История одной жизни

Но тон ее голоса звучал весело. Она, казалось, сама была рада, что исполнила просьбу и оставила Антошку при «графе».

– А мне кажется, что теперь двумя менее несчастными людьми будет более! – заметила Нина, улыбаясь своими большими кроткими глазами.

– Ты, Нина, еще очень молода и потому смотришь в розовые очки… Дай бог, чтоб бедный кузен исправился благодаря мальчику, хотя я мало верю в исправление таких людей… Согласна, что это в самом деле трогательная история… Письмо его хоть и дерзкое, а кажется искренним и, признаюсь, произвело и на меня впечатление…

– Вот видите, тетя… Что он пишет?

– Он более бранится… Ну, довольно об этом. Что кончено, то кончено… Расскажи о себе. Я тебя давно не видала… Что ты делаешь? Надеюсь, ты с нами позавтракаешь? Я тебя не отпущу, слышишь? Довольна ты своей жизнью?

Молодая девушка призналась, что та жизнь, которую она ведет, ее не удовлетворяет.

– Ну еще бы!.. Есть чем удовлетворяться! Эти ваши скучнейшие балы, эти ваши глупые фиксы и глупые кавалеры… Надеюсь, не влюбилась еще ни в одного из этих господ?

– Нет, тетя…

– И слава богу… Я всегда считала тебя умной девочкой… А что ты читаешь? Не одни романы, конечно?

– Нет, тетя… Я и журналы читаю…

– Тебе бы надо, Нина, делом заняться…

– Каким? Научите, тетя…

– Сделайся членом нашего общества «Помогай ближнему!», и, если захочешь, дело найдется…

– Я охотно готова бы работать… Но только…

Она не договорила, несколько смущенная.

– Что же тебя останавливает?

– Папа не особенно любит все эти благотворительные общества…

Княгиня вспыхнула.

– Твой отец – извини, а уж я прямо скажу – совсем сделался в последнее время чиновником и не понимает никакого живого дела… Мы с ним не раз ссорились из-за этого… По его мнению, только то хорошо, что вышло из канцелярий, а свободная частная деятельность ему не по сердцу… Он и меня считает вроде сумасшедшей… я знаю… Но я с ним поговорю о тебе и надеюсь, что он позволит тебе работать под моим наблюдением… Хочешь?..

– С большим удовольствием!

– Очень рада… Ты по крайней мере будешь полезна ближним… А теперь ты что?.. Барышня с хорошим приданым, за которой охотятся женихи… Нечего сказать, приятное положение… И знаешь, что я тебе скажу, Нина?..

– Что тетя?..

– Не торопись выходить замуж.

– Я и не тороплюсь.

– Тебе двадцать лет… Подожди еще лет пять…

– Охотно буду ждать, тетя! – рассмеялась Нина.

– И главное, Нина, не выходи замуж по расчету, и особенно за старика… Избави тебя бог от этого! – как-то значительно и серьезно проговорила княгиня. – Ну, а теперь пойдем завтракать, – круто оборвала она разговор, когда вошедший лакей доложил, что завтрак подан.

XXV

– Куда, прикажете, барышня, домой? – спросил кучер после того, как швейцар Моравских усадил Нину в санки и застегнул полость.

– Нет, Иван… Поезжайте к Бердову мосту. Вы знаете, где Бердов мост?..

– Как не знать, барышня.

Кучер натянул вожжи, и резвая вороная «Светланка» понесла санки крупною быстрою рысью.

Кучер любил «хорошо прокатить» барышню, которую он, как и вся вообще прислуга в доме Опольевых, отличал за ее простоту и ласковое, приветливое обращение, показывавшее, что барышня не гнушается простым человеком. Это не то что «сам генерал», всегда ровный, никогда не возвышавший голоса и в то же время с каким-то снисходительным презрением смотревший на прислугу. Никогда ни с кем ни одного лишнего слова, кроме приказаний, точных и коротких. Никогда ни малейшей фамильярности и никакой шутки, даже с камердинером, который жил у него шесть лет. И недаром все трепетали Опольева, зная, что за малейшую неаккуратность и за неточное исполнение его приказаний виновный будет немедленно рассчитан и без всяких объяснений.

Иван пустил «Светланку» вовсю. Снежная пыль обдавала закутанную Нину, и ветер резал ее лицо. Она любила скорую езду.

– Тише, тише, Иван… Кого-нибудь задавите!..

– Что вы, барышня!.. Не извольте беспокоиться…

Однако он попридержал лошадь, и только в малолюдной Офицерской снова пустил «Светланку» полным ходом.

Не доезжая Бердова моста, кучер круто осадил лошадь у ворот большого дома, указанного Ниной.

Она вышла из саней и нерешительно дернула за звонок у ворот.

Наконец явился дворник.

– Где здесь живет господин Опольев? – спросила Нина.

– На заднем дворе, у прачки, третий этаж… номер пятьдесят! – грубовато ответил дворник.

– Да ты проводи-то барышню… Не видишь, кто с тобой говорит! – сердито окрикнул кучер, находивший, что дворник отнесся не с надлежащим почтением к барышне, да еще приехавшей на собственной лошади.

– Я… что ж… Я провожу… Пожалуйте, барышня! – проговорил дворник уже более любезно.

«Ишь ведь дядю нищего своего пошла проведать», – сочувственно подумал кучер, который уж узнал сегодня на кухне, кто такой брат их генерала.

Не без некоторой брезгливости поднялась Нина по темной вонючей лестнице с мокрыми ступеньками и покрытыми сыростью стенами. Из многих квартир с открытыми дверями шел скверный запах кухни и смрада. По лестнице шмыгнули какие-то подозрительные мужские фигуры, скверно одетые, с испитыми физиономиями, и удивленно озирали нарядно одетую барышню. И Нине становилось жутко.

– Вот здесь, пожалуйте.

И дворник дернул звонок.

За дверями послышалось шлепанье туфель, и Анисья Ивановна в кофте и юбке, с засученными рукавами, показалась в дверях.

– Вам кого? – удивленно спросила она.