Без срока давности

И всё.

Когда Корсаков сбежал вниз, глаза Гоши уже тускнели.

Глава 2

Август. Москва. Корсаков

Первым, кого назвала Томка, когда Корсаков ее разыскал, был Сёма Каримов. Точнее, она его не называла, потому что, услышав о смерти дяди Гоши, она слова сказать не могла и ревела горько-горько. Потом, кажется слегка успокоившись, попросила ее оставить, и Корсакову пришлось вести себя совершенно дурацки, объясняя, что время идет, а преступники…

В общем, Тома вышла из комнаты и вернулась через пару минут, протягивая лист бумаги, который подсказал Корсакову имя, а все остальное было делом техники, и вот сейчас Корсаков в окно наблюдал, как Сёма гордо шествует к подъезду. Корсаков, увидев Сёму, стал неспешно спускаться вниз, чтобы встретиться с ним в тот самый момент, когда тот откроет двери квартиры. Снизу хлопнула дверь, Корсаков двинулся навстречу. И сразу же дверь хлопнула еще раз и затопал кто-то еще.

Вот непруха! Не хватало еще, чтобы это были соседи, которые остановятся на площадке и начнут какой-нибудь пустой разговор, а Корсаков не хотел, чтобы кто-то увидел его вместе с Сёмой. Понимая, что ничего тут не изменить, Корсаков перешел на пролет, ведущий к квартире Сёмы Каримова. Он сделал пару шагов, когда на площадку вышел Сёма, и тотчас туда же выскочили два парня бесспорной наружности. Такие будут делать то, что им велят, не задумываясь ни о смысле происходящего, ни о последствиях.

Ухватив Сёму за руки – каждый за свою – они прижали его в двери, будто распяли. Вся красота Сёмы стекала с него, будто плохо нанесенный грим. Он пытался что-то сказать, но язык не слушался, а может, и мыслей в этот момент в этой голове просто не было. Он глянул на Корсакова, и была в его взгляде безнадега.

Ну что же, надо помочь, решил Корсаков. Не зря же он потратил на поиски этого хлыща сутки. Гоша Дорогин жаждет возмездия.

Тогда, сразу после убийства, сидя возле трупа, Корсаков понял, что обо всем надо молчать. Ни слова. Ничего не знаю, ни о чем не говорили. Потом, когда приехала полиция, так и вел себя, отвечая на вопросы. Потом, узнав, что Дорогин ночевал у Корсакова, следователь оценил важность этой информации, прицепился к нему как клещ, но и тут Игорь вел себя совершенно спокойно.

Рассказал, что у Дорогина погибла любимая женщина, с которой он, кажется, давно расстался. «Когда расстались? Да не помню. Я же не летописец. Как погибла? Да не в курсе». Гоша все это время не просыхал, приходил уже поздно, так что поговорить не удалось… Конечно, если бы знал, то… Врал напропалую, понимая, что, в сущности, ничем не рискует. Невозможно будет потом доказать, что он обладал важной информацией, которую скрыл от следствия. Никто при их разговорах не присутствовал и ничего рассказать не может.

Для себя же Корсаков все решил еще в тот миг, когда увидел лежащего на асфальте Дорогина и стреляющего в него парня. Гошу убили потому, что он полез в дело о смерти Милы Гордеевой, и, видимо, влез быстро и слишком глубоко. Иначе сперва бы предупредили.

Едва следователь ушел, Игорь позвонил Нике Зарембо. Это был первый шок. Ника заявила, что с Дорогиным виделась уже давненько, о смерти Гордеевой впервые слышит только сейчас, и вообще ей некогда, ее ждут. Корсаков хотел заорать: «А с кем же он вчера ездил в полицию?», но в трубке уже хозяйничал отбой. Конечно, можно было поехать и разыскать Нику в редакции, но Игорь понимал: это уже не имеет смысла. Нику кто-то «убедительно попросил» помолчать сейчас, чтобы не замолчать навсегда.

Он долго сидел, перебирая в уме всех, к кому можно было обратиться, и постепенно понимал, что сейчас ему никто не сможет помочь. Если уж Гошу убили после визита в полицию, значит, дело серьезное. А в чем суть этого дела, замешаны там «оборотни в погонах» или Милу сбил чей-нибудь высокоподставленный отпрыск – в этом ли суть? Значит, надо что-то придумывать самому. С этой публикой проще разговаривать, когда есть чем их припугнуть. А иначе…

И надо же, такая неприятность. Хотя почему – неприятность? Даже хорошо, поправил себя Корсаков. Не похоже, что такой красавчик быстро придет в себя. «Спасибо, ребята», – поблагодарил он пареньков, но произнес это мысленно. А вслух спросил, поравнявшись с группой:

– Куда спешим, пацаны?

