Под сенью жёлтого дракона. Том 2
– И что из этого следует? – прервал его Владимиров.
– Так идти мне с ними на сближение или нет? – в свою очередь задал вопрос Орлов. И тут же продолжил: – Есть у меня одна мысль, но мне сначала надо кое-что уточнить…
Уже на третий день после этого разговора Орлов сообщил:
– Ну что, Пётр Парфёнович, я кое-что сделал. Есть в госпитале один фельдшер. Работает с первого дня его приезда в Яньань. И большой любитель выпить. Я угостил его спиртом из своего резерва и поговорил с ним об этих докторах. И знаете, что он мне рассказал?..
И Орлов сделал выжидательную паузу.
– Нет, – усмехнувшись, ответил Владимиров.
– И я до этого не додумался бы! – продолжил Орлов. – Так вот: Фрей и Мюллер приехали сюда вместе с доктором Ма Хайдэ, а Би Мейтис значительно позже. Но не это самое интересное. Ты помнишь, не так давно в Яньань приезжали американские миссионеры?
– Припоминаю… – ответил Владимиров.
– Так вот, на второй день после их встречи с Кан Шэном один из миссионеров приезжал в госпиталь и долго беседовал с Би Мейтисом, затем с Фреем и Мюллером отдельно. Вот такие пироги, Пётр Парфёнович… – закончил свой рассказ Орлов.
Владимиров слегка задумался.
– Интересно… – проговорил он. – Что общего у миссионеров с этими врачевателями?..
– Ну, об этом знают только они, – ответил Орлов. – И я не думаю, что и встреча с Кан Шэном, и в госпитале – это случайные явления.
Не соглашаться с Орловым было нельзя.
– Выходит, Кан Шэн продолжает налаживать контакты с американцами?..– спросил Владимиров.
– Он уже давно этим занимается, – ответил Орлов. – И делает это не по собственной инициативе…
…Двадцать пятого февраля в полдень приехала Цзян Цин. На улице было холодно и Владимиров сразу предложил ей горячий чай, а Риммар поставил на стол свежеиспечённые рисовые лепёшки с изюмом, старательно приготовленные Чаном. Цзян Цин обворожительно всем улыбнулась и проговорила:
– Как приятно, когда за тобой ухаживают сразу двое мужчин! – сделала глоток чая и продолжила: – На улице мороз, а у вас тепло… – Потянулась к своей сумке, которую повесила на спинку стула, достала из неё виниловую пластинку и подала Владимиров. – Это песни моего любимого композитора Не Эра. Он гениальный музыкант! Вся его музыка пронизана древними народными напевами, светом и ритмом жизни… Я хочу подарить эту пластинку вам. Вернётесь в свою Москву, заведёте патефон, поставите пластинку… – Она на мгновение замялась, затем произнесла: – И вспомните о нас…
Владимиров был тронут и подарком, и словами Цзян Цин.
– Спасибо, – сказал он. – Это действительно дорогой для меня подарок.
Цзян Цин снова улыбнулась, кротко вздохнула и продолжила:
– Моя жизнь до приезда в Яньань была настолько романтичной, что порой я чувствовала себя птицей, парящей в небесах… А с музыкой Не Эра я познакомилась, когда жила в Шанхае. У нас в театре было много поклонников его музыки. Однажды в пьесе Ибсена «Кукольный дом», где я играла заглавную роль, я вопреки воле режиссёра, исполнила одну из песен Не Эра. Зал рукоплескал и гудел от восторга, а режиссёр после спектакля подбежал ко мне и при всех расцеловал!..
Цзян Цин говорила всё это с тихим восторгом, и от этого казалась ещё более очаровательнее. Потом резко оборвала свою речь и стала прощаться. Владимиров пошёл её провожать. У ворот нетерпеливо переминались с ноги на ногу двое охранников. Владимиров придержал Цзян Цин за локоть. Она замерла и насторожилась.
– Можно вам задать один вопрос? – спросил он.
– Задавайте… – совсем тихо ответила Цзян Цин.
– Скажите, вы в Шанхае снимались в кино под именем Лин Пинь?
– Да… – ответила она. – А вы откуда знаете?
– Один из ваших поклонников рассказал. Но это не важно. Скажите, вы с Кан Шэном познакомились тоже в Шанхае?
– Да… – слегка растерянно ответила Цзян Цин. И тут же добавила: – Это он предложил мне вступить в КПК и поехать в Яньань… С тех пор актриса Лин Пинь умерла, а вместо неё появилась Цзян Цин…
В голосе Цзян Цин Владимиров услышал нотки не то разочарования, не то сожаления. Владимирову, вдруг, стало не по себе.
