Кукловод. Кавказец

– Рядом служит?

– Да у нас тут все рядом. Но Артему повезло, нынче их сотню отрядили в Кисловодскую крепость, так что, случается, и домой казачки заглядывают. Ты не спеша, ваш бродь, потихоньку, бо зад – это дело дурное, оно вроде и ничего, а там просто беда. Ага, вот так. И это, не стесняйтесь, портки-то скидавайте. Камни острые, как бы не посекло.

– Да нормально все, Александр.

– Да оно понятно, что нормально. А только вы портки-то скидавайте, – упрямо гнул свое Пархоменко.

Только убедившись в том, что ранения в пострадавшем месте отсутствуют, а его подопечный вполне нормально ходит, казак наконец успокоился. Нравился Александру этот молодой офицер, с понятием, не чванливый. Не жадный опять же. Вот упросил Пархоменко преподать ему некие приемы обращения с шашкой и с платой не обидел. Да и вообще душа к нему лежит, оттого и воинским искусством делиться легко.

И потом, время есть, отчего бы его с прибытком не провести. Тридцать рублей, пусть и ассигнациями, за ежедневные двухчасовые тренировки во второй половине дня, да всего-то за месяц. Эдакие деньги на дороге не валяются. С хозяйством и родные вполне справляются. Так что, пока есть возможность, нужно пользоваться, чтобы потом локти не кусать. Оглянуться не успеешь, а срок внутренней службы уж и закончится. Хм. В общем-то это и не служба вовсе, а отдых, разве только по хозяйству управляться надо.

Нет, конечно, приходится и в караулы ходить, и в секреты. Потому как дом свой родной, станицу Горячеводскую, что заслоном городу стоит, беречь надо. Эвон, Воровсколесскую карачаевцы уж дважды под корень вырезали. Никому не захочется повторить их судьбу.

Мало ли что рядом крепость с целым полком. Пока-а оттуда подмога подойдет, горцы столько бед наворотить успеют, что мама не горюй. К казачка?м у них особый счет имеется, потому как станичники им спуску ни в чем не дают и едва ли не такие же дикие, как сами дети гор.

Нет, конечно, повсеместной ненависти нет. К примеру, у Александра есть кунак в ауле Абуковском. Он и вся его семья за Пархоменко и его родных жизнь готовы отдать, и глазом не моргнут. Ну и он отдарится тем же. Никто не скажет, что Александр тля какая, для которого ничего святого нет. И детям своим накажет, чтобы чтили семью кунака так же, потому что кунак на Кавказе – это не просто серьезно, а на всю жизнь, и даже потомкам в наследство то куначество передается.

Сам Пархоменко к этому не стремился. Само как-то вышло. Было дело, свела их судьба на узкой дорожке. Нет, не врагами. Александр тогда и Аккуша раненого спас, и сынишку его старшего. Горцы, они ведь и друг с дружкой режутся так, что только звон клинков стоит. А если кровная вражда, века длится. Никто уж и не упомнит, с чего все началось-то, а режутся столь неистово, что диву даешься.

Правда, казак тогда не столько их спасал, сколько себя. Коня под ним убило, уйти никакой возможности, вот и встал насмерть. Да только вышло так, что полегли враги. А Аккуш так впечатлился, что тут же предложил породниться. Оно вроде вот так, с ходу, не решается. Но с другой стороны…

Махнул Александр рукой, смешали кровушку. Про горцев можно разное говорить. Но чего у них не отнимешь, так это верности своему слову. Насколько он знал, мусульманину не зазорно нарушить клятву, данную неверному. Вот только это не про Кавказ. Здесь если нарушишь клятву, то навсегда потеряешь лицо и ты, и потомки твои, причем в глазах абсолютно любого, хоть врага, хоть друга. А уж куначество и вовсе стоит в отдельном ряду. Конечно же, в любом народе найдется паршивая овца, но по ней судить обо всех не стоит.

Так что как бы жизнь ни обернулась, Александр точно знал одно: есть у него побратим. Причем такой, что случись беда, и он, и дети его встанут рядом с Пархоменко. И в ответ могут ожидать такого же, потому как слово казака ничуть не менее крепким будет. И тут никакой бравады или превозношения рода казачьего.

