Мирные гады будней

3

Праздник начался с речи первого зама директора – Осипа Назаровича Абакомова. Он действительно, при помощи вживлённого микрочипа, существовал одним телом с двумя личностями – виртуальной и непосредственной. В отличие от Майи, у которой клон сидел в сети, личности Абакомова находились в нём постоянно, поэтому часто невозможно было понять: общаешься ты с весёлым сетевым фантомом или с угрюмым карьеристом, обременённым условным сроком за превышение финансовых полномочий? Именно Абакомову принадлежала идея по модернизации корпоративного духа на предприятии и, в каком-то смысле, он был моим крёстным отцом. Ещё у него в подчинении находился им же выпестованный креативный психолог, которого в МУДОКАКе не любили за излишнюю креативность.

– В условиях жесточайшей конкурентной борьбы мы, если хотим двигаться дальше, обязаны не идти вперёд, пока другие стоят, а бежать, пока другие идут, – блеял Абакомов, прохаживаясь вдоль столиков шаркающей походкой. – Я вполне ясно излагаю?

Он никак не мог приноровиться правильно держать микрофон, старческая рука предательски ползла вниз и половина слов терялась на фоне вежливого побрякивания вилками, хлопанья пробками и чоканья рюмками. Я положил себе несколько ломтей бекона и уцепил бутерброд с икрой. А салатом «Цезарь» пусть молодёжь закусывает. Впрочем, справа от меня Слава Салозаров вполне разумно навалил на тарелку буженины. Он вообще был очень не дурак, этот Слава, несмотря на могучую комплекцию, рожу алкоголика и лексикон уголовника. Он разлил по коньячку, но выпить мне не дали. Ведущий в очередной раз деликатно приподнял руку Абакомова с микрофоном и разнеслось:

– А начнёт наш торжественный вечер Евгений Борисович Отвалихин с песней собственного сочинения.

Мне сунули гитару и я выдал:

Когда на сердце тяжесть
И холодно в груди,
Нажми ресет отважно,
И кодек обнови,
Забилди мапу смело,
И съюзай на митап,
Винду юзай умело
Но помни про бэкап.
Винду юзай умело
Но помни про бэкап.

Ну и дальше в том же стиле. Когда я закончил, мне долго аплодировали, а Абакомов смахнул слезу. Окрылённый успехом я сбацал про шпиль ночной колокольни, но это как-то не прошло, и я вышел на улицу перекурить. Там уже маячил нервный парнишка из геймерского отдела, я никак не мог запомнить его имя. Он работал тестировщиком. Целыми днями гонял файтинги, шутеры и слэшэры. Поначалу я позавидовал такой работе, но после обратил внимание, что глаза у него всегда красные, а перед тем как свернуть за угол он складывал пальцы на левой руке в хитрую комбинацию и приседал, вытягивая шею вбок. А на правой руке указательный палец у него вообще постоянно дёргался.

– А ты почему деньги не сдаёшь? – нагло спросил он у меня.

– Какие деньги?

– В общак.

– Какой общак?

Он презрительно с прищуром оглядел меня с ног до головы и, щелчком пульнув окурок в никуда, удалился. Пожав плечами в полном недоумении, я вернулся на банкет. Там все уже как-то очень быстро надрались. Видно не один Виталя Смородин с утра разминаться начал. Из колонок ебашил «Ласковый май» и девчонки из бухгалтерии отплясывали канкан. Собственно же главбух Павлина Яковлевна повисла в медленном танце на Аркаше Туткине. Он в отчаянии закатывал глаза, но терпел.

Я сел, налил и выпил. И ещё раз. Надо было догонять.

– Ты не знаешь, почему задрот из геймдева с меня денег требует? – спросил я у Славы Салозарова. – Общак какой-то придумал.

– А ты ещё не сдавал?

– Нет.

– А ты сдай, – спокойно посоветовал Слава. – Немного. Ну, как на бутылку. Потому что никто не знает, есть этот общак или нет, но вот то, что этот задрот племянник самого Вэмирэха, все знают.

– Кого?

– Вэмирэха. Не слыхал? Авторитет.

Размышляя о стремительной диффузии социальных групп в современной России, я не спеша употребил граммов триста. Ко мне подходили поздравить с удачным выпуском стенгазеты, Павлина Яковлевна выпила со мной на брудершафт, Абакомов долго тряс руку, благодарил за песню. Было угарно весело и удушливо тоскливо. И вдруг стало тихо.