– Простите меня, если я, не желая этого, заставил вас вспомнить о грустном… – сказал он.
– Нет, нет! Что вы! – возразила Цзян Цин. – Скорее, всё наоборот…
5
Март в долину не пришёл, а ворвался вместе с долгожданным теплом и шумными ручьями от таявшего в горах снега. Они срывались в овраги и ущелья, и превращались в стремительные потоки воды, несущиеся к реке, которая вышла из берегов и грозила затопить окраину города. Март прибавил хорошего настроения и всем обитателям дома. По сведениям Совинформбюро к началу месяца Украинские фронты закончили перегруппировку своих войск, пополнились личным составом и новой боевой техникой.
…Четвёртого марта Риммар принял сообщение Совинформбюро о переходе армий Первого Украинского фронта в широкомасштабное наступление. За первые сутки его ударные группировки прорвали глубокоэшелонированную оборону противника и в прорыв были введены две танковые армии Рыбалко и Богданова. А седьмого числа пришло сообщение об освобождении от неприятеля Изъяславля, Ямполя и Волочинска. И о выходе советских войск на рубеж железной дороги Львов-Одесса. Спустя три дня Совинформбюро сообщило уже о наступлении войск Второго Украинского фронта и освобождении Умани, Новоукраинки и Первомайска. И о выходе передовых частей к Южному Бугу. Восьмого числа перешли в наступление войска Третьего Украинского фронта. К концу дня они очистили от противника Новый Буг и перерезали железную дорогу Долинская-Николаев. Одновременно войска Четвёртого Украинского фронта приступили к подготовке переправ через Сиваш.
…К концу дня вернулся из госпиталя Орлов и прямо с порога объявил:
– У меня новость!
Владимиров усмехнулся.
– Андрей Яковлевич, ты у нас все новости с порога объявляешь… Ну, говори.
– Сегодня у меня в госпитале знаешь, кто был? Председатель компартии Японии Окано! Его пригласило в Яньань руководство КПК для распропагандирования японских военнопленных…
– А откуда они здесь взялись? – удивился Владимиров.
– Ну, этого я не знаю… – ответил Орлов. – А сам он был у меня со своими болячками…
Орлов разделся и прошёл к столу.
– У нас сегодня праздничный ужин! – сообщил Владимиров. – Чан купил где-то лук, ещё какую-то зелень, отварил куриные яйца и сделал витаминный салат с настоящей сметаной!
– Живут же люди! – чуть насмешливо заметил Орлов. И продолжил: – Так вот этот Окано прекрасно говорит на английском. Оказывается, он несколько лет жил в США. Из разговора с ним я понял: к американцам он относится с уважением…
Пока они говорили, Риммар сходил на кухню и они вместе с Чаном накрыли стол. Пододвигая к себе тарелку с салатом, Орлов, вдруг, сказал:
– Други мои, а знаете, какая у меня мечта?
– Какая, Андрей Яковлевич? – спросил Риммар.
Орлов качнул головой и прикрыл глаза.
– Вдоволь поесть московского чёрного хлеба!..
Владимиров рассмеялся.
– Ну-у-у… Андрей Яковлевич!.. – произнёс он. – Такая мечта нам не по зубам…
Уже после ужина Орлов вспомнил.
– Да!.. Ещё одна интересная вещь!.. Я сегодня был у Жэнь Биши. Надо было решить с ним вопрос об обеспечении городских больниц перевязочным материалом. И знаешь, что я от него узнал? Политбюро приняло решение включить в список литературы, необходимой для чтения делегатами седьмого съезда партии две работы Ленина: «Детская болезнь левизны в коммунизме» и «Две тактики»… Я даже не поверил сначала. Потом он показал мне этот список!..
Владимиров воспринял эту новость молча. И Орлов даже слегка обиделся.
– Ты чего молчишь? – спросил он.
Владимиров усмехнулся.
– Как сказал древнегреческий поэт Гомер – об одном следует говорить, а о другом помолчать, – ответил он.
Орлов недоуменно пожал плечами.
– Ну, как знаешь… А я пошёл отдыхать. Завтра с утра мне надо проехать по городским больницам и разобраться с питанием больных. Какой-то дурак распорядился перевести больных на двухразовое питание… По этому поводу Гомер ничего не говорил? – чуть насмешливо спросил он.
