и, понукая ездовых собак, с осторожностью въехали в фьорд, отправляясь в его чрево.

После трех ночевок в палатке и в спальниках исследователи, проехав около ста километров, увидели после крутого изгиба горла фьорда странной формы гору с отвесными склонами и плоской, как плато, вершиной, доминировавшей над округой.

– Как ее назовем? – спросил на очередном привале Юлиуса Колдевей и улыбнулся. – Теперь твоя очередь.

– Тойфельсшлосс[4 - Тойфельсшлосс (нем. Teufelsschloss) – за?мок дьявола. (прим. авт)], – повинуясь внутреннему позыву неожиданно сказал Пайер.

– А это что там?! – воскликнул Колдевей, заметив вросшее в землю низкое строение, находившееся от путешественников слева метрах в двухстах почти под отвесной скалой.

Австрийцы подъехали поближе.

– Этому дому лет четыреста, не меньше! – присмотревшись к постройке предположил Юлиус. – Такие окна ставили в скандинавских домах очень давно, еще со слюдой и бычьим пузырем вместо стекол!

Ученые толкнули крепкую дверь на широких кованных петлях и, пригнувшись, вошли в единственное внутреннее помещение с очагом и полатями.

– А строение то сборное из тесанных стволов, – заметив как соединены стены сказал Карл. – С собой привезли уже готовое по частям и установили здесь. Норманны или норвеги?

За домом нашли под навесами со слежавшимся снегом поленницы с дровами.

Отогревшись у растопленного очага, отужинав и переночевав, утром они продолжили свой путь.

Вконец уставшие, полярники через неделю вернулись к своему судну, которое только в сентябре 1870 года благополучно прибыло в порт приписки.

***

Германия

предместья Берлина

медицинская клиника «Святая Эмма»

май 1945 года

– Бобров, возьми отделение автоматчиков, и прочешите этажи этой странной клиники! – приказал молодому лейтенанту капитан НКВД Кольцов. – И будьте там повнимательней, по окрестным домам еще прячется много эсэсовцев!

Солдаты в фуражках с синей тульей и краповым околышем во главе с подтянутым офицером, грохоча сапогами, помчались по усыпанной битым стеклом лестнице наверх.

Старший одной из специальных групп разведки фронта Кольцов вернулся в разгромленное помещение архива на первом этаже старинного здания, чтобы попытаться разобраться в полном хаосе перемешанных на полу помещения папок различных отчетов, карточек больных, формуляров о направленности исследований этого научно-медицинского учреждения.

Клинику определили для осмотра подразделению капитана, занимавшегося поиском в Третьем рейхе новейших технологий и стратегических разработок, из-за толстого силового кабеля, идущего за высокий глухой забор отдельно стоящего особняка от районной силовой подстанции. В первую очередь в военную пору немцы подавали электроэнергию на те объекты, которые живо интересовали советскую научно-техническую разведку.

– Чем они тут, интересно, занимались? – сказал лейтенант Бобров, начав осмотр с верхнего третьего этажа здания.

Он с солдатами тщательно обшарил весь этаж, осторожно переходя из лаборатории в лабораторию.

– Сплошь приборы и оборудование для замера физических величин! – воскликнул молодой чекист, бывший выпускник ленинградского политеха. – Не клиника, а какой-то институт!

Представленная здесь аппаратура была высшего качества солидных германских производителей, на которую с завистью глядел лейтенант.

На втором этаже, куда позже спустились энкаведешники, обстановка разительно изменилась. Тут царил былой дух медицины, пустые палаты с несвежими простынями, порой с засохшими пятнами крови. Процедурные и кладовые с разворованными кем-то остродефицитными лекарствами и перевязочным материалом.

В одном помещении, больше похожим на операционную, чекисты обнаружили распухшее, полуобгоревшее человеческое тело с гигантской опухолью на бедре, из которой, как из мешка, выглядывал мертвый младенец.

– Что это?! – севшим от волнения голосом произнес Бобров, чуть не сблеванув от открывшейся ему картины и запаха разложения, приказав подчиненному. – Быстро позови капитана Кольцова!

В зале пахло и паленым, ложемент, на котором лежал странный человеческий труп, также изрядно обгорел.

– Горючего пожалели, сгоряча плеснув спирту, – со знанием дела заметил пожилой старшина из отделения лейтенанта, – Он быстро выгорает, нет в нем нужной мощи. Надо было на тело соляры плеснуть, да в процессе сожжения несколько раз подливать. Тогда надежно все обуглилось бы. На трупы много горючего надо, потому как плохо кремируются. У нас один раз в части в 1939 году…