Желание исчезнуть

Редактор выдавил из себя улыбку и вкрадчивым голосом пригласил присесть, попросил поделиться соображениями.

– Соображениями?

– Ну, вы же ходили на выставку, – почти ласково подсказал редактор. – Общались с друзьями, разве нет?

– Вы что, преследуете меня?

– Нет, но вот незадача: я вчера тоже был в музее. Очень понравился Костромской – на мой взгляд, лучший российский модернист сейчас, хоть и живёт зачем-то в Бельгии, а вам?

Андрей с недоверием посмотрел на редактора: неужто он действительно хочет услышать его соображения об искусстве?

– Ну, там был один экспонат: зеркальная сфера, по мне, так очень талантливо, много смыслов одновременно можно найти…

– Остроумно. А по теме?

– По теме?

– Что с нашими гостями? – холодно спросил редактор, давая понять, что время прелюдий окончено.

Андрей потерял дар речи и вжался в стул. Почувствовал сухость во рту и следом за ней тошноту. Ощутил себя участником одной из тех сценок, где дети выходят, чтобы прочитать перед классом стишок или сыграть в спектакле, и вдруг забывают текст. Сейчас два выхода: сбежать или импровизировать. Подумав, что маленькая ложь навредить никому не сможет, Андрей подключил всё своё воображение и стал пересказывать несуществовавший разговор с Петей и Олесей.

Он говорил и видел, что редактор чувствует его возбуждённо-отчаянное состояние. По остекленевшему взгляду Сергея Владимировича трудно было понять, нравится ли ему услышанное. Когда Андрей кончил свой рассказ, то почувствовал на висках капли пота. Смахнул их дрожащей от возбуждения рукой и виновато опустил взгляд, впившись потными ладонями себе в колени. В тишине они провели пару минут, редактор продолжал цепко следить за каждым его движением, будто ждал продолжения.

– И что же, всё? – с удивлением спросил он.

– Да, всё.

– Интересная история… – Редактор откинулся в кресле, свёл пальцы в замок и широко улыбнулся. Теперь он словно насытился и переваривал. Андрей молчал. «Что тут интересного?» – подумал он, но начал верить, что его историю купили.

– Получается, этот Пётр спит и видит, как бы вернуться в Москву, и вся эта идея с эвакуацией ему не нравится, так?

– Да.

– А жена его не против остаться, так?

– Ну да.

– Странновато… Вы сами женаты?

– Нет, – Андрей понял, что его могут раскусить, но почему-то уже не испугался. Весь страх вышел из него вместе с доносом.

– И как вы думаете, что привело их к такому разладу?

– У них нет разлада. Просто ему меньше нравятся эвакуация и городок, а ей тут нормально.

– Это я услышал. Я просто пытаюсь понять, как так вышло, что члены семьи так по-разному относятся к одним и тем же обстоятельствам. Ведь, в конце концов, их никто не принуждал приехать.

– Я слышал, сейчас с этим строже и многих вывозят чуть ли не насильно…

– Нет, вы слышали неправильно, – редактор перестал улыбаться. – Значит, так. Мне сдаётся, вы с чего-то взяли, что я жду доносов на ваших соседей и друзей любой ценой. Наверное, вы думаете, будто я какой-то жандарм. Вы понимаете, что от ваших рассказов судьба этих людей может измениться, а может и не измениться, и не нам с вами это решать?

Андрей кивнул.

– Тогда, я думаю, вам стоит быть осторожнее со словами. Они могут иметь последствия.

– Я всегда хотел, чтобы мои слова имели последствия, – сказал Андрей и почувствовал, что это говорит старый, оставленный на московском вокзале Андрей. – Для этого я и стал тем, кто я есть. Собой.

– Ясно…

– И кстати, это не работало там. Не было никакой разницы от того, о чём и как мы писали. Ничего не менялось. Всем было наплевать. Я просто надеялся, что наш городок – это другое место.

– Оно может стать таким, – задумчиво согласился редактор, – лучшим.

Андрей удивлённо прислушался к собственному голосу: звонкий, уверенный, не пасующий, – такого себя он бы захотел вызволить из плена прошлого.

– Тем не менее я бы предпочёл, чтобы вы приносили мне правду, – сухо сказал редактор. – А за ней надо охотиться дольше, чем один вечер. Хорошо, Андрей?

– Хорошо.

Он вернулся на свое место. Мерзкое чувство стыда пронизало его от макушки до копчика, пропитало горьким, жгучим разочарованием, он хотел вымарать, стереть последние сутки из памяти, особенно ту часть, что провёл у редактора. Оставшиеся два текста дались с особенным трудом.

Когда наступили выходные, Андрей отправился на прогулку. Он шёл по городку и собирал урожай давно скопившейся ненависти к этому месту. Он представлял себе, как улица за улицей, дом за домом – всё здесь погружается в огонь. Когда он слышал слово «угроза» – эфемерное, размазанное по волнам бесконечно лившихся из всех экранов новостей – то почему-то представлял именно пламя. Оно надвигалось со всех сторон: столпы огня тянулись с вражеской суши, из-под обманчиво мирных морских глубин и даже из космоса.

И теперь он хотел бы сам нести пламя, раздувать его, но их всех согнали сюда, на север, под бесконечную полярную ночь, чтобы они ничего не смогли совершить! Ничего значимого! И здесь они пропадут в безвестности, затянутые в небытие собственной слабостью. От бессилия Андрей схватился за голову, встав прямо посреди улицы, и попытался удержать разбегавшиеся во все стороны мысли.

Он почувствовал лёгкое прикосновение и обернулся. Это была хозяйская дочь. Она смотрела на него с удивлением.

– Стелла, да? – сказал он.

Девушка кивнула. Андрей был рад её видеть. Улицы и дома скоро потухнут, снова воцарится тишина, а вялые сумерки начнут разъедать свет.

– Что ты тут делаешь?

– Иду за продуктами. Увидела, как вы за голову схватились. Надеюсь, вы в порядке?

Андрей не сразу осознал, что вопрос подразумевает его здоровье, и промолчал. Не дождавшись его реакции, девушка продолжила:

– Вы что-нибудь едите? Или только курите вместо еды?

При слабом полуденном свете городка её лицо и голос казались другими. Он увидел, что на свету её глаза тёмно-серые, немного безжизненные. Они куда больше подходили вечно дремлющему вялому городку, заваленному снегом, чем чернота.

– Я ем, – ответил он. – Пойти с тобой?

– Как хотите.

Она пожала плечами и зашагала дальше. Постояв немного на месте, Андрей поплёлся следом. Действительно, давненько он ничего себе не покупал.

Улицы были совершенно пустынны. В магазине он взял «Северные» и шоколадный батончик. Стелла долго и вдумчиво выбирала крупы, хлеб, поэтому он вышел на мороз и закурил. Шоколад быстро замёрз и давался с трудом. Он казался Андрею безвкусным, и, когда Стелла наконец появилась, он предложил: