
Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба
Доктор: И не без интереса, как я уже говорил.
Ботвиник: Тогда вы должны отдать себе отчет, какой кошмар может случиться, если вы потеряете свое местоположение.
Доктор: А разве это возможно?
Ботвиник: Когда вокруг царит порядок, то это невозможно, ибо это противоречит самой сущности порядка. (Понизив голос). Но стоит слегка расшататься основам, как можно ждать самого худшего.
Доктор: Неужели?
Ботвиник: Истинная правда. А чтобы убедиться в этом, вам достаточно представить себе, что весь этот порядок, мягко говоря, исчез. Испарился, сгинул. (Не давая Доктору открыть рот, несколько суетливо.) Я сейчас все объясню, все объясню… Допустим, человек идет в театр. Что это значит? Это значит – он ожидает, что найдет там гардероб, удобное кресло, занавес, подмостки, актеров и спектакль, тем более, если он уже купил билет и наперед заплатил за это сомнительное удовольствие. Так?.. А теперь представьте себе – он приходит в театр и вместо спектакля попадает в какой-нибудь туннель, или на стройку, или даже в этот самый Соммершир, о котором никогда прежде не слыхал ни одного слова. И что уже совсем ни в какие ворота, так это то, что он никак не может найти дорогу назад. И вот он мечется между партером и галеркой, или, точнее, между тем, что еще совсем недавно было партером и галеркой, в надежде найти какой-нибудь выход, и вдруг на глазах у всех садится прямо на пол, или на подвернувшийся стул, или еще на что-то, потому что он вдруг кое-что сообразил… И знаете что?
Доктор: Что?
Ботвиник: Он сообразил вдруг, что никакого выхода отсюда нету вообще. Что он ниоткуда не приходил сюда, потому что там, за дверью, ничего нет. (Шепотом) А главное, он всю жизнь думал, что в любой момент может уехать куда захочет – но куда же теперь, скажите на милость, можно уехать, если ты идешь в театр, а попадаешь в баню или берешь билет до Торонто, а прилетаешь на Новую землю?
Доктор: Но как же это может быть, чтобы за дверью ничего не было?.. Вы, должно быть, шутите, господин Ботвиник… Ведь это, извините, получается, что мы с вами можем быть сейчас где угодно – в Париже, на Луне, на подмостках какого-нибудь захудалого театрика, – да где угодно!… (Озираясь.) Мне что-то послышалось, кажется. Какой-то голос. (Смеется). Ну, вы и шутник, господин Ботвиник.
Ботвиник: Ерунда. При чем здесь Париж? Париж – всего лишь геометрическая точка, расположенная на карте.
Доктор (снисходительно): Ну, не скажите… (Легко смеется.)
Ботвиник: И тем не менее, это так… Возьмите любого человека. Он рождается в определенном месте и в определенное время. Но не это, как вы понимаете, делает его человеком… Вы улавливаете мою мысль, господин доктор?
Доктор: Мне кажется, вы хотите сказать, что, в конечном счете, каждый человек обречен на некоторое местопребывание, в смысле – местоположение… Если угодно, в некоторой привязанности к чему-то устойчивому. К семье. К детям. К работе… К любимой собаке.
Ботвиник (удивлен): По-вашему, я хотел это сказать?
Доктор: А разве нет?
Ботвиник (неуверенно): Возможно, что-то в этом смысле.
Доктор: Да, в некотором смысле. (Тревожно.) В каком это, если не секрет?
Ботвиник: Вы сказали, «в некотором».
Доктор: Неужели?.. А вы что сказали?
Ботвиник: Еще ничего. Но если бы потребовалось, то я сказал бы, что в последнее время мне кажется, что я утратил связь с миром, а это значит, что я каким-то образом умудрился выпасть из общего миропорядка. (Слегка помедлив, глухо). Мне кажется, например, что вы можете пропасть прямо сейчас, у меня на глазах… Раз – и нету!
