Плоды национальных движений на православном Востоке

Была разнородность власти в России, на Босфоре, в Египте, в Греции, Сербии, Черногории, Молдавии, Валахии. Была поразительная пестрота жизни, но было упорное и покорное духовное единение в Церкви. Государь русский на Севере; Патриархи на греческом Юге. В России крепостное право и властное, богатое, покойное, в высших своих слоях столь изящное и тонкое дворянство. Николай Павлович; Филарет; Пушкин. Какая триада! Не бедна духом, должно быть, была жизнь первой половины этого века в России, – если ее «почва» произвела трех таких исполинов – Церкви, Царства и поэзии! И все они трое были в умственной связи; все трое признавали друг друга.

На Юге турецкое крутое и грубо-распущенное владычество; молодая еще тогда, новая, эллинская свобода, – по гражданскому идеалу, положим, не самобытная, уже вполне западная, но по густой еще закваске турко-византийской старины поневоле, так сказать, в самой жизни чрезвычайно оригинальная. Соединение большой набожности в массе населения, большой патриархальной и пастушеской наивности с древним риторством и самой новейшей французской демагогией… Какие вожди недавней народной свободы еще живы и действуют. Какие разнообразные и сильные характеры! Колокотрони, Караискаки, Каподистриа, Миаули, Канарис, Метакса, Колетти, Маврокордато, Кундуриоти…

Кто русской партии, кто французской, кто английской; кто был дипломатом иностранной державы (Каподистриа), кто английским жандармом на Семи островах (Караискаки), кто врачом (Колетти), кто граф (Метакса), кто купец или моряк… Колетти, Колокотрони в фустанеллах, как корсары лорда Байрона; Кундуриоти и Миаули в шальварах (а Миаули при этом и в роскошных шелковых чулках); только Маврокордато, Каподистриа и гр. Метакса (к сожалению!) – в сюртуках…

В Сербии старый Милош, в такой же расшитой одежде, как теперь кн. Николай Черногорский. Хитрый, твердый, старинный человек; свинопас и князь; освободитель отчизны и приятель турецких пашей (которые даже дарили ему негритянок). Старый Милош, который сам рассказывал, что однажды похоронил живого священника вместе с мертвецом за то, что тот, вопреки строгому запрещению брать с бедных больше таксы, потребовал с одной неимущей вдовы несколько золотых.

В Черногории, свободной от турка, неприступной, бесплодной, светом почти забытой, суровой до свирепости, – владыкой Митрополит Православный, светский государь [самодержавный] [как малый папа] – над горстью своевольных и воинственных горцев.

В Молдавии и Валахии – богатых, хлебородных – крепостное право, как у нас (с местными особенностями); дворянство полуазиатское и полуфранцузское, еще православное, но распущенное в нравах, давно забывшее оружие; народ – простодушный, робкий, привычный к рабству. В каждом княжестве по господарю, вассалу Турции, и по дивану (совету), довольно своеобразному учреждению в разнородной среде восточных христиан. Монастыри богатые, многолюдные, «преклонимые» Св. Местам Востока. В общей картине жизни, в языке, духе, нравах этой Молдо-Валахии – странная смесь греко-византийского, парижского, славянского, турецкого…

В Болгарии – безусловное, безмолвное, давнее подчинение туркам; ни дворянства своего, ни духовенства собственно болгарского, ни даже многочисленного и сильного торгового класса из болгар. Духовенство греческое; богатая часть купечества греческая; начальство – турецкое. Болгары – только земледельцы, пастухи, ремесленники и мелкие торговцы. Они к туркам привычны, сыты, просты и дики до того, что местами по настоянию греческих епископов паши их насильно толпами загоняли в храмы молиться по праздникам. Болгары того времени так же равны между собою, так же просты и дики, как черногорцы, но черногорцы свободолюбивы и чрезвычайно воинственны, а болгары тогда – были трудолюбивы, робки, не воинственны и порабощены турку, как порабощен был своему дворянству народ вассальной и сословной Молдо-Валахии…

Какое разнообразие жизненных условий!

Оно видно и из этого бледного, краткого абриса. Пусть тот, кто помнит еще 40-е и 50-е годы, или тот, кто читал много о былой жизни Турции и ее христиан, – пусть он сделает усилие памяти и даст волю воображению своему.

XVIII

Полагаю, что не мне одному, а многим русским людям представляется несомненным, что внешние политические условия нашего времени могут быть в высшей степени благоприятны для того разрешения Восточного вопроса, о котором я не раз говорил. Думаю также, что многие согласятся со мной в том, что для этого окончания стоит принести немалые жертвы, тем более что мы не раз приносили эти жертвы для гораздо меньших результатов всё в том же направлении (в 29, в 53, в 77).

Доказывать здесь подробно и по существу, почему необходимо нам иметь в руках наших Проливы, – я не стану. Я предполагаю это вообще слишком ясным и уже давно понятным делом.