– Нет, Андрей Яковлевич, – ответил Владимиров. И продолжил: – Зато в Китае говорят: от богатства рождается пресыщенность, от пресыщенности – спесь. А вот от чего рождается равнодушие к людям – не известно…
Глава третья
1
Тринадцатого марта весь город облетел слух: на границе Шанси-Хэбэй-Чахарского района начались бои с японцами и что они продвинулись вперёд на несколько десятков километров. На другой день уже пошёл разговор о боях с гоминдановскими войсками, а не с японцами.
…Четырнадцатого марта в Яньани состоялось срочное заседание Политбюро. Об этом Владимиров узнал от Бо Гу, к которому приехал выяснить, что на самом деле происходит. На удивление Владимирова, тот ответил:
– Ни у кого нет чёткого представления о том, что там происходит… Есть два человека, которые могли бы всё объяснить – это командир пограничными войсками в этом районе Не Жунчжэнь, он, кстати, тоже делегат седьмого съезда, и командующий войсками это зоны Сяо Кэ, но их сейчас в городе нет… Я полагаю, через день-другой всё прояснится…
И о том, и о другом Владимиров уже слышал. Сяо Кэ был земляком Мао Цзэдуна и считался одним из самых опытных командиров, участник «Северного похода». Куда более интересная биография была у Не Жунчжэнь. Родился он и вырос в богатой семье, учился сначала во Франции, затем в Бельгии. В 1923 году вступил в КПК. Учился в Москве. И тоже был участником «Северного похода».
Бо Гу оказался прав. Уже пятнадцатого числа стало известно, что пограничные части КПК действительно атаковали японцы, но потом отступили на свои позиции. Однако, тревожные разговоры о нападении японцев продолжались в Яньани ещё несколько дней. Говорили и о множестве раненых, размещенных в центральном госпитале, среди которых были и японские военнослужащие. На вопрос Владимирова о японских военнослужащих, Орлов сказал, что в госпиталь привезли трех японских офицеров. С ними сейчас работает Окано. И добавил:
– По-моему, безуспешно… А почему они тебя заинтересовали? – спросил он.
Владимиров махнул рукой.
– В общем, Андрей Яковлевич, не они… Я удивляюсь, как здесь быстро распространяются панические слухи. Ты помнишь, что происходило в прошлом году? С одной стороны, такая мощная пропаганда против Гоминьдана и японцев, а с другой – панический страх перед ними…
Орлов усмехнулся.
– Ты знаешь, в чём я убедился за свою жизнь?.. Можно натравливать одних людей на других, и даже народы, но, если эти люди или народы нищие и обездоленные, для них любые призывы к сплочению – пустой звук! На собраниях и митингах человек скажет что угодно, но придёт домой, увидит голодных детей и возненавидит и себя, и того, кто поручил ему выступить. Если бы мы могли отличать добро от зла, это была бы высочайшая человеческая мудрость…. И я Америки не открыл. До меня эту мысль высказал основатель диалектики Сократ. Прошли сотни лет, а мы так и не научились отличать добро от зла, правду от неправды. С благодарностью принимаем лесть, полагая, что это добродетель…
Орлов хотел ещё что-то сказать, но в эту минуту за дверью раздались торопливые шаги и на пороге появился Дэн Фа. Его приход означал только одно. И действительно, Дэн Фа торопливо поздоровался и сообщил, обращаясь к Владимирову.
– Товарищ Сун Пин, вас приглашает к себе товарищ Мао Цзэдун!.. Прямо сейчас… – добавил он.
На этот раз, к удивлению Владимирова, Дэн Фа был на лошади, но держался в седле неуверенно и заметно волновался. Когда они уже подъезжали к Ваньцзямину, Владимиров не выдержал и спросил:
– Верхом удобнее передвигаться? Не правда ли?
– Кому как… – ответил Дэн Фа. – А по мне пешком надёжнее…
…Завидев подъезжающих к пещере Мао Цзэдуна, Владимирова и Дэн Фа, охранники стали наперебой приветствовать Владимирова.
– Ну вот… – сказал Дэн Фа. – Видите, как вас тут уважают…
Дверь в пещеру была открыта и завешана москитной сеткой. Видимо, Мао услышал приветственные возгласы своих охранников и вышел наружу.
– Это вас, товарищ Сун Пин, так приветствует моя охрана? – спросил он, добродушно улыбаясь.