Все смотрели на молодого человека в замызганных джинсах и мятом свитере в эти джинсы заправленном. Он как-то незаметно возник за самым крайним столиком и теперь скромно кушал салат, всё время поправляя, сползающие на нос очки.

– Саша Проскочилло, – восторженно сообщил мне Салозаров. – Топовый сеньор. У него дипломная работа была – три-дэ принтер реверсивного действия.

– Как это?

– Ну, закладываешь картофельные очистки, а на выходе получаешь изначальные клубни. Представляешь?

– А зачем?

Слава посмотрел на меня с жалостью. Пришлось хлопнуть себя по лбу и сделать морду «а, понял-понял».

– А сейчас над чем работает? – небрежно спросил я, типа мне это интересно.

Но Салозаров так значительно прожевал кусок селедки, перед тем как ответить, что стало ясно – это действительно заслуживает внимания.

– А сейчас он вот-вот распечатает три-дэ модель МУДОКАКа.

Я похлопал глазами.

– Правда, не понимаешь? – удивился Салозаров. – Это же будет физическое воплощение юридического лица. Он переведёт все активы в офшоры и замкнёт на себя Интернет. Экономическая диктатура. Информационная блокада. Неограниченная власть.

Слава дёрнул водки и продолжил:

– А сегодня на вечере Проскочилло будет показывать лазерную копию, так всё руководство уже в очередь стоит, чтобы выразить восхищение и заручиться поддержкой. Вон смотри: Элька Шпагатова из хакерского отдела уже перед ним лебезит, вон шеф твой, Источников, ему наливает. Вон Грауляйтерс, старый хрен, ему сам булочки с кухни тащит. Заметь – главный инженер как бы рядовому гребцу его любимые булочки с корицей. Лично. И Абакомов, и Кьяроскуро тоже непременно подойдут.

Рассказывал Салозаров увлечённо, от его приблатнённого сленга не осталось и следа. Я чувствовал, что его самого так и подмывает бежать к таинственному Проскочилло, хотя бы потереться рядом. Потому что к этому парнишке подходили и подходили и было видно, что Саша Проскочилло смущён всеобщим вниманием. И поэтому когда руководство МУДОКАКа начало перепалку, он просто не знал куда деваться. Кьяроскуро в режиме фортиссимо наезжала на Абакомова, а Проскочилло, сильно покраснев, вскочил из-за стола и, прижав руки к груди, изображал кота Леопольда.

– Мы ещё посмотрим, чья это форма собственности, – перекрывая музыку, железным тоном чеканила Майя Игнатьевна. – Вы только попробуйте сюда подмазаться, я вас раком поставлю и свистеть заставлю.

– Устав предприятия вспомните, госпожа директор, устав предприятия, – взрыкивал в ответ Абакомов. – Так просто у вас не выйдет отодвинуть добросовестных соучредителей. Я ваши делишки хорошо знаю.

– Что ты можешь знать, упырь?

– А франшиза?

– А транш?

– А Кипр?

– А БИОС атака?

Я понимал, что невольно присутствую на завершающем этапе каких-то очень давних ведомственных разборок. И разборки эти явно не предназначались для обозрения не только мной, но и остальными сотрудниками. Кьяроскуро с Абакомовым в запальчивости выбалтывали информацию, не предназначенную широкой публике. Понял это и Проскочилло.

– Господа! – пискляво воскликнул он. – Давайте отвлечёмся от производственных проблем, ведь сегодня праздник. Я приготовил, как вы знаете, небольшой сюрприз.

Он достал планшет, потыкал в него пальцем, и посреди зала возникла полупрозрачная красотка в турецком танцевальном костюме. Зазвучала нудная азиатская мелодия и голограмма задёргала бёдрами, изображая танец живота. Все деликатно дождались завершения номера и, когда доплясав, танцовщица исчезла, мудокаковцы начали с недоумением переглядываться. Все явно ожидали чего-то большего, уровень представления не соответствовал заявленным претензиям. Проскочилло загадочно улыбался, Кьяроскуро с Абакомовым отошли от него в некоторой растерянности.

– Что-то здесь не то, – глубокомысленно изрёк Салозаров.