Пилигрим. Воевода

– А ты у турок спроси. Они тебе расскажут, – подмигнул Михаил.

– Ну-ну. Только тут турок нет. У нас все больше половцы, да друг дружку режут.

– Половцев тоже можешь поспрошать. Пустили им малость кровушку.

– Слыхал от мужиков, что вы караваном привели. Только отбиться с палубы ладьи куда проще, чем грудь в грудь сойтись.

– Ничего. И грудь в грудь мои люди чего-то да стоят.

– Настоящего воя нужно сызмальства обучать.

– Есть варианты, Барди. К примеру, если лук не дается, возьми самострел. Кому, как не тебе, это знать.

– Самострел у меня для того, чтобы иметь под рукой готовый выстрел. Так-то он с луком не сравнится.

– Это смотря какой самострел. Мой только в том и уступит, что быстро метать болты не получится. Во всем остальном побьет. И научиться из него метко стрелять куда как проще. У меня даже бабы с этим справляются.

– Бабы? – дугой вздернув бровь, удивился варяг.

– И даже детвора. Было пару раз, турки подступались к нашему селению, когда воев там не было. Так бабы и ребятня отправляли их восвояси не солоно хлебавши.

– Дела-а.

– Ты лучше скажи, кто из себя есть дядька княжий Горыня.

– А он-то тебе к чему.

– Хочешь сказать, что правит тут десятилетний князь, – хмыкнув, легонько тряхнул головой Михаил.

– Ну, ты же в сотники в свои годы выбился. Причем не будучи княжеских кровей.

– Да я и постарше буду. А потом, никуда бы я не выбился, коли не Комнин.

– А ить не понравится ему, что ты против его воли пошел.

– Коли тут уговорюсь, то мне оно и без разницы, понравится ему или нет. Так что о Горыне скажешь?

– По виду достойный вой, способный не только рубить ворога. На деле, твоя правда, всем тут заправляет он. И бояр в узде держит и разум имеет. Так что как он решит, так оно и будет. Но князя он любит. Не мнет под себя, а растит как своего сына.

– Понял. Учту. Кстати, Барди, а ты как, не устал еще мыкаться по белу свету без кола и двора. А то, гляди, как уговоримся с Горыней, давай к нам. Вдовушку жаркую себе присмотришь. Да осядешь наконец.

– Это в земле-то ковыряться, – хмыкнул воин.

– Это о старости подступающей подумать, – возразил Михаил. – А насчет земли, так в том ничего зазорного нет. Ты подумай. Да товарищей поспрашивай. Сам не пожелаешь, может, найдется кто, кому уже в тягость все время в броне ходить.

– Ох и веришь ты в себя. Ты для начала с Горыней уговорись. Не верится мне, что он станет селить на переяславских землях кого попало.

– Если не дурак, как ты говоришь, то выгоду он свою узрит.

Тема для Барди оказалась неинтересной, и он опять начал выспрашивать о Царьграде. Что ему Переяславль и окрестности. Чего он не видел на Руси. А вот послушать о Царьграде оно всегда интересно. Михаил не стал его разочаровывать, вновь свернув на рассказы о ромеях.

Хорошо посидели. Душевно. А главное, с каждой минутой варяг нравился Михаилу все больше и больше. Прежде-то у них нормального общения и не получалось. Теперь Барди в нем видит ровню. Молод, не прибавить. Да только в дружине его кроме вчерашних пахарей есть и настоящие вои, коих Ульссон отличил без труда. И они руку Михаила приняли. Значит, не все так просто. А разговор на равных это совсем другое дело. Человек открывается с другой стороны, подчас совершенно неожиданной.

Утро выдалось чистое и звонкое. Михаил открыл глаза, чувствуя себя полностью отдохнувшим. Откинул полу спального мешка и, сев, с удовольствием потянулся. Хорошо-о! Оглянулся. Рядом похрапывают и откровенно заливаются тракторами его пограничники. Вот уж кому без похмелья не обойтись.