– Да, товарищ председатель… – ответил Владимиров. – Они хорошие ребята…
– Ну, здравствуйте, товарищ Сун Пин. – Прервал его Мао и крепко пожал руку. – Проходите…
Усадил Владимирова в кресло и, перехватив его взгляд на стену за рабочим столом, на которой невесть каким образом были прикреплены десятка два исписанных листов бумаги, пояснил:
– Вот, решил поработать над одной статьей… Меня очень волнует и настораживает позиция нашей внепартийной интеллигенции. Она, по-моему, заражена непониманием необходимости классового подхода к решению проблем нашей революции…
Владимиров уже знал: Мао часто делал так – писал текст статьи, развешивал листки бумаги на стене, затем читал, снимал со стены и делал поправки.
– …Вот и выходит у нас, – продолжал говорить Мао тихо, словно рассуждал сам с собой, – буржуазия выступает против наших идей, рабочий класс – малочисленный. Преобладающее большинство населения Китая – крестьянство, но оно по своей природе мелкобуржуазно. Откуда нам черпать свежие силы для партии?..
Мао Цзэдун сделал паузу и Владимиров воспользовался этим.
– Из тех же рабочих и крестьян, – заметил он. – Вы же, наверное, помните, Конфуций говорил: «Если я иду с двумя людьми, то у них обязательно есть чему научиться. Надо взять то хорошее, что есть у них, и следовать ему. От нехорошего же надо избавиться».
Мао Цзэдун довольно улыбнулся.
– Браво, товарищ Сун Пин! – и медленно трижды хлопнул в ладони. – Порой, мне кажется, что вы, когда идёте ко мне, перечитываете Конфуция. Я понимаю, это сделать невозможно, но вы не перестаёте меня удивлять…
В это время в помещение из кухни вошёл один из охранников с медным тазиком, наполненным горячей водой и махровым полотенцем через плечо. Молча поставил тазик у ног Мао, положил рядом с ним на подлокотник кресла полотенце и так же молча удалился. Мао взял полотенце, опустил его в горячую воду, сильно выжал и приложил к лицу. Подержал несколько минут и только после этого пояснил:
– Я таким образом снимаю головную боль. Не знаю, как кому, а мне помогает… Так на чём мы остановились? – спросил он.
– Откуда партии черпать свежие силы, – напомнил Владимиров.
– Да, да… Верно!.. – Мао встал, подошёл к книжной полке и снял с неё томик работ Ленина. Это было довоенное издание в темно-коричневом переплёте. Открыл где-то на середине и стал читать: – «…Социал-демократического сознания у рабочих и не могло быть. Оно могло быть привнесено только извне. История всех стран свидетельствует, что исключительно своими силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское…» – Мао прервал чтение и вопросительно посмотрел на Владимирова. – Разве китайский рабочий класс не в таком состоянии? Послушайте, что товарищ Ленин пишет дальше: «…Учение же социализма выросло из тех философских, исторических и экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих слоев, интеллигенцией».
Мао закончил читать, закрыл томик, поставил его на место и продолжил:
– Наша партия, что бы мы ни говорили и не предпринимали, стоит сегодня на перепутье: пойдёшь прямо – неизвестно куда придёшь. Пойдёшь налево – там враги. Пойдёшь направо – там ещё больше врагов. – Чему-то усмехнулся и сменил тему разговора. – На днях на заседании Политбюро было высказано мнение, что некоторые наши руководители безнадёжно устарели. И надо искать им замену среди молодёжи. В частности, речь шла о товарище Чжу Дэ. Даже вспомнили, что он когда-то служил в армии у милитариста Цай Э. Это наш китайский фашист. – И Мао небрежно махнул рукой. – Ну, допустим, мы согласимся на замену товарища Чжу Дэ. А кого поставить на его место?
Мао умолк и выжидающе посмотрел на Владимирова.
«Так вот зачем я здесь…» – подумал Владимиров, а вслух проговорил:
– Это, конечно, ваше право, но я знаю, к Чжу Дэ в Яньани и в войсках относятся с особым уважением, как к одному из основателей вашей Красной Армии.
Мао коротко кивнул головой, потянулся к пачке сигарет, достал одну и прикурил.
– Не могу отвыкнуть от курения… – проговорил он. – Жена не раз настаивала, чтобы я бросил курить. Пробовал – не получается… Да! – вдруг вспомнил Мао. – Она тоже хотела вас видеть! Но, приболела… Потому просила передать вам… – Мао с трудом дотянулся до ящика стола, открыл его и двумя пальцами извлёк из ящика книгу. – Это стихи… – пояснил он. – Почему она решила потчевать вас стихами – не пойму. Тут два поэта: Лу Цзя и Цзя И. Что она в них такого нашла… Я, если у меня выдаётся свободное время, больше люблю читать старинные китайские романы. В них есть чему поучиться…
Владимиров взял из рук Мао книгу стихов и поблагодарил его.
