Кубок орла

– Горе накличет…

– Гайда к гетьману! Уломаем его гробы разрешить.

Но Иван Степанович прогнал челобитчиков.

Не чуя под собой ног, в Борщаговку бежала Матрена. Тысячи призраков гнались за ней.

«Ты! Ты! Ты! Ты батьку сгубила, гетьманьска девка! – со всех сторон обступали ее страшные рожи. – Ты!»

Она отбивалась кулаками от черной стаи, выла, умоляя пощадить ее, неистово ругалась и плакала.

Узники всходили уже на помост, когда обессилевшая Кочубеевна приплелась на площадь. И вдруг сознание вернулось к ней. «Спасу! Выклянчу! Дворовой девкой гетьмана буду. Все сделаю для него. Только пусть отдаст мне тату!»

В несколько прыжков она очутилась подле Мазепы.

Иван Степанович побагровел от злобы. «Да подавись ты со своим батькой, дура!» Он хотел приказать, чтобы ее убрали, но побоялся вызвать недовольство толпы и стоял молча. Матрена билась у его ног, надрывно плакала и что-то бессвязно лепетала.

На площадь упала мрачная тишина. Гетман чувствовал, что на него отовсюду устремляются ждущие взгляды. Московские офицеры хмурились и зло перешептывались, искоса поглядывая на гетмана.

– Я, панночка, – приложил Иван Степанович руку к груди, – я же ж всей душой был бы рад. Но я же ж государю служу! Да, государю.

Сердюк уловил едва приметный знак, поданный Мазепой, и рванулся к помосту. Когда Кочубеевна встала, все было кончено. Каты складывали в огромные ящики тела и головы казненных.

Народ молча расступался перед проходившей Матреной. Она казалась спокойной, но от этого спокойствия у людей падало сердце. Ветер перебирал растрепанные косички на простоволосой ее голове. Она приглаживала косички ладонью, вытирала руку о кофту и не торопясь шла дальше.

Вдруг она вспомнила, что на пути в Борщаговку упала и ушибла локоть. Осторожно засучив рукав, она подула на больное место, заботливо растерла его и прислушалась.

– Болит, – чуть шевельнулись сухие губы. – Ей-богу, болит… Но почему же мне не больно? Ой, как болит! А… не больно.

Она коснулась пальцем лектя, поморщилась и заплакала.

– Не боль… Ей-богу… не больно!..

Толпа не расходилась и с глубоким участием следила за каждым движением Кочубеевны.

– Во-от так идти… Ту-уда, ту-уда… – мерно и певуче тянула она. – Во-он туда. Во-он я иду. Видишь, Матрена? Во-он я иду…

Она увидела себя вдруг маленькой-маленькой девочкой. Мать держит ее за ручонку, ласково глядит ей в глаза: «Та не надо бегать, коханочка. Опять упадешь, как вчера. Помнишь, как вчера ты локоточек зашибла?»

– Да, да, локоточек, – сердечно улыбается Кочубеевна и снова засучивает рукав.

Любовь Федоровна укоризненно качает головой. Глаза у нее ласковые, улыбчатые. Так хорошо с нею идти. Всегда. Идти, идти… Одну ручку ей, другую – таточке.

Матрена остановилась на мгновение и весело рассмеялась:

– Какой ты, тату, смешной. Без головы, а мою ручку видишь… Вот тут, тату, повыше. У локоточка. Подуй, тато…

Впереди сверкает мягкой рябью пруд. Мать все крепче держит Матрену за руку, не пускает. И Василий Леонтьевич, страшный, с комком запекшейся крови вместо головы, настойчиво толкает вперед: «Иди, дочка. Иди! Иди! Слышишь?..»

– Ратуйте! Ратуйте дивчину! Ратуйте, добрые люди! – несутся вслед за ней крики. И не достигают сознания.

Глухой всплеск воды. Тело еще трепещет, еще бьется. Холодно. И дно такое топкое… Как идти по такому дну? И кто это так давит грудь?