По сути, у кавказских казаков куда больше общего с горцами, чем с единоверцами. Они перенимают у них обычаи, одежду, оружие и тактику. Ибо все это складывалось на Кавказе веками и доказало свою жизнестойкость. Так зачем же отказываться от того, что хорошо.

– Александр, говорю же, все в порядке, – натягивая форменные брюки, ответил Темляков.

Признаться, у него у самого было ощущение, что без порезов тут не обошлось. Но хорошо все то, что хорошо кончается. И без того уже около двух месяцев после ранения в себя приходит. Не вечно же ему пребывать на излечении.

– Дык вижу я, что в порядке, ваш бродь. Ну что, может, на сегодня все?

– Погоди, братец. А ну давай-ка опять в позицию.

– Не умаялись, Сергей Григорьевич? Ведь только от раны отошли.

– Ты давай меня не расхолаживай. Встали. Нападай. Оп-па.

Пархоменко совершил кульбит и покатился по траве. Еще. И снова. И опять. Ох ты ж, йожики курносые. Неужели поймал? А ну-ка…

– Александр, а теперь давай всерьез, – воодушевившись, потребовал Темляков.

– Это как это? – Пархоменко даже отшагнул на полшажочка.

– Да так. Как самую что ни на есть вражину. Да не бойся, не нож же у тебя, чай, а палка. Ну, посадишь синяк, не первый и не последний. Только ты давай атакуй как придется. Вот как на душу ляжет, так, чтобы свалить.

– Ох, Сергей Григорьевич, как бы до беды не дошло, – с сомнением покачал головой Пархоменко, являвшийся одним из первых бойцов среди станичников.

– Не журись, пластун, делай, как говорю. И учти, уж я-то жалеть точно не стану. А как завалишь меня, рубль серебром сверху даю.

– Ну гляди, ваше благородие, сами выпросили.

Покалечить уж как-нибудь не покалечит, а вот рубль точно лишним не будет. И потом, тут, если честно, по-хорошему, и непонятно, кто кого учит. Нет, подпоручик самым вдумчивым образом учится у Александра. Да только сосредоточился лишь на четырех приемах пластуна и не более полудюжины своих. Которые, кстати, Александр потихоньку начал перенимать. Правда, отрабатывает в станице, с кумом. Не за то Сергей Григорьевич платит казаку, чтобы его обучать, а сам у него учится.

Первую атаку Пархоменко все же провел не в полную силу. А ну вдруг ошибочка вышла, и то, что они приняли за рубеж, после которого боец уже и не думает, ведя схватку, просто хорошо сложившаяся череда. Бывает такое, что вот вроде бы раз за разом все получается так, как надо, а потом выясняется, что причина в простых поддавках. Оно вроде и не хочешь этого, а неосознанно становишься так, чтобы партнеру было удобнее, и тело непроизвольно пускаешь в кувырок, оно и самому не так больно, и сопернику лишний раз напрягаться не надо.

Ох, йо-о!!! А подпоручик-то, ничуть не смущаясь, силу пускает, бьет очень даже серьезно. Эвон, всю душу выбил, едва получается в себя воздух вогнать. Урок на будущее, сказано в полную силу, так и нечего детские игрища разводить. Вроде порядок, пришел в себя. Ну, держись, ваше благородие!

Во время тренировок в воинском деле никто и никогда поблажек делать не станет. Потому как сегодня солдатик заробеет перед их благородием, а завтра ему же придется обмывать хладный труп своего командира. И если Пархоменко раньше осторожничал, то только по причине опасений по поводу недавней раны Темлякова. Но коль скоро тот вытворяет эдакое, знать, готов к серьезному подходу.

Атака! Молодой человек смело подшагнул вперед, пресекая действия нападающего на полпути, выставляя его в неудобное положение для последующей контратаки. Не тут-то было. Казак, ожидавший этого, мастерски перебросил «нож» в другую руку, и наступление продолжилось уже с другой стороны. «Клинок» порхнул снизу вверх с правого бока. Если Темляков продолжит выполнять прежний прием, то маневр казака принесет ему успех.

Но Сергей вовсе не думал об этом. Некогда было. Тело само собой начало раскручиваться вокруг своей оси. Руки зафиксировали руку казака, в которой еще мгновение назад был «нож». Пархоменко все же нанес свой удар, но не смог дотянуться.