Доктор: Ну, для чего нам эти крайности, господин Ботвиник?.. И с какой бы, извините, стати я стал бы вдруг пропадать у вас на глазах?.. В конце концов, это даже неприлично.
Ботвиник: А с какой стати я не могу вспомнить даже то, как я здесь очутился, не говоря уже об остальном?
Доктор (шепотом): Ну, это легко проверить.
Ботвиник (шепотом): Не надо.
Доктор (шепотом): Уверяю вас. Достаточно заглянуть в регистрационный журнал, и мы будем немедленно знать все, что нас интересует.
Ботвиник (шепотом) Это еще ничего не доказывает, герр доктор.
Доктор (шепотом): Тогда почему вы говорите шепотом?
Ботвиник (шепотом): А вы?
Короткая пауза, Доктор и Ботвиник молча смотрят друг на друга.
Эпизод 3
Между тем, занавес в глубине сцены открывается и на пороге появляется Сестра милосердия. В руках у нее История болезни Ботвиника. Вздрогнув от неожиданности, Доктор и Ботвиник какое-то время молча смотрят на Сестру милосердия, которая, подойдя к столу, кладет историю болезни перед Доктором.
Сестра милосердия: Пожалуйста, господин доктор. (Быстро повернувшись к сидящему Ботвинику, стесняясь.) Господин Ботвиник… Это такая честь для нас… Вам не трудно было бы… (Смущаясь, протягивает Ботвинику тетрадь.)
Ботвиник (нервно): Что это?
Сестра милосердия: Автограф, господин Ботвиник…
Ботвиник (тихо, но злобно, сквозь зубы): Извольте. (Почти вырвав из ее рук тетрадку, пишет.)
Небольшая пауза.
Сестра милосердия (забирая тетрадь): Спасибо, господин Ботвиник.
Улыбаясь, глядя на Ботвиника, она кланяется, собираясь исчезнуть в глубине сцены.
Ботвиник: Постойте-ка… Одну минуту… Мне почему-то показалось, что я уже где-то вас видел.
Сестра милосердия (приседая): Мерси.
Ботвиник: Нет, в самом деле. Как будто мы уже где-то встречались, и это было совсем недавно.
Доктор: Слава, слава, слава… Все тебя узнают, все тебя боготворят, всем до тебя есть дело!.. Ну, разве это не прекрасно? (Холодно, медсестре). Если вам больше здесь нечего делать, то идите и займитесь ординаторской.
Сестра милосердия: Да, господин доктор. (Поворачивается, чтобы уйти.)
Ботвиник: Мне кажется, вы забыли оборотную сторону медали, господин доктор. (Провожая взглядом уходящую Сестру). Все вытирают о тебя ноги, все сплетничают о твоей личной жизни, всем есть дело, что ты думаешь об этом чертовом мире – вот что такое слава, господин доктор.
Доктор: Я думаю вы чересчур драматизируете, господин Ботвиник… Впрочем, вам, наверное, виднее.
Ботвиник: Можете быть совершенно в этом уверены, господин доктор.
Доктор (взяв в руки историю болезни): Что ж, посмотрим тогда, что мы здесь имеем.
Ботвиник: Что это?
Доктор: Это?.. (Листая). Всего лишь ваша история болезни.
Ботвиник: А разве я чем-то болен?
Доктор: А разве нет?.. Что вы тогда скажите насчет жизни?
Ботвиник: Насчет жизни?.. Насчет какой еще жизни, Господи?
Доктор: Насчет любой… Вот послушайте. Жизнь это болезнь, и, как и всякая болезнь, имеет свою историю… Вы не согласны?
Ботвиник (растерян): Мне надо подумать.
Доктор: Вот и подумайте. (Открывает папку) Ну, и что тут у нас? (Листает). Справки, анализы, направления… Родился, учился, лечился… (Помедлив.) Вот… Прибыл. Выбыл… Я так и думал.
