«И куда это он каждое утро ездит!» – подумал Весеньев, несколько заинтересованный этими регулярными съездами на берег по утрам своего друга.
Около полудня Весеньев подъехал к вилле.
Горничная Бетси, толстогубая негритянка с добродушными, влажными и сильно выкаченными глазами, объявила мистеру «Весени», как она называла лейтенанта, что миссис Джильды нет дома.
– Скоро будет?
– А не знаю. Она куда-то уехала с вашим другом.
– С каким другом? – изумился Весеньев.
– С мистером Олени… Он ведь каждый день по утрам у нас бывает… Сидит с миссис Джильдой. Вы вечером, а он утром! – прибавила она, добродушно улыбаясь всем своим лоснящимся черным лицом и показывая ослепительно белые зубы.
В глазах лейтенанта помутилось. Он не верил своим ушам. Ни Джильда, ни Оленич ни слова не говорили ему об этом.
«Господи! Что же это?.. И Джильда и друг лгут… Зачем?.. Зачем?..» – подумал он.
Ревнивые подозрения закрались ему в голову. Светлый летний день точно померк, и сам Весеньев стал мрачнее тучи.
«Так вот для чего Оленич съезжает на берег каждое утро!»
Злоба к Оленичу наполняла сердце Весеньева, – злоба жестокая, какая только может быть у человека, обманутого людьми, в которых он верил, и у ревнивца, терявшего любимую женщину.
– О, подлые! – простонал Весеньев.
Толстая Бетси сочувственно, и в то же время слегка насмешливо, посматривала на русского моряка.
– Куда они поехали? – спросил он.
– Кажется, в парк.
– В парк… Зачем в парк? – бессмысленно повторил он.
– В парке хорошо гулять…
– В Сакраменто еще лучше! И Блэк бывает здесь?
– Теперь реже.
– А прежде?
– Каждый день…
«А она обещала его совсем не принимать!» – мелькнуло в голове молодого человека.
– О, лживая, подлая гадина! – вырвалось из его груди. – Дайте мне конверт, Бетси.
– Пойдемте в комнаты.
Весеньев прошел в гостиную. Эта комната, в которой он был так счастлив, теперь казалась ему словно бы опозоренной… Все здесь фальшиво… везде ложь, как и в этой женщине…
Он достал визитную карточку и дрожащей рукой, не понимая, что делает, написал следующие строки:
«Вы лживое создание. Мне стыдно за вас и за себя. Возвращаю ваше слово и презираю вас!»
Вложив карточку в конверт, он отдал ее Бетси и сказал:
– Прошу вас, Бетси, отдайте эту записку в руки миссис Браун.
– Будьте покойны.
– Непременно в руки…
– Отдам в руки. А вы разве вечером не приедете?
– Нет, Бетси, не приеду. Никогда больше не приеду.
И, едва сдерживая рыдания, Весеньев выбежал из виллы.
– В парк! – крикнул он кучеру.
Он велел остановиться у входа и вошел в огромный парк с высокими пихтами и секвойями, и озирался кругом безумными взглядами.
Он обежал все главные аллеи, всматривался в гуляющих и сидящих на скамьях. Тех, кого он искал, не было.
Тогда он направился наобум в глубь парка, в густую чащу. Там было прохладно. Он шел, не зная зачем, не зная куда, подавленный горем, обезумевший от полученной обиды и любивший Джильду, казалось, еще сильнее оттого, что она его обманула.
Где-то послышался голос.
Весеньев осторожно, крадучись, как тать, пошел на голос и замер, полный злобы.
У пруда на скамейке сидели Джильда и Оленич.
Он что-то тихо говорил и целовал ее руку.
Она слушала и ласково глядела на него задумчивыми грустными глазами.
Весеньев приблизился к ним.
Джильда стала белее рубашки и испуганно остановила глаза на Весеньеве. В ее лице было что-то бесконечно страдальческое.
Оленич смущенно отодвинулся, выпустив руку Джильды.
Смертельно-бледный Весеньев, едва кивнул Джильде, подошел вплотную к Оленичу, дал ему пощечину и проговорил:
– Вы подлец, и я к вашим услугам.
С этими словами он тихо удалился, неестественно улыбаясь, точно сделал что-то значительное и нужное для своего спокойствия.