Впрочем, а чего он хотел? Сорок лет прошло. Тут впору удивляться, как стекла вообще сохранились и на чем держатся. Дерево наверняка сгнило в труху. Тронь такое окошко, и стекло вывалится. А еще оно может полететь вниз от порыва ветра. На первом этаже целых стекол практически нет. Сохранились они в основном на третьем. И прилетевший с такой высоты привет здоровья никак не добавит. Поэтому Бекеш предпочел приблизиться к зданию со стороны парадного входа, где имелся бетонный козырек.
На стоянке перед больницей и во дворе десятка четыре автомобилей. В общем и целом для сорока лет под открытым небом состояние очень даже ничего. А машины-то почти все легковые. В СССР автомобиль был не столько средством передвижения, сколько показателем статуса. Просто потому, что являлся дефицитом, как очень и очень многое в то время.
Судите сами. Спекулянты различными путями покупали машины в магазине или на заводе, после чего на авторынке продавали в полтора раза дороже! Автомобиль, уже перешедший в разряд БУ, стоил значительно дороже, чем новый! Страна дураков, йожики курносые!
Поэтому наличие на стоянке такого запредельного по тем временам количества машин само по себе говорило о том, что тут творилось и как народ тянулся в больницу за спасением. Представить себе подобную картину просто страшно. Во дворе мусор, проросшая сквозь асфальт трава и три березки, прямо посредине. В углу, образованном П-образным зданием, видна горка из нескольких черепов. Кости скелетов также присутствуют, но и они все больше у стены или у забора. Посреди двора вообще мусора практически нет. Если не считать мелких камешков от полуразложившегося асфальта. Их постепенно вымывает, но покрытие пока еще сопротивляется времени.
На ступенях скопилось достаточно пыли, чтобы они полностью заросли травой. Прошлогодняя пожухла и полегла, а поверх нее уже появилась свежая зелень.
От окон и двери остались только сгнившие коробки. Стекла, осыпавшись осколками, все еще лежат под ними, став мутными и уже утратившими острые кромки, отшлифованные пылью, гонимой ветрами на протяжении десятилетий. Одна из створок входной двери валяется здесь же, на площадке, покрытая густым слоем лишайника.
Похрустев стеклом под подошвами, Бекеш прошел ко входу. Прислонил велосипед к косяку. Забросил рюкзак на спину. Ружье на изготовку. Уж больно много вокруг собачьего помета. С одной стороны, вроде бы и застарелый. Но с другой, резкий запах все еще присутствует. Осмотрелся и вошел в холл.
Следом за ним в открытый оконный проем влетела сойка. Вроде бы обычная, но в то же время было в ней что-то неправильное. Неживое. В общем-то, ощущение верное. Ведь это не что иное, как мобильная камера, замаскированная под птицу и практически один к одному имитирующая ее. Вот и вторая птичка, она снимает под другим ракурсом.
Вообще-то Шейранов давно привык к подобным камерам, а также ко множеству миниатюрных, которыми всякий раз обрастает место, где он задерживается на сколь-нибудь долгое время. А еще он взял за правило всякий раз проговаривать свои планы вслух, чтобы Перегудов или дежурный оператор были в курсе его намерений. Он ведь снимается в реалити-шоу, а не просто выживает в новом для себя мире.
В холле картина резко изменилась. Можно сказать, кардинально. Целых скелетов нет. Либо зверье растаскивало, либо ветер постарался. Но зато самих костей оказалось на удивление много. А еще койки. Все помещение ими буквально завалено. И коли уж их устанавливали даже здесь…
Остается только удивляться самоотверженности медперсонала больницы, до конца исполнявшего свой долг. Как могли, насколько могли, но они сделали все, на что были способны. Отчего такие выводы? Так ведь койки тут не сами появились. Вон коридоры уходят вправо и влево. И там тоже койки вдоль стен стоят. Наверняка и поликлиника заставлена, и в отделениях негде ступить.
Сергей Федорович невольно осенил себя крестом, отдавая дань уважения своим коллегам. И ведь понимали, что неспособны противостоять эпидемии. Обеспеченность медикаментами в те времена была откровенно никудышной. Так, основной набор. А вот на случай эпидемий… Без вариантов. Если бы в каком-то одном регионе, то пожар потушили бы. Но когда полыхнуло везде, да еще и в условиях потери централизованного руководства… Однако врачи до конца остались на своем посту.
Прошел к лестнице и поднялся на второй этаж. В принципе ему выше, но подниматься дальше, не проверив, что остается за спиной, как-то неправильно. Конечно, все здание ему не обследовать. Но хотя бы окинуть поверхностным взором. И послушать. Звуки здесь раздаются далеко и гулко, так что можно расслышать любое неосторожное движение. Хм. Как, впрочем, и его шаги.