Под конец вчерашней гулянки корчма ходила ходуном от разухабистых песен и бабьего визга. Погуляли, чего уж. А оно ведь как. Насколько с вечера тебе было хорошо, настолько же поутру будет плохо.

Караульные, с одной стороны, посматривают на ворочающихся с легкой издевкой. Но с другой – с нескрываемой завистью. Ничего, сегодня и они оттянутся. Вот дома им так не гуляется. Чтобы душа по-настоящему развернулась, обязательно нужно забраться подальше.

После завтрака, несмотря на болезненное состояние, пограничники нагрузились как мулы товаром и поплелись на торжище. Осенняя ярмарка в самом разгаре. Так что с местом им не повезло. Загнали в самый дальний угол. Впрочем, хорошо хоть так. А то ведь могло и вовсе места не достаться и пришлось бы разворачивать торговлю прямо на пристани. С другой стороны, не такой уж и плохой вариант.

Михаил поднялся, надел сапоги и скатал в рулон спальный мешок. По сути, одеяло, сшитое из овчины, складывающееся вдвое и застегивающееся на две трети пуговицами. Достаточно удобно. И места занимает немного, и спать можно хоть в снегу. Ну, зимой их еще не испытывали. Хотя по факту тулуп получается, так что должно работать.

Прихватил полотенце, в смысле, отрез полотна и, сойдя на причал, начал умываться. Хорошо. Сентябрь, но дни стоят погожие. Утренняя же прохлада и холодная вода враз выметнули остатки сна. Вытираясь, глянул в сторону берега. Встретился взглядом со старостой Викулой и кивнул в знак приветствия. Тот ответил и вернулся к своим обязанностям.

Спасенных Михаил временно взял на свой кошт. Раз уж начал помогать, то доводи до конца. Правда, кормить за здорово живешь порядка полутора сотен человек он не подряжался. Поэтому сразу обозначил, что по прибытии обеспечит спасенных провизией на трое суток, а там уж они как-нибудь сами.

В принципе, слободчанам тут делать нечего. Могут расположиться в ином месте. Но вот держатся поближе к пограничникам. И насколько было известно Михаилу, от помощи князя пока воздержались. Хотя тот и открыл пред ними свои амбары. Не хотят одалживаться.

Завтракали без аппетита. Все посматривали на Михаила. Тот же словно ничего не замечал. Да и нечем ему было им помочь. Конечно, имелся у него крепкий и очищенный древесным углем самогон двойной перегонки. Но сугубо в медицинских целях.

После завтрака направились на торжище. Признаться, Михаил ожидал увидеть в городе грязь и слякоть. Но был несколько удивлен. Что касается дорог, то так оно и было. То есть сейчас-то сухо, причем не настолько, чтобы они были покрыты толстым слоем тончайшей пыли, взметающейся облачками даже за пешеходами. А потому вполне комфортно. Но если пойдет дождь, то грязи не миновать. И вот на этот случай на центральных улицах, ведущих от ворот к детинцу[6 - Детинец – центральная укрепленная часть древнерусского города, обнесенная стенами.], предусмотрены самые натуральные деревянные тротуары. Не сказать, что широкие, и только по одной стороне, но все же они в наличии.

Улицы города как спицы колеса тянутся от ворот к детинцу. Ну или кремлю, если хотите. На воротах стража, но свободному проходу не препятствуют. Трое дружинников стоят в тенечке, ведя ленивую беседу да посматривая на проходящий люд. Причем девицы, прогуливающиеся мимо и щебечущие как птички, интересуют их куда больше. Хм. Михаила, между прочим, тоже.

Поймал взглядом девичью фигурку, подчеркиваемую ладно скроенным сарафаном, и невольно заулыбался. Красавица то ли почувствовала это, то ли просто приметила его внимание и стрельнула в ответ озорным взглядом, подкрепленным улыбкой. Чертовка! Лучше бы сделала вид, что ничего не заметила. А так-то только раззадорила, заставив нервно сглотнуть.