Ботвиник: Что значит выбыл? (Пытается заглянуть в историю.)
Доктор: Ничего… Дайте-ка мне вашу руку.
Ботвиник: Зачем?
Доктор: Дайте, дайте!.. (Взяв протянутую руку, долго щупает пульс.)
Короткая пауза.
Ботвиник (не выдержав, слегка насмешливо): Вы на меня так смотрите, как будто у меня какая-нибудь редкая заграничная болезнь, господин доктор.
Доктор: К сожалению, чрезвычайно распространенная.
Ботвиник: И?
Доктор: Вам действительно хочется это знать?
Ботвиник: И притом – незамедлительно.
Доктор: Хорошо. Только не говорите потом, что я испортил вам день… Тут написано, что вы, извините за грубость, изволили в каком-то смысле умереть.
Ботвиник (потрясенно): Кто, я? (Нервно хихикает.) Покажите.
Доктор (отодвигая историю болезни): Не имею права.
Ботвиник: Это что, шутка?
Доктор: Тут стоит подпись главного врача. Что он не умеет, так это шутить, можете мне поверить.
Ботвиник: Глупости. (Нервно) Дайте-ка мне, дайте… (Протягивает руку к истории болезни.)
Доктор (отодвигая тетрадь): По правилам, мы не имеем права показывать историю болезни больным.
Ботвиник: К черту правила!.. Да, дайте же, наконец… (Почти вырвав историю болезни из рук доктора, листает ее.) Ну, и где это?.. (Найдя, читает.) Скончался от.. от… Какой здесь отвратительный почерк… Просто какое-то недоразумение!
Доктор: Это мой почерк.
Ботвиник: Ваш?.. Тогда скажите мне, что тут у вас написано, если это ваш?
Доктор: (не глядя): А что тут, по-вашему, может быть написано?.. Родился, женился, скончался. (Делает рукой неопределенный жест.) Это, к сожалению, случается.
Ботвиник: Спасибо, я в курсе… (Тоскуя). Впрочем, какая теперь разница…
Доктор: Вот именно. (Отнимает у Ботвиника историю болезни и некоторое время смотрит на запись.) В конце концов, не все ли вам равно, что про вас напишут в истории болезни?
Ботвиник (встрепенувшись): Ну, конечно. Какая разница. Если бы это касалось вас, то вы бы, наверно, из кожи вон лезли, чтобы узнать, по какой причине вы закончили ваше бренное существование… Скажите еще, что вам безразлично, жив ли я или действительно умер.
Доктор (задумчиво): В целом…
Небольшая пауза. Ботвиник выжидающе смотрит на Доктора, пытаясь понять, насколько серьезно тот шутит.
(Решительно.) Ну, разумеется, мне не все равно, господин Ботвиник.
Ботвиник: Спасибо и на этом…(Страстно). Господи, о чем мы тут только говорим с вами?.. Кто-то там умер, а вместо его истории болезни по ошибке взяли мою. Вот и все… Хорошая завязка для какого-нибудь водевиля.
Доктор (холодно): Здесь не театр, к счастью. (Быстро.) Только не надо цитировать, господин Ботвиник… Я вас умоляю!
Ботвиник: Не стану даже пытаться. Это, знаете ли, как щекотка. Держишься, сколько можешь, а потом, как заорешь… (Кричит.) Весь мир – театр!.. О, Господи! (В ужасе закрывает себе рот.)
Пауза. Доктор укоризненно смотрит на Ботвиника.
Ну, что вы смотрите на меня так, словно я залез к вам в карман?.. Вы сказали, «здесь не театр», а я вам ответил цитатой, вот и все. Любой на моем месте поступил так же.
Доктор: Неправда, господин актер… Мир это все, что угодно, но только не театр… Конюшня, бордель, рынок, сумасшедший дом, но ни в коем случае не театр… А знаете – почему? Потому что театр предполагает хоть какой-то смысл, тогда как этот мир – только скопище абсурда и больше ничего… Вы понимаете, о чем я говорю?
