С любовью за любовь. Сборник рассказок

Допив с братом остатки ликёра и выслушав его планы на грядущие выходные, я загрустил. За время шестилетнего брака я несколько отошёл от друзей, «сейшенов», весёлых гулянок и других составляющих холостой жизни, которыми теперь наслаждался мой младшенький. И хотя Борька предложил составить ему компанию, меня совсем не тянуло вновь окунутся в этот водоворот. Достав из глубин одёжного шкафа «кегельную» бутылочку, как, находясь в игривом расположении духа, он называл водку, брат налил нам по «соточке для настроения» и стал собираться на выход. «Ты останешься или на „зимние квартиры“?», – упоминание Борькой моего нового места обитания неожиданно вызвало у меня волну приятных воспоминаний о немудрёном уюте, пельменях, регулярно подносимых напитках и охочем до ласки Алином теле. Наскоро собрав бритвенные принадлежности, зубную щётку и кое-какую одёжку, я особенно озаботился запасом белья и носков, чтобы поберечь от ежедневной стирки руки моей новой подружки.

Мы вышли с Борькой из дома вместе, я пообещал маме звонить и регулярно появляться.

Увидев меня, Аля искренне обрадовалась, но при входе шёпотом предупредила: «Мама ещё не уехала!». «Тёща» удивила меня своей молодостью: на вид ей было не больше 35-ти, и несколько экзотической раскосостью. Упёршись в меня оценивающим взглядом, она сразу поинтересовалась: «А ты кем работаешь?». Не привыкший к обращению на «Ты» при первой встрече, я, тем не менее, вспомнив Алин наказ, очень вежливо, как мне казалось, выдал исчерпывающую информацию о своём месте работы, должности, зарплате, текущем матримониальном положении и адресе проживания. «Да ты не кипятись! Я же вижу, что парень ты приличный! Я просто за дочь переживаю! Ты должен мать понять!», – примирительным тоном продолжила Алина мама. Не сдержавшись, я объявил, что никому ничего не должен. К удивлению, на мою оппонентку заявление произвело самое положительное впечатление: «Вот, сразу видно, что настоящий мужик, со стержнем! Не то, что всякие, ни рыба, ни мясо!». Не знаю, кого она имела в виду, может прежнего зятя, но от похвалы мне сразу стало приятней её общество. «Ладно, не буду вам мешать! Вон, как Алька-то на тебя смотрит! Сейчас прямо съест!», – с этой грубоватой шуткой «тёща», захватив уже одетого внука, которого я даже не успел рассмотреть, быстро исчезла за дверью.

Сразу после ухода родных Аля ненадолго исчезла на кухне, а затем в три захода накрыла стол. Дома я в таком пиршестве даже по случаю великого праздника никогда не участвовал. Мама неплохо готовила, но особо домашними разносолами нас не баловала. Напряжённо работая с утра до вечера и активно занимаясь общественной деятельностью, она просто физически не успевала колдовать над плитой. Относясь к этому с пониманием, мы всегда были рады её здоровой и сытной стряпне без особых изысков.

Половину тех блюд, что Аля метнула на скатерть, я и в периодически посещаемых мною ресторанах не видал. Холодное запечённое мясо, самодельная колбаса, какие-то неописуемые овощные заготовки, всевозможная домашняя выпечка, уже упомянутые мной солёные огурцы и помидоры, маринованный лук и чеснок, и на горячее – умопомрачительные беляши. Фраза классика «Такое грешно есть помимо водки!» просилась на язык сама собой. Из покупного на столе оказались только сыр и «Столичная». Даже запивка – ягодный компот, и тот был сварен по особому бабкиному рецепту.

Перенервничавшую из-за моей неожиданной стычки с матерью Алю быстро разморило. Теперь вполне успокоенная удачно прошедшим общением и, наконец, расслабившись, после очередной рюмки Аля подробно рассказала о своём житье-бытье и обширной родне. Меня под такую прорву закуси водка не цепляла, и я воспринимал информацию на «трезвую» голову.

