Перевёрнутый мир

Осторожно положив девушку поверх одеяла, я стал осыпать её лицо и шею горячими поцелуями. Луиза не протестовала. Она слегка постанывала и что-то бессвязно шептала.

Я приостановился, пытаясь уловить смысл сказанного, но её руки властно прижали мою голову к своей груди, и я услышал жаркий шёпот:

– Сёмочка, милый, не останавливайся… Целуй меня…

Наши ласки стали более утончёнными и нежными. Я освободил девушку от совершенно неуместного в данной ситуации пеньюара и теперь я имел возможность лицезреть всю прелесть девственного тела. Я целовал её, пахнущую детским молоком, а внутри меня разгорался неутолимый огонь желания.

Я хотел быть собственником. Я хотел, чтобы всё это великолепие принадлежало одному мне. Я страстно желал слиться с этим телом и стать одним целым.

Наша безудержная страсть уводила нас всё дальше и дальше. В эти мгновения юная графиня была для меня всем: повелительницей и королевой, рабыней и преданной служанкой, но самое главное, она была сбывшейся мечтой. Мечтой, к которой некоторым людям приходится идти всю жизнь, а некоторые доживают до старости и умирают, так и не постигнув великого божественного предначертания – любить и быть любимым.

Мы потеряли разум, и то, что должно было случиться, случилось. Мощная вулканическая магма, та, что копилась в нас всё это время, вырвалась наружу, сжигая на своём пути все мосты к отступлению.

…Опустошённый и счастливый, я лежал на спине и бездумно смотрел в потолок. Голова Луизы покоилась на моей груди.

– Мне об этом рассказывали разное, но все рассказы не отражают и сотую долю всех ощущений от этого, – прошептала она, прижимаясь щекой к моей груди.

– От чего этого? – я коснулся губами пушистых завитков на её затылке.

– Ты сам знаешь, о чём я говорю, – Луиза перевернулась на живот и прикрыла своей узенькой ладонью мои губы.

Я стал по очереди целовать её длинные пальцы, затем мои губы почувствовали учащенный пульс на её запястье и продолжили путешествие вверх по руке, пока не добрались до локтя. От учащённого дыхания тугие полушария её грудей, плотно прижимавшиеся к моему телу, заходили ходуном.

Она отняла у меня свою руку и, приподнявшись на локтях, пристально посмотрела в мои глаза. Её серьёзный взгляд жёг насквозь.

– Ну, вот ты и получил всё, что только может отдать девушка. Ты доволен? – прошептала она нежно.

– Я тебя люблю! Ты моя королева.

Она поставила один локоть мне на грудь и опёрлась на кулачок щекой.

– Сёма, ты не думай, я сама этого хотела. С той самой минуты, как ты спас нас с сестрой от позора.

– Так, может, ты так поступила из чувства благодарности? – чуть не поперхнулся я.

– Почему мужчины такие глупые? – мягко улыбнулась она. – Из чувства благодарности дают денег, а то, что я отдала тебе, не купишь ни за какие деньги.

Как ни бесконечны зимние ночи, но и им приходит конец. За разговорами, часто сменяющимися исступленными ласками, мы не заметили, как за окнами стал сереть небосвод. Почему же всё прекрасное так быстро заканчивается? Подчиняясь этому гнусному закону, подошла к концу и первая ночь нашей любви.

– Ой! – испуганно вскрикнула Луиза, взглянув в окно. – Мы пропали! Скоро станет совсем светло. Семён, сделай же что-нибудь!

Единственное, что я мог сделать в этой ситуации, то это как можно быстрее покинуть место грехопадения и незаметно вернуться в свои апартаменты, что с превеликой осторожностью, но крайней поспешностью было мною проделано.

Я лежал на кровати и разглядывал ковёр, висящий на стене напротив меня. На ковре был изображён восседающий верхом на коне усатый кавказец, облачённый в бурку и папаху. Одной рукой он прижимал к себе юную пери[3 - Пери – волшебное существо в образе крылатой женщины.], а другой отстреливался из винтовки от преследовавших его врагов.

По всей вероятности, горный джигит умыкнул красавицу у родителей, а теперь, уходя от погони, расстреливал её братьев и дядек. Я удивился, как живучи пошлые традиции и вкусы, ковры с такими же усатыми абреками украшали стены спален и в наше время. Незаметно для себя я уснул.