Ботвиник: И все-таки, мир это театр, господин доктор. Вам достаточно будет вспомнить, что здесь все только тем и занимаются, что вводят друг друга в заблуждение и притворяются тем, чем они никогда не были, и вы увидите, что я совершенно прав…
Короткая пауза. Доктор неопределенно пожимает плечами.
Да посмотрите же сами, господин доктор!.. Девушки притворяются, что они невинны. Дураки – что они все понимают. Врачи – что умеют лечить. Чиновники – что не воруют. И даже господин Президент, которому вроде нечего опасаться, прикидывается, что он до колик любит свой народ… Притворяются даже ангелы небесные, которые прожужжали всем уши о том, как сильно они любят Господа.
Доктор (несколько иронично): И при этом все они мечтают о хороших местоположениях, благодаря которым будут жить вечно. (Негромко, наклонившись к Ботвинику). Знаете что, господин Ботвиник?
Ботвиник: Что?
Доктор: Мне кажется, что нам не помешало бы сейчас немного выпить… Так сказать, для поднятия духа. Тем более что сейчас, если я не ошибаюсь, наступает время хора.
Ботвиник: Мне кажется… Пожалуй, это было бы совсем неплохо.
Доктор: Вот и прекрасно. (Достает из-под стола бутылку спиртного и две рюмки.) Шотландское виски, с вашего разрешения. (Разливает, одновременно в сторону занавеса, за которым располагается хор). Эй, бездельник!.. Твой выход. Не прозевай!
Доктор быстро выпивает свою рюмку, и вслед за ним свою рюмку лихо опрокидывает Ботвиник, после чего Доктор отводит и усаживает Ботвиника на один из стульев, стоящих в глубине сцены, а потом садится рядом сам.
Эпизод 4
Из-за занавеса показывается Предводитель хора.
Доктор: И как всегда не вовремя.
Ботвиник: Кто это?
Доктор: Разве я не говорил?.. Предводитель хора.
Не обращая ни на что внимания, Предводитель хора идет к авансцене.
Ботвиник (неуверенно): Здравствуйте.
Предводитель хора проходит мимо, не отвечая.
Доктор: Можете не стараться. Он отвечает только в экстренных случаях. Например, когда голоден или когда хочет сморозить какую-нибудь очередную глупость.
Ботвиник: О, Господи!.. Посмотрите… Мне кажется, он собирается произнести речь.
Доктор: Без которой мы могли бы прекрасно обойтись.
Предводитель (обращаясь к зрителям): Здесь перед вами то, что называется «завязкой», и без чего невозможно было бы никакое мало-мальски вразумительное действие. То, в чем, как в зерне, спрятались все будущие события, слова, взгляды, улыбки и надежды, на которые мы порой не обращаем никакого внимания. Вопрос только в том, кто завязал эту завязку и положил начало нашей истории? Кто протоптал для нее первую, едва различимую в темноте тропинку, идущую через сумеречный лес, которому нет ни конца, ни края? Кто он, этот Осип Ботвиник, о котором мы ничего пока не знаем? Тот ли, кто повелевает событиями и знает о том, что случится завтра или, как и большинство из нас, он подобен сорванному с дерева листу, который несет, не разбирая дороги, осенний ветер, от шума которого он вскоре забудет даже свое собственное имя?.. Вопросы, вопросы, вопросы…Что лучше – мир ли, состоящий из одних только вопросов, которые не знают ответов? Мир, теряющий свою плотность и делающийся оттого прозрачным и податливым – или Бездна, в которую заглядываешь словно в зеркало, видя свое собственное отражение?.. Кто скажет нам? Кто нам ответит? Кто не введет нас в заблуждение? Кто краткий путь укажет между верой и сомнением?.. Между жизнью и смертью?.. Между сомнительным «вчера» и обманчивым «завтра»? Неужто все вопросы мы возложим на плечи Осипа Ботвиника, который сам-то, похоже, не знает, кто он такой и чего ему следует ожидать от самого себя?.. Или он не знает, что прежде, чем вернуться в начало пути, следует пройти через сто тысяч запертых дверей?.. Тогда дела его обстоят не слишком хорошо… (Кланяясь, покидает сцену.)
