Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Меланхтон раскланивается с присутствующими.

(Не скрывая неприязни.) Человек, который обладал такой способностью объяснять мысли своего учителя, что вскоре они стали, как две капли воды, походить на его собственные…

Шум вокруг стихает. Короткая пауза.

Меланхтон (спокойно): Я протестую, господин Режиссер.

Режиссер: Я всего лишь высказал свое мнение, господин Меланхтон.

Меланхтон: Мнение неосновательное, невежественное и противоречащее исторической правде, так, как она известна всем здравомыслящим немцам. (В сторону Лютера.) Доктор Лютер мог бы собственнолично засвидетельствовать…

Лютер (почти грубо): Нет уж, увольте, пожалуйста…

Меланхтон (Лютеру): Господин доктор…

Режиссер (перебивая): Если вы позволите, господин Меланхтон, то мы продолжим этот разговор как-нибудь в следующий раз… (К присутствующим.) Господа…

Один из Актеров протягивает Режиссерусвой жребий.

(Читает.) Господин Иоганн фон Штаупиц… (Актеру.) Рад вас приветствовать господин Штаупиц… (Присутствующим.) Доктор Иоганн фон Штаупиц генеральный викарий немецкой конгрегации августинского ордена. Непосредственный начальник и наставник доктора Лютера в начальный период его монашества. Но главное – человек в точном смысле этого слова.

Актерысдержано аплодируют.

Может быть, это и будет лишнее, но я бы хотел напомнить присутствующим, что на склоне своих лет доктор Лютер однажды заметил: «Не будь доктора Штаупица, я бы горел в аду».

Штаупиц: Ну, ну, будет вам, господин Режиссер. В конце концов, я только выполнял то, что должен был выполнять.

Лютер (Штаупицу, немного смущенно): Рад вас видеть, доктор…

Штаупиц: Здравствуй, Мартин. Давненько не виделись.

Лютер: Целую вечность.

Штаупиц: Как семья?

Лютер: Вашими молитвами, господин викарий

Режиссер: Тишина, тишина!.. Еще успеете наговориться, господа…Кто-нибудь еще?

Сразу несколько рук протягивают ему свои жребии.

(Принимая жребии.) Не все сразу, не все сразу, господа… (Читает.) Так, рыцарь Ульрих фон Гуттен, рыцарь фон Зиккинген, господин Томас Мюнцер … Фома Каэтан… Нет, нет, господа. Боюсь, что вы только что достали из шляпы последний жребий.

Разочарованныйгул.

Но не будем огорчаться. В конце концов, у нас нет задачи поставить историческую пьесу и придерживаться исторической достоверности. Задача нашей пьесы, мне кажется, совсем в другом. Может, кто-нибудь из вас знает какая у нас задача?

Актеры молчат. Пауза.

Могу вас утешить господа тем, что я сам не всегда понимаю это.

Один из оставшихся без жребия Актеров: А как же мы, господин Режиссер?

Режиссер: Все остальные будут заняты по ходу действия, если в этом возникнет необходимость.

Оставшиеся Актеры разочарованно отходят в сторону.

И, наконец, последнее, господа… Действие идет быстро, местами стремительно, но, вместе с тем, за всем чувствуется внутреннее напряжение. (Внезапно прервав себя, одному из актеров) Вы что-то, кажется, хотели сказать.

Актер: Я просто вдруг подумал, кому это все интересно, господин Режиссер. Ведь прошло уже столько лет.

Режиссер: Это кто у нас такой?.. А, господин Каэтан… Отвечаю вам господин Каэтан. По правде сказать, это и в самом деле не интересно никому. Я вам скажу вещь еще похуже, – никому в целом мире, господин Каэтан. Но, во-первых, это ровным счетом ничего не меняет, потому что все, что действительно происходит, даже если оно происходит на глазах всего мира, происходит только для самого себя, а во-вторых, оно все равно произойдет – имеет это какой-нибудь смысл или, наоборот, никакого… Вас удовлетворили мои объяснения, господин Каэтан?

Каэтан: Вполне, господин Режиссер.

Режиссер: Тогда будем начинать… Господа!..

Актеры молча покидают сцену. Последним уходит Режиссер. Какое-то время он стоит на пороге, оглядывая пустую комнату, затем выключает свет и закрывает за собой дверь. Пауза.

3.

В комнату входит Служанка. Она кладет в кресло принесенное одеяло, зажигает свечи в глубине комнаты и у изголовья постели, после чего снимает с постели покрывало. В то время, пока она занимается покрывалом, в дверях комнаты появляется Слуга. Какое-то время он стоит на пороге комнаты, затем бесшумно подкравшись к Служанке, с удовольствием отвешивает ей шлепок чуть ниже спины.

Служанка: Ой! (Быстро обернувшись.) Что это вы себе позволяете, господин Мориц?

Слуга: Я? Ничего.

Служанка: И это вы называете «ничего», господин наглец?.. Распускать свои длинные руки, это, по-вашему, «ничего»?

Слуга (подходя ближе): Ах, только не притворяйтесь, что вам это было неприятно.

Служанка: Мне?.. Да, пусть я сгорю в адском огне, если мне это было хоть сколько-нибудь приятно, господин.

Слуга подходит ближе.

Отойдите, господин Мориц, отойдите от меня, не то я немедленно пожалуюсь вашему хозяину, а уж он-то, я думаю, не станет с вами долго церемонится, когда узнает о вашем поведении… Не понимаю, и как это только такой святой человек, как господин Лютер, терпит такого грешника, как вы?

Слуга: Господин Лютер терпит меня, потому что никто лучше меня не может приготовить крапивный отвар, и подогреть красное вино… Что это вы здесь делаете?

Служанка: А вы разве не видите?.. (Складывая покрывало.) Господин Лютер просил, чтобы ему принесли еще одно одеяло, потому что он мерзнет.

Слуга: Неужели? (Вполголоса.) Хотите, я скажу вам вещь, которая, без сомнения, вам понравится? Я буду ждать вас после десяти в буфетной.

Служанка (резко повернувшись к слуге, в ярости): Вы… Вы… Вы просто наглый и бесстыжий греховодник! (Сердито швыряет покрывало в кресло и берет принесенное одеяло.)

Слуга: Только не говорите, что вы не придете.

Служанка: Даже и не подумаю, господин Длинные Руки и Бесстыжий Язык!.. (Застилаякровать.) Раз уж вы совсем потеряли страх Божий, то хотя бы имели немного благоразумия, чтобы помнить о Дьяволе. Уж он-то, наверное, не упустит случая утащить вашу испорченную душу прямехонько в Ад!.. И поделом! Поделом! Туда ей и дорога!