Ясная ночь… II часть

Лена посмотрела на меня и положила вилку на край сковородки:

– Спасибо.

– Пей чай. Товарищ заходил, – объяснил я ей. – Слушай, я что хотел спросить, только время не было, – а Вадима как зовут?

Она помолчала, затем, нехотя сказала:

– Некоторые, зовут его «Тибет».

– Он сидел?

– Я этого не знаю. – не хотела разговаривать Лена, – тебе это зачем?

– Ути- мути… – восхитился я, – дочь Коза-Ностры…

Её глаза сузились.

– Тебе то что?

А правда? Признался простодушно:

– Просто в башке всё крутиться. Поверить не могу. Ладно. Конфеты хочешь?

– Нет.

А я выпью, с чаем, – захотелось, – будешь?

Встал, достал недопитую вчера водку.

– Силой я тебя не держу. Лучше – подольше. Просто, чего молчать? Телевизора у меня нет…

Налил рюмку, выпил, закурил. Лена, сказала, видимо то, что думала:

– Из-за тебя всё.

Наверное. А оно мне надо было?

– С зонтиком надо осторожнее обращаться, в коллективе рабочем добрососедские отношения устраивать, я выпил ещё пол рюмки. «Засоветовал» ещё от души, как мой папа: а самое главное, я тебе как дочке скажу: не водить дружбу с «некоторыми» людьми. Ага. И можешь не смотреть на меня так. Ник то бы на меня не кинулся, и стирать бы не пришлось, и я бы не кинулся.

Лена смотрела снисходительно.

– С кем, с тобой, что ли дружить? Терпила. С Нижнего Тагила… Себе что ни будь посоветуй… Дочке своей. Понял? Пей свою водку. Не надо учить. Веди себя прилично, не умничай.

Брезгливо как смотрит, на ноль семь «Сибирской», вилки разные на столе, крошки… Приосанилась Петербургская кровь.

Как жена прямо разговаривает. Я аж повеселел от такой метаморфозы:

… – Ка-ака казырна дама в кедах! Лен, ты хорош тут заряжать. Правда, выпью. И ты брось пролетариат за усы дёргать. В рабочей общаге чаи гоняем… Я хоть на трёхстах дезодорантах тут сижу, (можешь, кстати, добавить: «барыга», «спекулянт»), а чёрное от белого – отличаю. А то, что меньше со всякой шушерой водиться надо, это тебе, и мастерица твоя, старая, интеллигентная, скажет, и подружка, и папа-с мамой, после всего… Это ясно как белый день. И, если не дура, то же накажешь своим детям. Хватит Мурку из себя строить.

Долил себе и ей чая, сел, отпил, выпил водки, закурил, и от нечего делать продолжил:

– Не думаю, что тебе совсем неинтересно: у меня бабушка была сельский труженик, (царство ей небесное), мать – инженер, отец – офицер. Мы – да, не дети дипломатов, – я с Караганды. А вот отец жены, между прочим, жил, когда-то на Невском. Но даже если бы он не был Ленинградским детдомовцем, спрашивать, можно ли мне сюда припереться, плясать под дудку каждого местного – не стану.

– Мне тоже про родственников рассказывать? – Ещё выпей. За дедушку. С Невского.

– Чё ты меня…– Я поставил бутылку. – Пойду сковородку вымою, ну тебя…

Говорить нам было не о чем, и вроде как, и не зачем. Время шло. Читал газету, курил, пил чай с водкой.

– Как-то ты пьёшь не по-русски, цедишь, цедишь – заметила Лена, – не по-людски.

– Тебе налить по-людски?

– Будто коньяк прям, или как виски американцы… За час двести грамм не выпил…

Я посмотрел на бутылку.

– Куда торопиться? Стаканами какой кайф?

– Обычно водку не тянут. Не коктейль.

– Ага, тут есть один такой, – Рома, давай, говорит, на сон грядущий… Ну я, – давай. Чай заварил… Он разлил по бокалам, дёрнул и – «давай», говорит, спать пойду… Спрашиваю: а чё ты приходил то, так не уснёшь что ли? Он: почему не усну – завтра в семь вставать…. А пил зачем? «На сон грядущий». Ну и ложился бы, чё ты? Я, говорит, к тебе как к человеку, познакомиться… Хорошо, тогда, я теперь ставлю, – предлагаю. Не – отказывается, – завтра – на работу. Я так и не понял ни чего… В школе так пили: бутылку водки и булку хлеба. И чтоб со стаканов непременно. Или с горла. Без закуски, – «по-мужски». Это, кстати, не плохая водка, хоть и дешёвая. Лызганёте, девушка?

– Че-его?!

– Откушать не изволите?

Свое возмущение, Лена, сознательно, чётко отбила паузами:

– Нет. Ни кушать, ни лызгать. Не стану. Ты понял?

– Ага, конечно. – Будешь рюмку, Лен?

Встал, достал из шкафчика ещё одну стеклянную рюмку с тремя оранжевыми полосками, вытер её от пыли полотенцем, поставил на другой край стола.

Успел пригнуться. Рюмка разлетелась о стену у двери.

…– Вот это, я и имел в виду, – осторожно нашёлся я, – будешь, рюмку, Лена, кидать, – ещё четыре есть…

Двумя пальцами поставил перед ней, зачем то, ещё одну. Вытирать не буду.

Второй раз увернулся чудом, хорошо бросает гандболистка, – ещё один сочный хлопок об обои.

Я уже ожидал чего угодно; что она кинется на меня, заматеритья, заистерит, успел даже заметить по такому поводу; – Всё у нас как у людей, – как она беззвучно вскочила и рванула к двери…

В этих Колькиных «ластах», без задников. Куда ж…Как она сильно упала… Замешкалась и заплакала быстро.

Мне стало жаль её. Ёрничать, конечно, мне надо меньше.