Единая теория всего

Он подцепил пальцами галстук и торопливо принялся прилаживать его на место. Я сел.

– Вольно, Куница! – И, подумав, добавил: – Головной убор можете снять.

Лейтенант с облегчением снял фуражку, бережно положил ее перед собой на стол, выдохнул, сел и спросил:

– Чаю хотите?

– Не время сейчас, лейтенант. Я к тебе по серьезному делу.

Он изобразил озабоченность на лице и подался вперед.

– Видел у себя на земле кого-нибудь из этих граждан?

Куница мельком взглянул на портреты и отрицательно замотал головой.

– Никак нет.

– Уверен?

– Точно. – Он бесцеремонно ткнул пальцем в лоб «артистке» и пояснил: – Я бы ее запомнил.

– Добро. – Я убрал листки в карман и продолжил: – Ситуация непростая. Про «вежливых людей» слышал?

Лейтенант закивал.

– Так точно.

– По оперативной информации, кто-то из них скрывается у тебя на участке. Двое, может быть, трое. Ты когда поквартирный обход делал последний раз?

– На прошлой неделе.

– Новые жильцы, подозрительные лица, что-то необычное, что привлекло внимание?

Куница наморщил лоб.

– Да вроде нет, товарищ капитан. Все как обычно, без особых происшествий. Драка была в пятницу на Красной, в квартире, где Молоховы и Вавилонские, ну так они там всегда дерутся, война у них. Хорошо, что без поножовщины пока. На забулдыг наших местных жалобы поступали, что ночью песни орут в скверике, где пивной ларек, но с ними беседы провожу регулярно. А так спокойно все.

– Подвалы, чердаки, подсобные помещения регулярно проверяешь?

– Этим мой помощник занимается, два раза в неделю, по средам и субботам. Вчера, получается, должен был обходить.

– Должен был или обходил?

– Да он парень ответственный у меня, товарищ капитан…

Я нахмурился.

– Пойми, Куница, тут дело не только уголовное, но и политическое. На контроле у Комитета государственной безопасности, контрразведка предметно интересуется. Не исключено, что все эти налеты – идеологическая диверсия, часть большой игры империализма против Советского Союза, понимаешь?

– Да, – ответил лейтенант несколько испуганно: то ли действительно прочувствовал серьезность момента, то ли начал опасаться за мое здравомыслие.

– Ну а если да, то сколько пустующих жилых помещений на вверенном участке?

– Ни одного, – быстро сказал он.

– Куница! Дело государственной важности! Могут и как пособничество квалифицировать.

– Ну, хорошо, – сдался участковый. – Четыре комнаты всего. Три – в домах по Круштейна, одна – на Красной. Трое жильцов сидят на разных сроках, а в одной комнате бабуля померла недавно, родственники пока не объявились.

– Кому сдаешь?

– Бесплатно разрешил пожить, честное слово! – вскинулся он. – Студенты, на одну стипендию существуют! Надо же помогать людям, товарищ капитан!

Я не стал развивать тему альтруистических инициатив лейтенанта Куницы. Меня интересовало другое. К кому бы и зачем ни приезжал по ночам покойный Рубинчик, вряд ли они обделывали свои дела в коммуналке, где из каждой двери торчит любопытный соседский нос, к каждой замочной скважине прижат глаз, а к электрической розетке – ухо.

– Отдельные квартиры есть на участке?

– Есть, но мало совсем. В доме Овандеров бывшая дворницкая на первом этаже и в Радинга – Пистолькорса – там хорошая, большая, окна на канал, эркер. В ней доцент Евстигнеев проживает с женой и тремя дочками.

– А пустых нет? В отпуске кто-то, или в длительной командировке, или на дачу укатил на все лето?

Куница засмеялся.

– Нет, товарищ капитан, у нас контингент такой – дач нет, в командировки не ездят.

Я вздохнул. Перспектива анализировать полный список жильцов и искать связи с Рубинчиком, или Трусаном, или Капитоновым не радовала.

– Еще же ведомственные есть, – неожиданно вспомнил Куница. – Да, точно, две отдельные квартиры!

Он полез в ящик стола, достал толстую тетрадь в бумажном переплете и принялся листать пожелтевшие разлинованные страницы.

– Так… сейчас… Квартиры ЛЕНАЭРОПРОЕКТ и ЦНИИ робототехники и технической кибернетики, одна у Овандеров, другая в доме Друкера на Круштейна.

– Живет там кто-то сейчас?

– Никого. Они для тех, кто в командировки из других городов приезжает.

– Пойдем посмотрим.

Куница прицепил галстук, застегнулся, надел фуражку, и мы вышли на улицу. Походка у участкового была неспешной, развалистой и цепкой, какой и подобает быть у представителя органов правопорядка на вверенной территории. Мы снова прошли мимо пивного ларька. Народу прибавилось, очередь стала еще длиннее, вокруг трех покосившихся высоких столов топталось по мокрой от пивной пены земле человек пятнадцать с кружками и пол-литровыми банками; у газончика в сквере двое сосредоточенных мужичков расстелили на поребрике газету, прижали углы пивными кружками и раскладывали тараньку. На скамеечке у брандмауэра соображали на троих, аккуратно разливая пол-литра в складные стаканчики. Куница метнул пронзительный взгляд и исподтишка погрозил кулаком. Здоровенный мужик с сивой гривой и выпученными глазами, смотревшими в разные стороны, символически спрятал бутылку под полой засаленного пиджака и стал ждать, когда мы пройдем мимо.

Вход в нужный двор был как раз рядом с лавочкой: узкая арка в глухой стене, ведущая во мрак длинного, как тоннель, тесного лаза. Мы прошли через пованивавшую селедкой темноту арки и попали в небольшой прямоугольный двор довольно пристойного вида. Две арки в левой и правой стене вели соответственно на набережную канала и в глубины кракенгагенского квартала. Рядом с правой аркой находилась дверь под покосившимся железным козырьком.

– Так, здесь квартира ЛЕНАЭРОПРОЕКТа. Нам на второй этаж.

Мы стали подниматься по широким и очень низким ступеням, то семеня, то перешагивая через две или три, то и дело оступаясь при этом. На площадке второго этажа было две двери, расположенных рядом друг с другом. Ведомственную квартиру я определил сразу: на косяке рядом с дверью висел только один, сравнительно новый, звонок, а не восемь разнокалиберных кнопок. Куница отдышался после подъема, приосанился и нажал на звонок. Трель отдалась тихим эхом. Мы подождали немного. Куница пожал плечами и для порядка надавил на кнопку еще раз. Результат тот же.

– Я же говорил, никого. В ведомственные если и заезжает кто-то, сразу в жилконтору идут, отмечать временное пребывание, а оттуда мне сообщают.