Не сказать, что у него проблемы с интимным вопросом. Марфу он все же спровадил замуж. Чин чином передал будущему супругу невинную. Ему только девок портить не хватало для вящего авторитета. И в доме у себя ее оставлять не стал, не то разговоров не оберешься. Да и в лице мужа недоброжелателя получить не хотелось. И без того найдется еще кому, где и как перейти дорогу.

К себе же взял экономкой одну из вдов. Ладно скроенную молодуху. Разговоры все одно поползли. Но то уж не злобные, а так, пошушукаться от скуки. Да и не афишировали они свои отношения. Все тихо и чинно. Опять же, он с головой дружит, чтобы устроить все без байстрюков.

Вскоре Романов в сопровождении пыхтящих похмельных носильщиков дошел до ворот детинца. Именно там и располагалось главное торжище города. Раньше-то Михаил полагал, что он представляет собой военное укрепление с княжьими да боярскими хоромами и казармами дружины. Ну и главным храмом города. Кстати, последний все еще строится, причем возводится из камня по византийской технологии.

Так вот на деле детинец оказался эдаким городом в городе. Со своими улицами и княжьими ремесленными мастерскими. В голове отчего-то сразу возникла аналогия с Большим императорским дворцом в Царьграде. Кто знает, быть может, по его образу и подобию и устраивали все. На Руси многое переняли у ромеев. И Михаил не собирался в этом отставать. Скорее даже обогнать. Если получится, конечно. Но он будет стараться изо всех сил.

В отличие от Большого дворца, где придворные проживали в отведенных им помещениях, здесь бояре имели свои подворья, образующие целую улицу. Не сказать, что обширные усадьбы, – все же из-за крепостных стен не разгуляться. Но все же. Ремесленники только работают в мастерских, принадлежащих князю, обитают в городе.

Улицы здесь резко отличаются своей относительной чистотой, покрытые вертикально поставленными деревянными чурбаками. Правда, запахи при этом стоят такие, что только держись. А ведь начало сентября, и солнышко не такое уж и жаркое. О миазмах, которые витали летом, и думать не хочется. А все оттого, что дерево легко впитывает в себя отходы жизнедеятельности животных.

Торжище Михаила удивило. Выкладывать товар на деревянную мостовую запрещено. В центре достаточно просторной площади, в ряды выставлены возы с товарами. В основном пришлых крестьян. За каждый воз взимается пошлина. По периметру лавки, среди которых затесалась и корчма. Слева крытые торговые ряды. Одно место в сажень шириной. Желаешь больше, уплати за вторую. Хотя во время ярмарки никто подобной вольности не позволит.

Или Михаил ничего не понимает, или Горыня и впрямь хороший хозяйственник. Подобный порядок Романов наблюдал только у ромеев. На Руси все куда проще, и подтверждение тому торжище в посаде, где торговцы располагались как придется. Да взять даже рынок в его родном городе двадцать первого века. Разложившие товар прямо на тротуаре бабули, и не только, они в порядке вещей. Но вот здесь все устроено по уму.

Толкаясь меж покупателей, двинулись по рядам к выделенному им углу. Ушлый сосед, приметив, что место пустует, разложился, заняв два прилавка. Это они припозднились. Народ тут еще со света раскладывает свой товар. Не сказать, что ранняя птаха обрадовалась припозднившимся соням. Но недовольство выказывать не стал. Наоборот, под угрюмыми похмельными взглядами пограничников споро и с прибаутками ликвидировал самозахват, словно ничего и не было.

Едва освободилось место, как Родион тут же начал раскладывать свой товар, принимая его у воинов. Избавившись от ноши, те перевели на Михаила страдальческий взгляд. Он неодобрительно покачал головой и махнул рукой.

– Только без фанатизма мне.