Кладовщик

– А надо?

– Не. Сёдня не надо. Через полчаса машина. Хто курит, тот по-своему ждёт. Не куришь – молодец. Помрёшь с чистыми лёгкими, значитца.

Он сел за стол, придвинул тетрадку и начал в ней что-то писать. Потом глянул на меня:

– Слышь, Лёха, ты того, к Наталье сходи, уточни там, во скока точно товар приедет. Шоб мы того, были готовы. Ферштейн? Понял, значитца, по-немецки?

– Ферштейн, – с готовностью отозвался я и не спеша двинул через немаленький торговый зал к ресепшену.

Под брезентовым навесом беседовали Ксюха и Катерина, заметили меня, на секунду замолчали, потом продолжили разговор.

Наталья что-то печатала на ноутбуке с той стороны ресепшена.

– Наташа, – сказал я, – там Николай, не помню его отчества, интересуется точным временем прибытия груза.

– Коля? – переспросила Наташа. – Передайте ему, что груз уже отбыл из пункта «А».

– Хорошо, передам.

– Как вам у нас работается, Алексей Иванович?

Я растерялся. В вопросе был интерес, такое не подделаешь, такое я за время работы в техникуме уже забывать начал.

– Нормально. Мне нравится. Понятно всё, вот что главное. Нет, знаете, этих всяких подводных камней, денежных течений всяких секретных.

– Понимаю. А можно мне вас на ты называть, так удобнее было бы?

– И мне, – согласился я. – Намного удобнее на ты.

– Вот хорошо. У меня к вам, ой, к тебе завтра просьба будет. Нет, ничего страшного или сложного. Ну это завтра.

– Хорошо. Я как пионер. Всегда готов.

Николая за столом уже не было. Куда-то вышел. Я посмотрел на тетрадку. Обычная, школьная, девяностошестилистовая. Рядом показавшийся мне вчера подозрительным нож, точнее, скальпель. Я заметил на нём тёмную надпись, подошёл поближе. Wiberg. Надпись была и на шариковой ручке. Я наклонился. На белом ободке возле пишущего кончика чернело: PARKER. А кладовщик, оказывается, у нас любитель иностранного. Не зря всё время что-то по-немецки задвигает.

Я на всякий случай шагнул от стола. Ещё подумает, что я суюсь куда не надо. Интересно, он сам понимает, что набор инструментов, мягко говоря, если отбросить приставку «ино», странный. И паркер – это же не самая дешёвая ручка? Понятно, что у тех же «Бруно Висконти» есть ручки подороже, но такой паркер стоит… Интересно, сколько стоит такой паркер?

– Об чём задумался?

Я вздрогнул. Когда он ко мне подкрался? Наверное, в туалете был, я эту линию как раз не просматривал.

– Об жизни, – сказал я ему в резонанс, – стою вот, думаю о человечестве, о том, что, быть может, прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно.

– Как говорится, такие дела, – согласился кладовщик.

Он сказал это с неестественным нажимом на слово «дела», как будто интонационно подмигнул мне, ожидая какого-то определённого ответа и не переставая дурацки улыбаться.

Я подумал, что пытаюсь найти смысл там, где его нет. Виновата ручка. Часто так по жизни. Обращаешь внимание на какую-то деталь, словцо какое-то и выстраиваешь из нахлынувших аллюзий-иллюзий солидную такую пирамиду. А потом кирзовый сапог реальности всю эту конструкцию из дешёвого песка – вхлам. Трудно человекам книг, невыносимо начитанным человекам! Всякий литератор разумеет вредность драматических деталей, вынимающих читателя из сюжета. Любое «шелохнулась ветка», если это, конечно, не притаившийся злодей, – дурная потеря саспенса, мгновенное угасание жажды «что дальше?». Не всякий вернётся к книге после прогулки в пламенеющие эмпиреи абстрактных умозаключений. И вот мы, перечитавшие человеки, уже твёрдо знаем, что нас балуют только правильными плюшками, и в каждом скрежете, каждом непонятном взгляде прохожего, в каждой оговорке автора видим намёк на нечто грандиозное. Хуже всего, когда это срабатывает в жизни. Ну, паркер. И что? А может, это вообще не его ручка или стырил из контейнера, когда писать нечем было.

– Ты про машину того, спросил?

– Угу.

– Чо говорит?

– Выехала. Из пункта «А».

– А когда будет?

– Не сказала.

– Ясно. Тоды лады. Открывай ворота.

– Как?

– Вон, сбоку, видишь, цепочка.

– Ага.

– Тяни одну, ворота и откроются.

Я потянул цепь, ворота дернулись, но остались на месте.

–Ты ж стопор сыми, вон, внизу защёлка такая. Ага. Да. Теперь давай!

Железная гармошка стала складываться и подниматься вверх. Я остановился, когда проход высотой в два моих роста обнажился полностью.

Мы вышли на улицу. Солнце уже поднялось над двухэтажками и начинало припекать.

– Хорошо, что ты не куришь, – сказал Николай, у него явный пункт по поводу курения. – Можно просто вот так вот эта, постоять, на траву посмотреть.

– Смотреть, как растёт трава, – процитировал я БГ.

Он прищурился, хмыкнул и кивнул.

– Ага. В точечку.

Минут через пять созерцания батайской природы с шоссе к нам зарулила грузовая машина.

– Дима приехал! – сказал кладовщик.

Из машины вышел молодой светловолосый парень и добродушно пожал нам руки.

– Галя тут? – спросил он.

– Наталья сегодня, – ответил я.

– Пойду поздороваюсь, – он распахнул нам задние створки дверей кузова и направился в торговый зал.