Подпоручик, явно уступающий по физическим данным, сумел его закрутить, сдвинувшись слегка ему за спину. После этого он сделал только пол-оборота, присел, посылая соперника на траву и окончательно заламывая ему руку. Александр едва ли не услышал, как трещат жилы. Никаких сомнений, будь на его месте настоящий враг, уже слышался бы хруст выламываемого сустава и рвущихся жил.

– А вот теперь Александр Борисович, ты очень даже старался, – не без удовольствия констатировал Темляков.

Признаться, он сейчас испытывал самое настоящее наслаждение. К нему вернулось чувство, которое он, казалось, потерял окончательно. Это тело для Шейранова было под стать новой необмятой одежде. Вроде все, как надо, а в ней как-то неуютно и неудобно. Вот поносишь ее какое-то время, она где надо примнется, где надо вытянется и станет чуть не второй кожей.

Так и с телом. Чтобы держать чужой разум под постоянным контролем, нужны определенные навыки. Ничего сложного. Во всяком случае, для Сергея. Все же прав Антон, кукловоды – это уникумы, причем не только благодаря способности их сознания устраиваться в чужом теле. Самое поразительное, что он довольно быстро научился управлять чужим разумом. Или даже не так. Ему потребовалось всего лишь слегка набить руку, чтобы проделывать это почти виртуозно.

К примеру, уже через сутки после того, как его подселили к Антону, Шейранов с легкостью манипулировал его сознанием, умудряясь контролировать напарника даже ночью. На подсознательном уровне он не давал слабины владельцу тела ни на мгновение. Он с легкостью общался с ним, позволяя время от времени самому распоряжаться своим телом и речью, а мог сделать его полностью слепым и глухим.

Как пояснил Антон, после того как Сергей вернулся в свое тело, теперь он понимает больных, страдающих раздвоением личности. По симптомам очень похоже. Хотя… А кто может поручиться, что это самое раздвоение личности не является естественным проявлением кукловодов? Все может быть. А уж в отношении головы и вовсе нельзя быть абсолютно уверенным.

После этого Сергей пожелал вселиться в голову Семена. Антон только пожал плечами, мол, вполне объяснимое желание, коль скоро тот отвечает за безопасность проекта, а значит, и самого Сергея. Не сказать, что Зайцев был в восторге, но все же вынужден был поддаться.

Так вот, его разум Сергей контролировал без малейших затруднений, которые испытывал с Антоном. То есть, наработав навыки однажды, он справился с легкостью и во второй раз. А вот с телом так не получалось. Каждый раз одно и то же. Даже ходить было как-то неловко. Но ничего, очень скоро все приходило в норму.

Что касается единоборств, тут было несколько сложнее. Мало знать, как провести тот или иной прием, нужно вколотить его выполнение в тело на подсознательном уровне. Когда ты действуешь абсолютно бездумно, на одних только рефлексах, именно тогда и становишься настоящим бойцом. А добиться этого можно только упорными тренировками.

– Старался, да не больно-то вышло, – потирая саднящее плечо, пробурчал Пархоменко.

– Прости, братец. Просто ты так проворно обернулся, что это у меня как-то само собой получилось, только когда понял, что вот-вот руку тебе сломаю, и опамятовался, – повинился Сергей.

А и то. Человек согласился его поучить, а он в благодарность едва его на инвалидность не перевел. Поди вылечи здесь такие повреждения. Они и в его мире далеко не всегда проходят без последствий.

– Да ты не виновать себя, ваше благородие. Все верно. Я всерьез атаковал, ты взаправду оборону держал. А то, что не думал и оно само получилось, так это и хорошо. Ведь случись беда, все у тебя само получится. Так что, выходит, ты до своего перевала дошел. Подниматься было тяжко, а теперь под горку пойдешь. Если это перевал.

– К чему это ты, Александр?

– А я это к тому, что давай еще попробуем.

Сергей смерил казака внимательным взглядом, силясь понять, серьезно ли он. Нет, никакого увечья и даже растяжения связок он не получил. Тут другое. Буквально недавно Пархоменко боялся зашибить своего работодателя и, учитывая недавнее падение того, предлагал воздержаться от дальнейшей тренировки. А тут вдруг…

Поня-атно. Парень один из первых бойцов в станице и признанный пластун, а это у казаков элита. Именно на них держатся секреты в ночных горах и степи, и действовать пластунам приходится практически в одиночку. И чтобы такому оказаться битым тем, кто статью далеко до него не дотягивает… Да не бывать этому!