Хочется глубоко-глубоко вздохнуть. Матрена открывает рот. Мать выпустила ее руку. Боже мой! Где же она? Где отец?

И вдруг все исчезает в тяжелой и вечной, в тяжелой и вечной мгле.

Глава 17

Святой Василий

Угадай пойди, откуда принесет нечистая сила неуловимого шведа! То он под Санкт-Питербурхом, то в Польше, то своевольничает на Литве. Только что было известно, что Карл готовится перейти Вислу и двинуться на Украину, а гонец уже сообщает о неожиданном нападении шведского генерала Любекера на «парадиз»[20 - «Парадиз» – рай, пышное прозвище нового города на Неве.].

Петр немедленно забросил все дела и спешно отбыл на защиту новой столицы. Но страх за судьбу «парадиза» оказался напрасным. Государя встретил на пути президент Адмиралтейства Федор Матвеевич Апраксин[21 - Федор Матвеевич Апраксин (1661–1728) – граф, генерал-адъютант. В 1697 г. руководил судостроением в Воронеже, в 1700–1707 гг. был начальником Адмиралтейства. Отличился во время Северной войны (взял Выборг, Гельсингфорс и т. д.). С 1717 г. президент Адмиралтейской коллегии. После смерти Петра – член Верховного тайного совета.]:

– Виктория, ваше царское величество!

Он в нескольких словах рассказал об одержанной над шведами победе.

У царя точно гора свалилась с плеч.

– А не врешь ли ты, граф?

Апраксин схватился за грудь.

– Как вы сказали? Иль я ослышался?

– Ты не ослышался, и я не обмолвился. С сего дни за дивную весть твою жалую тебя во все роды твои графом, Федор Матвеевич.

В тот же день они разъехались. Новый граф Апраксин – стеречь «парадиз», а Петр через Дорогобуж, Смоленск, Поречье и Витебск – на Полоцк.

Невесело встретил царя польский король Август II Саксонский.

– Вот и конец, брат мой и государь всей России. Я уже почти не король.

– Как так?

– Победил Станислав, ваше величество. Речь Посполитая готова избрать его королем, а меня хочет выгнать из Польши.

Петр сделал вид, что весть эта поразила его. Но ничего нового в словах короля для него не было. Государю отлично было известно, что Карл XII давно уже добивается польской короны для своего ставленника Станислава Лещинского.

Чтобы помешать козням шведов, московское правительство кое-что уже предприняло. Многие знатные паны, подкупленные Шафировым, изо дня в день небезуспешно восстанавливали шляхту против Карла XII. Их работа велась с тем большим рвением, что они и сами считали более выгодным союз Польши с Россией, чем со Швецией. Карл был дальний и ненадежный сосед. И если даже он сдержит когда-нибудь слово, отдаст Польше Смоленск и Киев, все равно ничего доброго из этого не выйдет. Россия соберется с силами и из-за городов этих непременно затеет смертельную распрю. Вступится ли тогда швед? В заботу ль ему, кто будет владеть Смоленском, который Петр также сулит отдать Польше на вечные времена?

Государь обнадеживающе улыбнулся Августу:

– Покудова я здравствую, брат мой, мужайтесь. Я докажу вам, что могу душу положить за други мои. А кручины наши не в сем. Кручина в том, что под Митавой стоит Левенгаупт[22 - Левенгаупт Адам Людвиг (1659–1719) – шведский генерал, с 1706 г. лифляндский и курляндский губернатор. В 1708 г. его отряд, двигавшийся на соединение с Карлом на Украину, разбит Петром при деревне Лесной. При Полтаве командовал шведской пехотой, капитулировал с остатками войск у Переволочны.]. А сей злодей, я так полагаю, куда как опаснее самого Карла Двенадцатого.

Внимательно слушавшие царя фельдмаршал Шереметев и генерал-майор Чемберс многозначительно переглянулись.