Я хочу закончить здесь мою и без того слишком длинную речь о «национальных движениях на Востоке» – изложением тех надежд моих на Россию, о которых я не раз мимоходом упоминал. Данилевский справедливо замечает, что при великих исторических переворотах в высшей степени важна одновременность каких-нибудь событий или вообще исторических обстоятельств.

Вот с точки зрения этой одновременности или этого совпадения – я нахожу в высшей степени важным и благоприятным следующее обстоятельство:

Восточный вопрос близится к своему окончанию в такое время, когда Россия, переживши либеральный и эгалитарный период своей внутренней политики, вступила в период упорной и решительной реакции противу собственных увлечений этими разрушительными западными идеями.

И для народов в их жизни, так же как и в личной жизни человека, важно не только какое-нибудь событие само по себе, но важно и то время, в которое это событие случается.

Если сравнивать историю России с историями многих других наций и древних, и нынешних, то прежде всего в ней замечается какая-то сравнительная бледность, невыразительность, не бурность, не рельефность всего. Худо ли это или хорошо, – не знаю (думаю, однако, что в культурном отношении это дурно, а в собственно-государственном хорошо: твердо, верно).

Такого же рода бледность, невыразительность, нерешительность, несвязность какую-то и разрозненность усилий – мы замечаем и в упомянутой современной реакции нашей…

Не фанатично, не круто, не шумно, не выразительно, не резко… Слабо как будто… Так ли «делали» реакцию в других местах и в иные времена!.. И страшно, и отрадно – вспомнить…

Но, быть может, так и нужно… Медленно, – но верно. Дай Бог!

Положим, что все это не особенно выразительно; однако, если вспомнить, собрать воедино все то, что у нас происходило и происходит в этом направлении с 81-го года, – и самое лучшее сравнить в общих чертах с тем, что, например, происходило за то же время во Франции, то есть в той передовой стране Европы, за которой все другие нации Запада как бы поневоле позднее идут, – то в результате представится картина весьма утешительная с точки зрения нашего обособления от Запада.

notes

Примечания

1

Ее следовало бы озаглавить – «Политика национальностей». – Авт.

2

(1603–1625)

3

Оказалось, что Прокеш-Остен был правее меня. Все это было уже напечатано, когда я приобрел книгу г. Татищева «Внешняя политика Императора Николая». Из нее документально явствует, что Государь руководился не одним «рыцарством», но имел в виду весьма важные государственные интересы. На стр. 348 помещены отрывки из письма гр. Нессельроде к Орлову; в этом официальном документе говорится следующее: «Если бы Мехмеду Али удалось низвергнуть султана, то это обстоятельство имело бы для нас самые вредные последствия». «Замена соседа слабого и побежденного торжествующим и сильным могла бы состояться только нам во вред». – Авт.

4

Значит, я ошибся, не один «инстинкт», но и ясное сознание политических выгод. Такая ошибка приятна.

5

Это пророчество Тютчева относится собственно к примирению Польши с Россией; но я им воспользовался здесь в другом, более общем смысле

6

Советую по этому поводу прочесть или вспомнить очень умную повесть г. Успенского в «Русской мысли» – «Пиджак и черт». Повесть остроумна и правдива; но, сдается мне, почему-то, что г. Успенский на веру в дьявола негодует по крайней мере столько же, сколько на любовь к «пиджаку». По моему же мнению, – вера в демонические силы есть одно из самых лучших противоядий разрушительному влиянию «пиджака».

7

Конечно, эта ближайшая будущность – надежна.

Комментарии

1

Гогенцоллерны – немецкая монархическая династия; бран-денбургские курфюрсты в 1415–1701 гг., прусские короли в 1701–1918 гг., германские императоры в 1871–1918 гг. В 1415 г. Фридрих I стал родоначальником династии Гогенцоллернов в Бранденбургско-Прусском государстве. Основные представители Гогенцоллернов: бранденбургские курфюрсты Фридрих Вильгельм Великий (1640–1688), Фридрих III (1688–1713), прусские короли Фридрих II Великий (1740–1786), Фридрих Вильгельм III (1797–1840), Фридрих Вильгельм IV (1840–1861), Вильгельм I (1861–1888), германский император Вильгельм II (1888–1918). Представители швабской линии рода – Гогенцоллерны-Зигмарингены в 1866–1947 гг. занимали румынский престол.

2

Янычары – солдаты привилегированных частей в султанской Турции (до 1826), выполнявших также полицейские и карательные функции.

3

Райя – немусульманское сельское население Турции, и, прежде всего, славянское население Османской империи.

4

Genre (франц.) – род.

5

Говеть – готовиться (телесно и духовно) к таинству святого причащения.

6

Милан Обренович, занимавший проавстрийскую позицию, в 1881 г. сместил митрополита Сербского Михаила (1859–1881, 1889–1898) с кафедры и фактически изгнал из страны, так что тот с 1884 г. жил в России и вернулся на родину лишь в 1889 г., когда Милан отрекся от престола.