Лютер: Так это снова ты?..
Дьявол: Увы.
Лютер: Надеешься, чем-нибудь поживиться?
Дьявол: Если ты говоришь о какой-нибудь душе, то выбор, как ты видишь, не велик.
Лютер (показывает на приближающегося Тецеля): Может, возьмешь вот этого?
Звеня кружкой, вновь появляется на сцене Тецель.
Тецель: Как только монетка в кружке – звяк, душа из чистилища – прыг!.. Или вам не дороги ваши родные, души которых мучаются в Чистилище и не знают, как им оттуда вырваться?.. Давайте, давайте, торопитесь, потому что завтра будет уже дороже!
Дьявол: Сгинь, сгинь…(Лютеру). Боюсь, что если я еще останусь хоть на минуту, этот проныра всучит мне освобождение всех насельников Ада!.. Мое почтение, Мартин. (Исчезает.)
9.
Медленно гаснет свет, возвращая прежние декорации замка в Мансфельде.
В углу, возле свечей, стоя на коленях,молится Лютер.
Долгая пауза.
Дьявол (появляясь, наконец, на сцене): Я так и думал, что ты пойдешь замаливать свои грехи перед Его троном. Напрасно только ты не спросил, что там происходит. А происходит там много интересного, Мартин. Конечно, слепые не прозревают, хромые по-прежнему хромают, а расслабленные как лежали себе, так и лежат без движения, уповая на Господа. Но есть и другие новости, Мартин. Диспуты, которые ты вел в Аугсбурге и Лейпциге только еще больше все запутали. Народ волнуется, а студенты не учатся и называют Виттенберг столицей мира. Тем более, Папа пригрозил анафемой, а ты в ответ сжег его буллу на радость детям, студентам и лентяям. Слышал? Сто рыцарей готовы по твоему знаку защитить и тебя, и Виттенберг. А кроме того тебе надо знать, Мартин, что вся Германия склоняет твое имя, так что боюсь тебя скоро будут слушать больше, чем Папу Римского. Ты стал знаменитым. Но не это самое главное, Мартин. Самое главное – это то, что Господь, наконец, открыл тебе верный путь, который ведет прямиком в Царство Небесное, и который зовется solo fide – «только верой».
Лютер: Ты, напрасно смеешься, бес. Слово Божье непререкаемо и там, где всходят семена веры – растут и всходы Царства Небесного.
Дьявол: Ты мог бы заметить, Мартин, что я говорю вовсе не про слова. Я говорю о том, что сначала ты струсил, помнишь!.. Ты ведь поначалу только хотел покрасоваться перед своими студентами, чтобы они смотрели тебе в рот и таскали за тобой твои учебники, а вдруг такое!.. (Прислушиваясь.) Слышишь?..
Где-то далеко раздается глухой и зловещий удар грома.
Боюсь, ты до смерти будешь вздрагивать, услышав удар грома. Но я говорю сейчас не об этом. Я говорю о том, что после твоей известности ты стал задирать нос и поглядывать на всех сверху вниз, как будто ты один имеешь смелость разговаривать с Небесами. Ты стал капризен и самодоволен, Мартин. И думаешь уже не о Боге, а о том, как ты будешь красоваться, выступая перед лицом Небес, Ангелов и людей. Ночью же тебе снятся сны, как будто весь город высыпал на улицы и рукоплещет тебе, победившему зло и сидящего теперь одесную сонма святых!
Лютер: Сгинь!
Дьявол: В свое время, в свое время, Мартин… Ты ведь не захочешь еще раз бросить чернильницу в твоего искреннего друга, тем более – от этого ничего не изменится… Спроси вон хотя бы у твоего Иоганна фон Штаупица… Я думаю, он может много интересного поведать тебе.
Лютер: Я сам могу порассказать такое, что Преисподняя умоется слезами.
Штаупиц (появляясь из мрака): Здравствуй, Мартин.
Лютер: А вот и наш Штаупиц… Здравствуй, Иоганн… Надеюсь у тебя все в порядке?
Штаупиц: Настолько, насколько это слово еще имеет какой-нибудь смысл.
Лютер: Ты все еще сердишься на меня?
Штаупиц: Разве можно сердиться на разыгравшийся шторм или бурю, которая ломает деревья и топит корабли?.. Иногда мне кажется, что Бог попускает тебе быть стихийным бедствием, имея на сей счет какие-то свои, нам неведомые, соображения.
Лютер: Хочешь сказать, что все это от Бога – и сломанные деревья и потонувшие корабли?.. Тогда скажи, кто сможет отличить одного от другого? Кто так смел, что не побоится взять на свои плечи ответственность и скажет – это хорошо, а это плохо, это следует делать, а этого не следует делать никогда.
Штаупиц: Думаю, у Господа найдется для этого тысячи путей.
Лютер: Но не для человека, который давно уже забыл, что такое ответственность за собственное спасение, потому что давно отдал ее на откуп торговцам и обманщикам.
Штаупиц: На все требуется время, Мартин. Люди не ангелы и нам тоже нужны реформы, но только не такие, как у вас. Нельзя взять и перевернуть весь мир с ног на голову и думать, что это сойдет тебе с рук.
Лютер: Я могу ответить тебе, брат Иоганн.
Штаупиц: Но только не словами, брат Мартин. Делом.
Лютер: Делом? Какое же еще вам надо дело, брат? Люди ищут Бога, живут по совести, читают Писания и не пускают в свою жизнь ложь. Или ты хочешь, чтобы они еще летали, как ангелы и предсказывали будущее?
Откуда-то издалека доносится звон колокольчика.
Штаупиц: Слышите? Звонят к заутрене.
Лютер: Нет, нет, подождите, я вам сейчас отвечу, брат Иоганн!
Звон раздается ближе.
Штаупиц: Какое это имеет теперь значение, что вы ответите или не ответите мне, брат Мартин? Есть инстанции, которые вряд ли берут во внимание наши мнения. Кому, как не вам, знать это, друг мой.
Лютер: Боюсь, что с этим мне придется согласиться, хотя сказанное – не в вашу пользу.
Звон раздается совсем рядом, и в дверях появляется Режиссер. В руке его – колокольчик. Одновременно на сцене ярко вспыхивает электрический свет.
Режиссер: Господа… Антракт! (Исчезает).
Небольшая пауза
Штаупиц: Говорят, что ты женился, Мартин, правда ли это?
Лютер: И можешь мне поверить, очень удачно.
Штаупиц: Дай-то Бог, дай-то Бог, Мартин.
Режиссер (Появляясь): Антракт, господа.
Лютер: Подождите, я еще не кончил!
Режиссер: Антракт, брат Мартин, антракт. Время отдохнуть.
Штаупиц (Лютеру): Переведите дух.
Лютер: Еще одну минуту!
Режиссер: Я вижу, вы вошли во вкус!