Мне снилось, что скачу я на своём Кучуме берегом Амура, а за мной гонится отряд маньчжуров. Впереди меня на крупе коня сидит девушка, её головка склонена на мою грудь. Я стреляю по преследователям из нагана, расстрелял все патроны. Ни один маньчжур не упал с лошади. Я в недоумении: что случилось? А топот коней всё ближе и ближе. Поняв, что не уйти, я выдёргиваю из ножен шашку и, осадив Кучума, круто разворачиваюсь лицом к врагу. Помирать так с музыкой!

Но что это? На месте преследователей стоит убитый мною в поезде ротмистр. Он дико хохочет и протягивает вперёд скрюченную ладонь:

– Отдай мне девку, есаул, я буду из неё богатство выжимать.

Графиня, а это оказалась она, дико визжит и стучит кулачком по моему плечу:

– Ваше благородие, вставать пора, – говорит она мужским голосом.

Я с трудом разлепляю глаза и вижу как разгневанное лицо графини приобретает физиономию Ивана Зимина.

– Так что извиняйте, если не ко времени, но, однако, вставать пора, – настойчиво твердит он.

– Тьфу ты чёрт! Что только не приснится, – в сердцах сорвалось у меня с языка.

Глава 5. ГОСПОДИН СЛУЧАЙ, ИЛИ ЧУДЕСНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА

На всей планете Земля не найти таких просторов, как Российская империя. Сошлись здесь во всём своём многоликом и многоголосом великолепии Европа и Азия. По крупицам собирали государи российские окрестные земли под свою руку, где хитростью, где силою…

А сколько солдатской кровушки пролито на этих землях? Кто возьмётся подсчитать? Не по силам сделать это человеку. Ангелы-хранители отвернулись от России. Разделила революция российский народ не только по политическим лагерям, уменьшила границы империи. Отобрала у людей разум жажда всеобщей справедливости. Забыли они о славных подвигах своих дедов и отцов. Всякий уездный городишко захотел стать самостоятельным государством.

Непомерные амбиции новоявленных вождей и мессий ввергли безграмотный народ в пучину гражданской войны. И вот по этой реке людских страстей наша разношёрстная команда устремилась в дерзкое плавание. Волею судьбы капитаном нашего утлого судёнышка оказался я, просто потому что никого другого, более подходящего на данную роль, не оказалось. А на улице стоял последний день зимы 1918 года.

Где пинками, где тычками, призывая в помощь такую- то мать, мы отвоевали себе место в купе, некогда мягкого пассажирского вагона. На момент нашего путешествия вагон представлял собой весьма жалкое зрелище и имел вид заплёванного и униженного бомжа. Даже его несмазанные дверные шарниры скрипели как-то печально и жалко, с тоской вспоминая своё былое величие.

– Н-да… – неодобрительно поморщился Иван Вольдемарович. – Своего ничего не создали, но то, что было налажено, разрушить успели.

– Чему вы удивляетесь? Помните, как у господина Пушкина в повести «Капитанская дочка» описаны все ужасы русского бунта? – поинтересовался я, а сам вспомнил профессора Преображенского из ненаписанного ещё романа М. Булгакова «Собачье сердце» и его меткие высказывания насчёт свободы и свинства в подъездах и других общественных местах.

– И почему у простого народа такая тяга к разрушению? – задумчиво произнёс граф.

– Это потому, папенька, что простые люди лишены возможности общения с прекрасным, об их образовании и образованности вообще нет речи, – пылко произнесла Луиза.

Вот тут-то я готов был с нею поспорить. В моё время хватало и образованности и знакомства с прекрасным.

Но, по-прежнему, разбитые беседки и лавочки, оборванные телефонные трубки, разбитые фонари и остальные- прочие мелочи заставляли думать об обратной стороне медали «загадочной русской души». Уж больно необузданна и не предсказуема тёмная сторона этой души. Никак мы не изживём в ней страсть к беспричинным разрушениям и погромам.

В ответ на тираду дочери граф шутливо поднял руки:

– Сдаюсь, сдаюсь, моё прелестное дитя.

– Ну вот… – капризно надула губки Луиза, – с вами, папенька, абсолютно невозможно говорить на серьёзные темы. Вы до сих пор считаете меня маленькой девочкой. А я, между прочим, уже выросла.

Иван Вольдемарович не успел дать достойный ответ на слова дочери, потому что расхлябанные двери купе распахнулись и раздался знакомый радостно-приветливый голос:

– Вот где они окопались, пока настоящие патриоты защищают отечество!

Мы все уставились на вошедшего. В дверном проёме, широко улыбаясь, стоял штабс-капитан Стрельников, из- за его спины, неловко переминаясь с ноги на ногу, выглядывал Зимин.

– Иду я, значит, от паровоза, – пояснил он, – а тут их благородие господин штабс-капитан. Собственной персоной.