– Передайте, пожалуйста, вашей супруге моё пожелание скорее поправиться, – добавил он.
– Непременно передам, – ответил Мао, встал из кресла и подал Владимирову руку. – До свидания, товарищ Сун Пин.
…Уже по дороге домой Владимиров старательно перебрал в памяти содержание состоявшегося с Мао разговора, пытаясь понять, что было главным в нём, и что хотел Мо донести до него. «Разговор о партии – это была прелюдия», – решил он. Наверное, главным было то, когда он снял с полки томик Ленина и прочитал выдержку из его работы, и тем самым продемонстрировал себя марксистом и заодно, как подтверждение своей правоты относительно его тревоги за интеллигенцию. Разговор о Чжу Дэ и о том, что у того есть противники – это всего-навсего информация для размышления. Если же Мао хотел проверить его реакцию на мнение кого-то из членов Политбюро по отношению к Чжу Дэ, проверил.
…Владимиров подъехал к дому уже в сумерках и увидел у ворот Риммара с Орловым. Риммар был с ружьём.
– Что случилось? – спросил Владимиров, спешиваясь с лошади.
– Волк приходил к нам в гости! – ответил Орлов.
– А как вы узнали?
– Машка учуяла его и такой лай подняла…
– Огромный! – добавил Риммар. – Я ещё таких не видел…
Владимиров отвёл лошадь на конюшню и вернулся к Орлову и Риммару.
– А почему не стреляли? – поинтересовался он и тут же вспомнил требование охранников Мао не стрелять и не беспокоить обитателей Яньцзалина.
Орлов промолчал, а Риммар проговорил:
– Помните, вы говорили о волке, с которым зимой встретились на тропе? Это он приходил…
Владимиров недоверчиво посмотрел на Риммара.
– Ну, Коля, ты у нас гений!.. Все волки серые…
– Нет, нет, Пётр Парфёнович, – вступился за него Орлов. – Это он приходил. Николай поднял ружьё, а он стоит и смотрит ему в глаза…
– Ну, я и опустил ружьё, – добавил Риммар. – А волк развернулся и медленно ушёл…
Владимиров недоверчиво качнул головой.
– Ну и чудеса в решете! – проговорил он. – Интересно, зачем он приходил?..
Ответ на вопрос Владимирова появился совсем неожиданно. Через два дня Чан пошёл за дровами и недалеко от дома в кустах нашёл мёртвого волка с короткой металлической стрелой, которая глубоко вонзилась ему в бок. Когда Чан рассказал о своей находке, Риммар – глянул на Владимирова, затем перевёл взгляд на Орлова.
– Это что же выходит?.. Он к нам за помощью приходил?.. Не может такого быть…
Владимиров промолчал. Действительно, случай невероятный и, на первый взгляд, неправдоподобный. А Орлов сказал:
– Всё, Коля, в жизни бывает… Звери, живущие рядом с людьми, становятся умнее, а люди становятся наподобие зверей…
2
На следующий день во время завтрака Владимиров поинтересовался у Орлова.
– Ты никуда не торопишься?
– Нет, – ответил тот. – У меня в одиннадцать часов встреча с Жэнь Биши, а во второй половине дня одна операция в госпитале, другая в городской больнице. А почему ты спросил? – в свою очередь задал вопрос Орлов.
– Я всё вот о чём думаю… – начал говорить Владимиров. – Давай проведём мозговой штурм. – И, заметив, что Орлов не понял его, пояснил: – Давай вспомним всё, что мы знаем… О Мао. Итак, родился он в 1893 году в семье зажиточного крестьянина. Южин как-то говорил, что у Мао ещё в начальной школе появилась тяга к старинной китайской литературе. В 1911 году он бросил учёбу и добровольно вступил в отряд Сунь Ятсена, который участвовал в свержении последнего отпрыска династии Цин…
– Был связным в одном из отрядов, – добавил Орлов. – Об этом тоже Южин говорил. В это время Мао и стали называть «жёлтым драконом».
Владимиров удовлетворённо кивнул головой.
– Идём дальше… – сказал он. – Через год Мао по состоянию здоровья уходит из отряда, возвращается домой и продолжает учёбу в коммерческой школе. Где-то в районе 1918 года он поступает в педагогическое училище в Чанша. Затем уезжает в Пекин, где находит себе работу в библиотеке Пекинского университета. Что ещё?