Доктор (сквозь зубы): Мне кажется, что сейчас меня вырвет… Чертов болтун!
Ботвиник: Но он говорил обо мне!
Доктор: Не трудно говорить о том, что маячит у тебя прямо под собственным носом.
Ботвиник: А мне почему-то понравилось. Особенно в том месте, где он говорит про сто тысяч запертых дверей.
Доктор: Вам понравилось, потому что он говорил о вас как о живом, а это, в свете вашей печальной истории болезни, есть, некоторым образом, нонсенс.
Ботвиник: Но я пока еще не умер!
Доктор: А вот это еще надо доказать.
Ботвиник: Хотите, чтобы я вам это доказал?.. Да сколько угодно… Вот послушайте… Раз уж все существующее – только координаты местоположений, то и смерть тогда всего лишь точка, образующая местоположение и её координаты. Можете видеть, какой получается отсюда забавный силлогизм. Смерть – это точка. Точка – это воображаемая фигура. Ничего воображаемого в действительности не существует. Следовательно, смерти не существует. (Смеется.) Вы слышали, доктор? Смерти нет. И я не умер именно по этой причине, то есть потому, что никакой смерти нет.
Доктор: Браво.
Ботвиник: Вы шутите.
Доктор (серьезно): Нет, в самом деле. Браво.
Ботвиник: Нет, в самом деле?
Доктор: Я ведь сказал – «браво».
Ботвиник: Значит, вы оценили?
Доктор: Конечно. Оценил. Смерть – это точка. Точка есть воображаемая величина. Ничего воображаемого не существует. Следовательно смерти не существует… Как бы хорошо это могло прозвучать в какой-нибудь сцене на мосту или в психиатрической лечебнице…Тем более что я могу с равным успехом доказать обратное.
Ботвиник: Не может быть?.. А ну-ка, ну-ка…
Доктор: Сначала все как у вас. Смерть – это точка. Точка – это воображаемая фигура. Ничего воображаемого не существует. Следовательно, смерть не существует… А теперь слушайте внимательно… Если смерти не существует, то не существует и того, что после смерти. То есть, загробной жизни. А это, как вы понимаете, значит только одно… Извините. (Смолкает, разведя руками.)
Ботвиник (напряженно): Что?
Доктор: То, что кроме смерти больше ничего нет.
Ботвиник (разочарован): Не может быть.
Доктор: Увы.
Ботвиник: Какая-то, извините, глупость. Если смерти нет, то смерть есть. Чепуха.
Доктор: Повторяю для слабоумных. Если смерти нет, то это значит, что нет ничего и после смерти. Надеюсь, это понятно?
Ботвиник: Допустим.
Доктор: А если после смерти ничего нет, то это значит, что смерть есть, потому что смерть – это как раз то, где ничего и никогда нет… Понятно?
Ботвиник (подавлен): Никогда не слышал такой умопомрачительной софистики. (Помедлив.) Уж не хотите ли вы сказать… (Встает, озираясь.) Что я действительно… (Принужденно смеется.) Какая-то, извините, глупость. Раз кроме смерти ничего нет, то и я никогда не умирал, потому что никогда не жил.
Доктор: Не понимаю чего вам бояться, если вы только что доказали, что смерти нет?
Ботвиник: Доказать, знаете ли, можно, все что угодно, включая существование Господа Бога. Доказательства – они ведь тем и хороши, что всегда находятся в некотором удалении от того, что они доказывают. Один мой приятель, например, доказал, что его жена – целомудренная особа, тогда как половина города знала без всяких доказательств, что она обыкновенная шлюха. И ничто не могло убедить его в обратном.
