Олимпиада Васильевна встревожилась.
– Он, может быть, на службу шел…
– Едва ли… Служба его совсем в противоположном конце. Да и двенадцатый час был.
– Странно… разве дело какое, что он не пошел на службу…
– То-то и я подумал… Но ежели дело, к чему разглядывать брильянты?
– Покупать собирается… Женечке подарить, – иронически усмехнулся брат.
– Он брильянтов не признает, – насмешливо заметила Женечка.
В это время из прихожей раздался звонок, и через минуту в столовую вошел Саша Пинегин.
– Вот легок на помине. Только что о тебе говорили, мой друг! – поспешил сказать самым любезным тоном полковник.
Все притихли. Приход «отщепенца» встречен был сдержанно и молчаливо.
V
Пинегин поцеловал у матери руку, пожал руку дяде, брату, сестре и присел к столу.
– Завтракать будешь? – без особенной приветливости спросила Олимпиада Васильевна, бросая тревожный взгляд на несколько возбужденное лицо сына.
«Наверно, опять бросил место?» – подумала она.
– Пожалуй, что-нибудь съем…
– Сейчас разогреют котлетку, а то холодная.
Дуня, принесшая прибор, хотела было унести блюдо, но Пинегин остановил ее.
– Не стоит… Так съем…
– Напрасно, Саша, горяченькая вкуснее, – заговорил своим мягким, ласковым голосом полковник и, подвигая к нему графин с водкой, прибавил: – Чудная, братец, осетринка для закуски.
– Он не пьет водки, – сказал Володя, заметно притихший при брате.
– Не пьет?.. И без водки осетринка прелесть. И мастерица же ты, сестра!
Пинегин молча ел. Олимпиада Васильевна терзалась желанием скорей разрешить беспокоившее ее недоумение: отчего Саша не на службе и зачем он зашел? И она дипломатически спросила:
– Давно ты, Саша, у нас не был. Уж и записку хотела писать: здоров ли?
– Здоров, мамаша… Занят был это время…
– По службе?
– И по службе и так… дела были.
– То-то сегодня ты не на службе. Видно, заработался и отдохнуть денек собрался… Это ты умно придумал… Служба-то у вас тяжелая, а платят гроши… Везде протекция да протекция! – вздохнула Олимпиада Васильевна.
– Такому умнице, как Саша, давно бы тысяч пять получать, если бы у нас места по заслугам давали! – воскликнул не без пафоса полковник.
– Спасибо за комплимент, дядюшка, и за пять тысяч! – иронически промолвил Пинегин и, обращаясь к матери, прибавил. – Я больше, мамаша, совсем не пойду на службу… Довольно с меня!
– Бросаешь? – испуганно спросила Олимпиада Васильевна.
– Да, бросаю.
– Саша, верно, лучшее место получил. С его умом не сидеть же ему на пятидесяти рублях, кандидату естественных наук, – проговорил полковник с едва слышной иронической ноткой в своем вкрадчивом, тонком голоске.
– И лучшего места не получил, даже и с моим умом, дядюшка.
Все неодобрительно взглянули на этого «отщепенца», который бросает место и еще иронизирует.
– Думаешь одной литературой пробавляться? – насмешливо спросил Володя.
Пинегин только повел равнодушно-презрительным взглядом на брата, не удостоив его ответом, и сказал обращаясь к матери:
– Вы не волнуйтесь, мамаша… Теперь мне места не надо… Я женюсь, и на богатой девушке…
Брат и сестра иронически хихикнули, подтолкнув друг друга локтями. Полковник саркастически улыбался. Олимпиада Васильевна недоверчиво смотрела на сына, не зная – верить ему или нет. Он ведь любит иногда потешаться над родными. У него есть эта злая привычка. Да, наконец, какая богатая девушка пойдет за такого голыша, за человека без какого-нибудь определенного положения. Это что-то невероятное!
Пинегин между тем продолжал, и голос его слегка вздрагивал от нервного возбуждения:
– Очень милая и образованная девушка… Надеюсь, вам понравится… Дочь покойного золотопромышленника Коновалова…
Все встрепенулись при слове «золотопромышленника». Казалось, Саша не шутил.
– Коновалова?! – воскликнул в каком-то сладостном восторге полковник. – Эта та, у которой, говорят, несколько миллионов, прииски и громадный дом на Караванной?
– Она самая, дядюшка, – ответил Пинегин.
– И… ты… Саша, женишься… Ты не шутишь?.. – задыхаясь от волнения, спрашивала Олимпиада Васильевна.
– Какие, мамаша, шутки. Завтра я привезу к вам свою невесту.
– И она… в самом деле… так богата?
– Богата: два миллиона, прииски и дом.
Миллионы и прииски произвели ошеломляющее впечатление. Все впились в Пинегина, глядя на него, как на сказочного принца, в безмолвном очаровании, проникнутые почтительным уважением. Этот Саша, отщепенец Саша, вдруг стал в глазах всех совсем другим человеком, словно свершившим необыкновенный подвиг и осененный лучезарным ореолом. У офицера Володи уже бродила мысль занять у брата крупный куш. «Вероятно, он не откажет на радостях!» И вместе с почтением он чувствовал невольную зависть.
Олимпиада Васильевна в умилении заплакала. Чувствуя прилив материнской нежности к сыну, она проговорила прерывистым голосом:
– Саша… Александр… Поздравляю тебя… Будь счастлив… Постой, тебе сейчас зажарят другую котлетку… Володя, достань вино… Там есть бутылка мадеры.