Пацаны, казалось, только теперь заметили его присутствие.

– Дуй дальше, хрен старый, – почти беззлобно посоветовал один из них. Тот, который стоял к нему лицом.

Ну а что, он же лицом стоит, так что все видит, отметил Корсаков и пробил. Пробил почти неуклюже, как-то бесхитростно, тягуче. Он сделал это, чтобы паренек не жаловался потом, что, мол, били «не по правилам». Все видел, значит, должен был думать и уворачиваться. Парень не ждал такого и рухнул будто подкошенный. Корсаков-то знал, что падает паренек не от силы удара, а от его точности и отработанности. Попав в челюсть, Корсаков сбил ему равновесие, только и всего. Но этого не понимал второй нападавший и тем более Сёма.

Второй паренек попытался принять положение для какой-то кинодраки имени Джеки Чана, но делал это картинно и слишком долго. Корсаков опередил его, нанося удар. И тоже результативный.

– Ключи где? – спросил он Сёму, старающегося понимать, что же тут произошло.

Сёма что-то промычал, вытаскивая руку из кармана. Корсаков обернул руку платком, взял ключи и открыл двери. Втолкнул Сёму, втащил пареньков, вошел сам, связал им руки шарфиками, свисавшими с вешалки. Втащил Сёму на кухню, налил стакан воды:

– Пей.

– Я пить не хочу, я писать хочу, – честно ответил Сёма.

– Ну, сходи, да недолго, – разрешил Корсаков.

Сам он встал в двери, чтобы Сёма, не дай бог, со страху не устроил какой-нибудь шум. Но, судя по всему, это и в голову Сёме не приходило. Глаза приобретали осмысленность, и Корсаков усадил его к кухонному столу, а сам занялся делом и упаковал ребят. Закурил.

– Ну, и кто это такие? – спросил Игорь таким обыденным тоном, будто они вот так каждый вечер обсуждают, кто и за что хотел сегодня избить Сёму.

– Я не знаю. Поверьте мне, не знаю, – прижал ладони к груди Сёма. – Первый раз их вижу.

– Хм, странно, – выпустил мысль Корсаков. – Разве так бывает, чтобы ни с того ни с сего напали на человека?

– Бывает, – не убирал ладошки от груди Сёма.

– Ну, смотри, – согласился Корсаков. – Они ведь не отстанут. Придут в следующий раз, когда меня уже тут не будет, понимаешь?

– Что же мне делать? – искренне попросил совета Сёма.

– Ну, не знаю, – затруднился с ответом Корсаков. – Надо бы тебе куда-то исчезнуть на время. Ты сам-то откуда?

– Из Новосибирска, – сразу же ответил Сёма, – и поправился: – Но сейчас я уже москвич.

– Да ты что! – обрадовался Корсаков. – Давно?

– Два месяца.

– Квартиру купил, что ли?

– Ну… можно и так сказать, – слегка замялся Сёма.

– Ну а что? Район хороший, дом хороший, – похвалил Корсаков. – А квартира как? Не маленькая?

– Хотите посмотреть?

Проводя экскурсию по своему жилищу, Сёма, казалось, стал приходить в себя. Квартира, мало того, что сама по себе была хороша – трехкомнатная, с лоджией и высокими потолками, так еще и обставлена и обустроена была со вкусом и достатком.

Вот засранец, подумал Корсаков, нашел ведь, чем масло на хлеб намазывать.

– А ты кем, собственно, работаешь? – поинтересовался он.

Кажется, к Сёме возвращалось сознание. Во всяком случае, он вдруг стал бдительным.

– А вы, собственно, кто? – Он повернулся к Корсакову, и лицо его приобретало привычный вид преуспевающего человека.

– Я, собственно, тот, кто недавно тебя спас от бандитов, – напомнил Корсаков.

– Ах да, – вспомнил Сёма и полез в карман. Он вытащил несколько стодолларовых бумажек: – Вот, возьмите. И – спасибо вам.

Хамит, – значит, приходит в себя, понял Корсаков. А это ему сейчас было не нужно, и он шлепнул ладонью. Два раза. Сперва по руке, в которой были зажаты купюры, потом – Сёме по лицу.

– Ты, сучонок, так со своими телками разговаривай!

Он подтолкнул Сёму к стене, схватил его левой рукой за левое плечо так, чтобы можно было предплечьем надавить на горло. И – надавил. Не больно, конечно, но дискомфортно: в таком положении человек ощущает себя под полным контролем противника. Под контролем и в опасности.