На втором этаже та же картина. Кругом койки, разгром и… Кости, кости, кости. Стало настолько неуютно, словно он, будто какой-то вандал, ворвался в гробницу и потревожил покой мертвых. Едва промелькнула эта мысль, как по спине пробежал холодок и его буквально передернуло. А ведь повидал на своем веку немало. Н-да. Только вот такую картину видит впервые.
Третий этаж. Последний. Дальше пара лестничных маршей выводит на крышу, и они забраны в решетку. Надо же, белая краска до сих пор сохранилась. Она, конечно, стала грязно-желтой, но былой цвет угадывается без труда. На ушках из толстой проволоки висит открытый замок.
Сам не зная зачем, снял его и потянул решетчатую дверь. Та подалась с трудом и зубодробильным скрежетом. Из петель посыпалась ржавая пыль. Пару раз открыл и закрыл. Двигаться стала легче, хотя при этом и скрипит немилосердно.
Дверь в хирургическое отделение открыта и висит на петлях. Внутри все то же. Койки, кости, беспорядок, словно его тут кто-то специально наводил. Возможно, все те же падальщики. Попасть сюда – без проблем. Все нараспашку. Хотя… По идее, все зверье, оставшееся в городе, должно было заразиться. И им уж точно не было бы никакого дела до тел умерших.
Прошел к операционной. Он тут бывал когда-то. Ну, не именно тут, а в здании-двойнике, в своем слое. Словом, где и что находится, знал доподлинно. Шел, стараясь не наступить на кости.
Под ногами что-то блеснуло. Освещение откровенно плохое. Сумрак, это определение подойдет как нельзя лучше. Присел, уложив ружье на колени, и протянул руку к привлекшему его внимание предмету. Сережка с довольно крупным и все еще прозрачным камнем. Алмаз? Вот уж вряд ли. Он даже навскидку не смог бы сказать, сколько стоил бы алмаз такой величины. Не сегодня, разумеется, а в восемьдесят пятом. Так что скорее всего это какой-нибудь полудрагоценный камень.
Повертел в руках, посмотрел внимательнее под ноги, в попытке найти вторую серьгу и не преуспел в этом. Зато обнаружил цепочку с крестиком, а у стены череп с золотым мостом на четыре коренных зуба. К чему это? Признаться, любопытство и не более. Серьгу и цепочку он аккуратно положил там же, откуда и взял. Осенил себя крестом, пожелав бывшим владельцам царствия небесного. После чего поднялся и пошел дальше.
Ого! А вот тут начинается необычное. Дверь в операционную закрыта. Взялся за ручку, потянул на себя. Угу. Разбухла или была заперта изначально. Да еще и достаточно прочна, так что ни вперед ни назад. Только стекла слегка задребезжали.
Дверь широкая, массивная, покрыта несколькими слоями краски. От времени, перепадов температуры и влажности ее верхние слои шелушатся, но дерево пока не обнажилось. Словом, если она не желает открываться, то выбивать ее нужно посредством топора или кувалды. Но есть у нее ахиллесова пята. Остекленная верхняя половина.
Чувствуя себя самым настоящим вандалом, Бекеш ударил прикладом по стеклу, тут же осыпавшемуся с жалобным звоном. Н-да. Сорок лет простояло на своем посту, пока не появился он. Угу. Не хватало еще и виноватым себя почувствовать. Как там говорят, не разбив яйца, яичницу не сваришь? Вот и он не ради глупого спортивного интереса тут упражняется.
Повытаскивал осколки стекла, забросил вовнутрь рюкзак. Оглянулся, не появились ли гости, и полез сам. Хм. Конечно, с одной стороны, неудобно, но с другой, случись незваные гости, толпой на него не навалятся. Разумеется, Бекеш имел в виду собак. Какому человеку в здравом уме вздумается лезть в больницу? Нет, он-то вполне здравомыслящий, вот только местные в этом серьезно усомнятся. Хм. И вообще-то будут не так далеки от истины. Бродить в этих местах в одиночку – верх безрассудства.
В операционной ничего лишнего. Только то, что должно быть, и не более. Ну да. Это же святая святых. Кто же станет расставлять тут койки. Скорее больных начнут укладывать в два яруса, чем займут площадь операционной, пусть даже и довольно просторную.
Стекла в окнах тут уцелели, хотя и стали невероятно мутными, отчего в помещении было почти так же сумрачно, как в коридоре. Несмотря на толстый слой пыли (и откуда только берется), в операционной был полный порядок. Все лежало на своих местах. Должно быть, заведующий отделением был человеком строгих правил и не терпел расхлябанности. Иной причины для такого идеального порядка быть не может.
Вот стол, с подготовленными биксами из нержавеющей стали. Эдакие барабаны, различного размера. Сейчас они грязные, но никаких сомнений, открой их, и внутри обнаружится некогда стерильное белье, необходимое для проведения операции. Стол для инструментов пуст. Рядом еще один стол с различной медицинской посудой, частично эмалированной, частично из нержавеющей стали. На соседнем лежат самые разнообразные стерилизаторы.