Многодетная татарская семья её матери испокон веку проживала в Орехово-Зуево и горбатилась на бывшем Морозовском швейном производстве. Мама рано вышла замуж за «правильного» татарина из Кубинки, и, переехав к мужу, устроилась на Второй Часовой Завод на Белорусской, где он работал. Обе её дочери, Аля, и старшая на год, Динара и муж Динары – все дружно трудились в сборочных цехах часового производства, составляя рабочую династию, так ценимую при Советской власти. Единственной «белой вороной» стал Алин муж, сотрудник ГАИ. Ради женитьбы на любимой он принял мусульманство, строгий Алин отец категорически возражал против замужества младшей дочери с «неверным». Но, войдя в семью, муж стал крепко выпивать, достаточно быстро вышел «из ислама» и даже пару раз подрался с тестем, будучи изрядно «подшофе». Правда, и папа Али не уступал зятю в употреблении «сосудорасширяющих» и, не дотянув до пятидесяти, приказал долго жить. Мама всегда держала бразды правления в своих руках, так что после кончины отца ничего особенно не изменилось. Для обеих дочерей мать являлась главной надёжей и опорой, а мужья занимали только второе место. После Алиного развода молодая бабушка, а ей на тот момент было всего 42 года, полностью взяла на себя заботу о внуке и регулярно помогала дочери материально и натурально – домашними заготовками.

Любовь к кулинарному искусству и вкусной еде присутствовала в крови у всех членов семьи, и при этом они умудрялись оставаться вполне поджарыми. В каждый визит «тёща» забивала Алин холодильник доверху битком и ещё давала «сухими», поддерживая временно не работающую дочь. Мне стало интересно, сколько же зарабатывают знатные сборщицы и, опрокинув следующую стопку, я озвучил свой вопрос. Аля расхохоталась: «Если бы мы жили на оклады с премиями, давно бы зубы на полку положили!». И, далее, я услышал про некоторые хитрости часового производства, до которых сам бы никогда не додумался.

Существенно позднее, в начале 90-х, я трудился вместе с приятелем, имевшим за плечами богатый опыт работы механиком на флагмане отечественной табачной промышленности – фабрике «Ява», кстати, расположенной по соседству со Вторым Часовым Заводом. От него я узнал много интересного о рабочих буднях крупных московских предприятий. Не воровал на «Яве» только ленивый! Объёмы похищаемых сигарет вполне поддавались описанию словосочетанием «Уму-нерастяжимо!». Рядовой механик «наваривал» за смену 20—30 рублей, а когда начали производить дефицит – «импортные» престижные сигареты «Мальборо» – «заработок» увеличился в разы.

В часовом производстве процесс заколачивания левых денег был поставлен несравнимо тоньше и хитроумней, что вполне соответствовало сложности производимых изделий. Любая универсальная деталь типа анкера и другие комплектующие были очень востребованы и с большим удовольствием реализовывались в многочисленные ателье Службы быта по ремонту часов. Элитные модели в сборе шли «налево» ровными рядами, в основном, в кавказские регионы. При этом количественное «статус-кво» сохранялось за счёт подмены качественных часов выбракованными изделиями, также поступали и с основными узлами тонких механизмов, имелись отработанные годами и другие специальные приёмы и ухищрения.

К тому моменту тема часов интересовала меня уже несколько лет. Бывший тесть, служивший в Министерстве Внешней Торговли, уделял внешнему виду особое внимание и объяснил мне, тогда ещё неразумному, что хорошие часы, наравне с приличной обувью, являются неотъемлемым атрибутом любого успешного мужчины. В опубликованной в любимом журнале «Юность» повести «Растиньяк-77» главный, по тому времени отрицательный, герой определяющими приметами «справного» мужика определил фирменные джинсы, кожаный пиджак и японские часы.

Мой приятель Н – ов, летавший стюардом «Аэрофлота» по всему миру, регулярно подвозил мне новые модели «Citizen» неизвестного производства, но всё это были модные в то время электронные часы с множеством мелодий. Настоящая японская механика стоила запредельных денег, от трёхсот рублей, что составляло две с половиной моих зарплаты с премиями. Такие «ходики» могли себе позволить регулярно выезжающие «за бугор» дипломаты или кавказские джигиты с запредельными «понтами».

Из близких друзей родной японский «Orient» таскал только мой напарник по Гурзуфскому отдыху Шура «Помидор», руководящий сотрудник среднего звена на Сокольнической продуктовой базе Москвы. Шура методично обновлял свои «куранты», и на моей памяти, по восходящей становился счастливым обладателем «Ориент» – «Рыбий глаз», «Ориент» – «на четыре удара» и «Ориент» – «Колледж».