Орлов пожал плечами.
– Насколько я знаю, во время пребывания Мао в Чанша, он был одним из организаторов общества «Новый народ» или «Новый Китай». Я точно не помню…
– «Новый народ», – подсказал Владимиров. – Хорошо… Идём дальше. В 1919 году Мао, это уже из его биографии, знакомится с марксистской литературой и становится горячим сторонником марксизма. В 1920 году Мао возвращается в Чанша и организует «Общество культурного чтения для распространения революционных идей». Длинное, конечно, название, но определённое. В этом же году он женится.
– Девушку звали Ян Кайхай, – подсказал Орлов. И пояснил: – Она была дочерью одного из бывших учителей Мао…
Владимиров отрицательно качнул головой.
– Нет, Андрей Яковлевич! В Китае бывших учителей не бывает!.. Здесь учитель на всю жизнь! Китайцы говорят: «Родители дарят детям жизнь, а учителя – добрую жизнь». Ладно… Пошли дальше. В 1921 году по биографическим данным, Мао избирается делегатом от провинции Хунань на учредительный съезд КПК, который проходит в Шанхае. Если мне не изменяет память, это происходило в июле 1921 года. А вот дальше происходит нечто непонятное… Мао вместе с несколькими членами КПК примыкает к откровенно националистической партии Гоминьдан. Но вскоре он снова возвращается в Хунань, где организует профсоюз рабочих и крестьян. В 1925 году переезжает в Кантон. И получает здесь работу в крайне радикальном еженедельнике. Название его не помню… И привлекает к себе внимание Чан Кайши. Вскоре Мао становится руководителем отдела пропаганды Гоминьдана. Но ненадолго. У него появляются серьёзные разногласия с Чан Кайши и Мао лишается своей должности. С этого момента, мне кажется, – предположил Владимиров, – Чан Кайши и Мао становятся непримиримыми врагами…
– Нет, Пётр Парфёнович, – на этот раз возразил Орлов. – Это произошло после того, как гоминдановцы в 1930 году казнили жену Мао. Чисто по-человечески, его понять можно…
– Согласен, – ответил Владимиров. – Мао уходит в подполье и становится одним из организаторов революционных отрядов для борьбы с Гоминьданом. И даже возглавлял восстание, которое было жесточайшим образом подавлено. После этого Мао с остатками своих сторонников уходит в горы, где вместе с Чжу Дэ формирует вооружённые отряды. Им даже удалось создать в горах Цзингана советскую республику, граничащую с провинциями Хунань и Цзянси. Ну, а дальше всё как на ладони, – сделал заключение Владимиров. Какое-то время в комнате стояла ватная тишина. Её нарушил Орлов.
– А ты знаешь, Пётр Парфёнович, ко всему тому, что сейчас происходит здесь, мне кажется, и Мао, и его окружение пришли не сразу. Давай вспомним. После разгрома гоминдановцами в 1934 советской республики в горах Цзингана, Мао и Чжу Дэ со своим отрядом пришлось пробиваться на Север Китая. Если верить неофициальным данным из Цзингана с Мао и Чжу Дэ вышло девяносто тысяч человек бойцов вместе с семьями, а до провинции Шаньси дошло немногим более четырёх тысяч человек. И ещё один немаловажный факт, – продолжил Орлов. – В декабре 1936 года после того, как японские войска вторглись в Китай, Мао нашёл в себе силы помириться с Чан Кайши. Что случилось потом, известно одному богу. Я не собираюсь защищать Мао, я пытаюсь проанализировать… Как ты сказал?
– Провести мозговой штурм, – усмехнулся Владимиров.
– Вот-вот… А о том, что Мао незаурядная личность, говорить не приходится… Но почему в Москве сделали ставку на Чан Кайши, будто на нём свет клином сошёлся – трудно понять…
3
Девятнадцатого марта Совинформбюро сообщило о продолжении успешного наступления всех советских фронтов: войска Первого Украинского с боями наступали в общем направлении на Львов – Перемышль с задачей выйти на государственную границу СССР в районе Западного Буга; войска Второго Украинского фронта наступали в направлении на северную Молдавию для выхода к Днестру через Могилев и Ямполь; в это же время ударные группировки Третьего Украинского фронта стремительно продвигались в направлении на Николаев с задачей овладеть Тирасполем и Одессой. Войска Второго Белорусского фронта с тяжелейшими боями продвигались в направлении на Ковель и Брест.