А вот и предмет его поисков. Стеклянный шкаф с тщательно разложенными хирургическими инструментами. Причем все они тускло блестят своей полированной нержавеющей поверхностью. Все разложено в строгом порядке. Отдельно, в специальном держателе, выстроились скальпели, так, чтобы, не дай бог, не повредить режущую кромку. Держатель явно самодельный, из гнутой проволоки, на восемь скальпелей, но сделан очень толково.
Нужно было работать хирургом в советские времена, чтобы понимать, насколько бережно относились к инструменту в больницах. Загуби что-нибудь, а потом жди, когда тебе это поставят. А ведь поставки только раз в год, и далеко не всегда все по списку. Так что ничего удивительного в подобной заботе. Хороший тут был зав отделением, чего уж там.
Бекеш вскрыл несколько биксов и, найдя в одном из них вату, извлек ее на свет божий. Уложил один слой в самый маленький стерилизатор и, сложив все скальпели, переложил еще одним слоем ваты, так чтобы при закрытии крышки плотно их прижать. После этого в другой стерилизатор уложил стеклянные шприцы и иглы к ним. Дальше настал черед общего хирургического набора, который он уложил в большой стерилизатор и также переложил ватой. Еще взял парочку стерилизаторов небольших размеров, так, на всякий случай, и парочку чашек из нержавеющей стали. Все это обернул в ветхие простыни и поместил в рюкзак, значительно прибавивший как в объеме, так и в весе.
Бекеш не без сожаления посмотрел на остающееся богатство. Вздохнул и прикрыл дверцы. Может, когда-нибудь еще вернется. Но сейчас излишне перегружать себя нежелательно. Опять же, сомнительно, чтобы ему понадобились оставшиеся инструменты. А в Георгиевской больнице набор был вполне приличным. Правда, запас никогда не бывает лишним. Но это не его заботы. Есть Вербицкий, вот пусть и ломает голову.
Хруст мусора и стук костей раздались совершенно неожиданно. Настолько, что Бекеш даже вздрогнул. Конечно, может быть, что-то потревоженное им упало с большим запозданием. Такое бывает. А еще это могла набедокурить одна из камер Перегудова. Не могут же они все время летать, так слишком быстро израсходуется энергия в аккумуляторе. Птичка вполне могла обронить что-нибудь при посадке. Вот только Бекешев не собирался надеяться на авось. В этих местах лучше ко всему относиться с должной серьезностью.
Человек неспособен длительное время пребывать в напряжении. Будь он хоть трижды профессионалом. Потому что любой из нас раньше или позже устает и начинает совершать ошибки, подчас фатальные. Поэтому военного профессионала отличает не постоянная боевая готовность, а быстрая реакция, вбитые рефлексы и способность холодного расчета в экстремальной ситуации. Бекеш и Шейранов были профи, а потому инстинкты и рефлексы обоих, заключенные в одно тело, сработали, как часы.
Мгновение, и приставленное к столу ружье оказалось в его руках, а палец тут же отжал предохранитель. Сам он сместился так, чтобы встать напротив двери, используя операционный стол как дополнительное прикрытие. Именно в этот момент в проеме двери, лишившемся остекления и через который Бекеш, собственно говоря, и попал в операционную, появилась серая тень.
Даже не пытаясь разобраться, что это может быть, Бекеш выстрелил в проем. Гулкий звук ударил по ушам, заставив даже непроизвольно моргнуть и тряхнуть головой. Выстрел из охотничьего ружья в помещении – это серьезно. Звук падения тела собаки он уже не слышал. Ну да. Он опознал собаку, чем-то похожую на восточноевропейскую овчарку.
Впрочем, разбираться с ее породой времени не было. Едва осознав, что это собака, он тут же понял и то, что избрал неверную тактику. Вот если бы у него было что-то с более вместительным магазином и уж тем более «МЦ-шка»… Но двустволка…
Он уже огибал операционный стол, чтобы приблизиться вплотную к двери, когда в помещение влетела вторая собака. Вот когда вспомнишь добром стрельбу по тарелочкам и охоту на птицу влет. Псина получила заряд картечи в бок, еще до того, как ее лапы коснулись кафеля пола. Удар оказался настолько сильным, что животное буквально снесло в сторону, приложив о задрожавший стеклянный шкаф с инструментами. Тот достойно выдержал натиск, не рассыпавшись и не растеряв своего содержимого.
Бекеш вовремя приблизился к двери и выставил свой импровизированный штык, примотанный к стволам ружья. Вот ей-богу, это стоило нарушения баланса оружия. А наглеца Плехова, посоветовавшего этот девайс, Бекеш еще и водкой поить будет. Выставленный нож остановил прыжок третьей собаки. Бекешев едва сумел удержать в руках ружье, настолько сильным оказалось столкновение.