Последнюю модель он носил, не снимая, уже года два, и даже при его не всегда правильном образе жизни с часами ничего не случалось. «Помидор» нырял в них с волнореза в крымскую гальку, перепутав с пьяных глаз пляж с морем; неоднократно использовал в качестве кастета в «товарищеских недоразумениях» и глубоко погружался в морскую пучину на «Чеховке» в поисках мидий. Кроме многочисленных царапин на корпусе и свободно охватывающем его мощное запястье металлическом браслете никаких других повреждений я не наблюдал. Сапфировое стекло сверкало гранями как новое, и механизм отсчитывал секунду за секундой точно, «как в аптеке».

В тот вечер я не особо вслушивался в Алину «часовую» информацию, но какая-то её часть «на корочку» записалась. Последним, и очень приятным сюрпризом этой пятницы явилась наступившая «ночь любви». Мой организм, подпитанный разнообразными деликатесами и окрылённый всеми положительными эмоциями прошедшего дня, достиг такого накала и неутомимости в деле ублажения отзывчивого женского тела, что я уже стал опасаться за здоровье Али. Она с радостью разделяла мой пыл, и мы уснули только под утро, убаюканные шумом первого весеннего дождя.

Телефонный звонок раздался в субботу ближе к середине дня, когда мы после плотного завтрака собирались перебраться на диван и заняться «повторением пройденного». Вернувшись из коридора, где на стене висел общий телефонный аппарат, Аля растерянно объявила: «К нам сейчас зайдут гости». «Кто на этот раз?», – находясь в умиротворённом настроении, я не был расположен делить с кем-либо Алино общество. «Это мои лучшие подруги – Аня и Инна, они уже внизу у магазина, спрашивали – что купить!». Мне совершенно не хотелось уподобляться экспонату зоопарка и проходить оценку Алиных приятельниц на предмет моих мужских достоинств в качестве потенциального жениха. Видя мою нерадостную реакцию на принесённое известие, Аля торопливо поведала, что после скоротечного расторжения её брака практически каждые выходные подруги в одиночку, а иногда и вместе, приезжают её проведать и поиграть с сынишкой. Она знакома с ними «тысячу лет», обе девушки в разводе и находятся в «творческом» поиске. Моё текущее присутствие у Али явилось для них полной неожиданностью, она не успела их предупредить, и подружки приехали на традиционный девичник. Сама Аля не очень рада визиту, но не гнать же их взашей.

Как ни странно, девушки мне сразу понравились.

При виде Анны, рослой круглощёкой барышни, из памяти вынырнула характеристика настоящей «дочери Евы», данная старшиной Васковым «Есть на что приятно поглядеть!». Густые тёмно-рыжие волосы и усыпанная веснушками белоснежная кожа вкупе с яркими сине-голубыми глазами полностью соответствовала моим гипотетическим представлениям о дочерях Ирландии. Девушка после краха супружества проживала в однушке на Каховке и работала телефонисткой районной АТС.

Вторая подруга относилась к хорошо мне известному миру продавщиц, с которыми я вволю пообщался до своей ранней женитьбы.

Работницы советской торговли – «это что-то особенного!». По молодости лет я без всяких корыстных целей регулярно «поддруживал» с продавщицами самых разных магазинов нашей Автозаводской, что, как выяснилось, очень облегчало и расцвечивало ежедневную прозу жизни. Все девушки, как на подбор, «твёрдо стояли на ногах» и являлись жизнелюбивыми «пеструшками-невозможницами», не ожидающими «серьезных намерений». В отличие от многих знакомых из «прослойки» интеллигенции, они имели крепкую нервную систему, никакой склонности к депрессии, и всегда были не прочь выпить и подрезвиться.

Плотную невысокую крашеную блондинку Инну немного портили золотая коронка на нижней челюсти и избыток макияжа на симпатичном личике. Она сразу достала из объёмной сумки бутылку экспортной «Посольской» и две «Советского Шампанского». За ними последовал стандартный набор продуктового дефицита – батон сырокопчёной колбасы, сервелат и банка красной икры. Анютины гостинцы были попроще: банка шпрот, кусок российского сыра и коробка шоколадных конфет. Кроме того, обе девушки привезли мальчуковые игрушки Алиному сыну и очень расстроились, что его не увидят.