Доктор: Не знаю, как ваш приятель, но в вашем доказательстве я вижу еще одно слабое место.
Ботвиник: И какое же?
Доктор (понизив голос и наклонившись к Ботвинику): Имейте в виду, господин Ботвиник, кое-что воображаемое все же существует.
Ботвиник: Ерунда. (Помедлив, нервно.) Нет, просто ерунда… (Тревожно). Например?
Доктор: Например, душа. Вы ведь не станете утверждать, что души не существует?
Ботвиник: Господи, господин доктор!.. Ну, при чем здесь, скажите на милость, душа?
Доктор: Наверное, при том, господин Ботвиник, что без нее вы никогда не сможете совершить ни одного правильного шага… (Быстро разливая виски и поднимая свой стакан). Ваше здоровье, господин Ботвиник.
Ботвиник: Ваше здоровье, господин доктор. (Пьет, затем поднимает голову и прислушивается, озираясь).
Короткая пауза.
(Насторожено.)Мне кажется, тут что-то изменилось… Какой-то свет… (Прислушиваясь.) Слышите этот шум?
Доктор: Пустое, господин актер. Если хотите знать, то это шумит прошлое, которое вечно недовольно тем, что оно прошло и на него мало кто обращает внимание… Да вы, должно быть, и сами все знаете не хуже меня.
Слышен вой ветра, дребезжание кровельного железа, хлопанье ставень и шум деревьев.
Ботвиник (продолжая озираться и прислушиваться): Может это и прошлое, но только что-то уж больно громко оно шумит.
Доктор: А вы как думали, господин Ботвиник?.. Это память. Она спит до времени, шляется, бог знает где, а потом вдруг ни с того, ни с сего, завоет, закружит, налетит ураганом, пройдется смерчем, – только держись!..
Ботвиник: Вы слышите. Слышите? (Пытаясь отвернуться от ветра). Это напоминает мне подмостки… Одна сцена закончилась и начинается другая. (С отчаяньем.) А главное, ничего нельзя поделать.
Доктор: Абсолютно ничего, господин Ботвиник… Тем более, что мы уже стоим, кажется, одной ногой на той тропинке, откуда начинается дорога в Ад!
Ботвиник: Но почему же обязательно в Ад, господин доктор?
Доктор: Хотите, называйте это «Раем». Ведь это только слова, господин актер… Рай, Ад. Что меняется от перемены имени?.. Я думаю, что ничего.
Ботвиник (глухо): Ничего.
Доктор: Поэтому давайте-ка лучше глотнем еще немного того, что посылают нам Небеса.
Ботвиник: Охотно. (Подвигая Доктору свой стаканчик.)
Короткая пауза, в продолжение которой Ботвиник и Доктор быстро выпивают виски, после чего Ботвиник хватается за горло и, хрипя, падает в кресло.
Доктор: Что такое?
Ботвиник: Я умираю. (Хрипит.)
Доктор: Неужели?
Ботвиник: Говорю вам… (Хрипит.)
Доктор: Глупости. Тот, кто уже умер, второй раз умереть не может. Это – аксиома.
Ботвиник (хрипя и разрывая ворот рубахи): Отравитель!.. (Опрокинув голову, замирает.)
Эпизод 5
Доктор быстро берет со стола колокольчик и звонит в него до тех пор, пока на пороге не появляется Сестра милосердия.
Доктор: Быстрей, быстрей, быстрей!
Сестра милосердия: Он умер?
Доктор: В каком-то смысле.
Сестра милосердия: Бедняжка!
Доктор: Что?.. Опять?.. Ах ты, потаскушка! (Быстро повернувшись к Медсестре, обнимает ее и целует долгим поцелуем.)
Сестра милосердия глухо стонет, не в силах сопротивляться Доктору. Длится пауза.