Аня отправилась помогать Але на кухне, а Инна со словами «Обожаю Шампусик!», по-хозяйски достав из серванта бокалы, умело откупорила бутылку и разлила шипучку. Я отказался со словами «напитки не мешаю!», налил себе водки, и по её инициативе мы тут же выпили «на брудершафт», чтобы сразу перейти на «Ты». Целовалась Инна очень умело, большой опыт чувствовался.

Когда Аля с Анной вернулись с горячим, Инна уже вовсю делилась со мной подробностями производственной и личной жизни. Анюта сначала меня несколько дичилась, но после «Белого медведя» – коктейля из водки с шампанским, перестала стесняться и активно включилась в общую застольную трепотню. Обед плавно перешёл в ужин, включили магнитофон, и я по-очереди танцевал с дамами «медляки». Девчонки пошушукались, и Аля предложил мне пригласить брата, но из телефонного разговора с отцом выяснилось, что Борьки до завтра не ожидается. К десяти часам вечера напитки закончились, и я по привычке стартовал в наш центральный районный ресторан «Огонёк».

Инна увязалась со мной за компанию. Её приятно удивил оказанный приём: едва увидев меня, швейцар дядя Петя гостеприимно распахнул закрытую дверь с постоянно висящей табличкой «Мест нет». Курящий в предбаннике завсегдатай Дима, мясник из Кожуховского Гастронома, сразу полез обниматься, по ходу дела заодно плотно облапив Инну. Вызванная из зала официантка Люба, внимательно оглядев мою спутницу, со словами «Опять с новым симпомпончиком пришёл! И где только находишь!» ушла в подсобку за напитками. В фойе вылетел мой друг детства Эдуардик, услышавший от Димы о моём появлении. От Эдика отбиться не удалось. Присев за его столик, мы выпили «Со свиданьицем!», «За здоровье!» и за «Прису-зде-дам!», причём Инка уже активно строила Эдику глазки, невзирая на то, что соотношение полов за столиком было 2:1 в пользу женщин.

Во время подъёма в лифте на 5-й Алин этаж Инна слишком активно прижималась ко мне в тесной кабине, но, будучи уже серьёзно не в себе, я значения этому не придал. Посиделки активно продолжились, но перегрузка алкоголем сказалась, и меня потянуло на боковую. Аля отреагировала мгновенно – расстелив диван, она отгородила его откуда-то взявшейся ширмой и потушила верхний свет. Я прямо в одежде плюхнулся поверх одеяла, а подружки продолжили негромкое застолье под свет настольной лампы.

Я проснулся в полной темноте от чьих-то неуверенных попыток расстегнуть мне ремень. Со словами «подожди, сейчас сам» я быстро сдёрнул с себя джинсы и притянул к себе девушку. Каково же было моё удивление, когда я понял, что обнимаю не Алю. В этот момент приоткрылась дверь, и Алин голос тихо спросил: «Инка, ты где?». Инна резко отстранилась от меня и совсем сонным голосом пробормотала: «Да здесь, здесь». На мгновение вспыхнул свет, и ничего не заподозрившая хозяйка, аккуратно приподняв подругу, со словами «Да ты не дошла до места» отвела её за шторку и уложила на небольшой детский диванчик. Вернувшись, Аля завершила процесс моего раздевания, и крепко обняв, мгновенно уснула.

Воскресным утром, нечётко помнящие завершение вечеринки и смущённые, девушки, тем не менее, с удовольствием плотно позавтракали с употреблением горячительного «для поправки здоровья» и уехали со словами «до следующих приятных встреч!». Оказалось, что Анюта ночевала в пустующей соседней комнате на раскладушке, которую Аля там держала для особых случаев.

Ближе к вечеру заявились «тёща» с внуком. Симпатичный мальчуган, слегка похожий на Алю, но более славянской внешности, смущаясь присутствием постороннего, не удостоив меня общением, сразу проследовал к себе за ширму. Явно порадованная моим присутствием Алина мама, доставая из многочисленных кошёлок припасы, внезапно вытащила литровую бутыль прозрачной жидкости и протянула мне. «Это тебе! Первач очищенный, для себя гоним!». У нас дома на употребление спиртного отцом было наложено строгое неснимаемое «вето», поэтому такой презент от представительницы старшего поколения явился для меня неожиданностью. Опробовать продукт «тёща» со мной отказалась под предлогом, что ей ещё далеко домой добираться. Но при следующей встрече обещала обязательно: «Ты не сомневайся!».