Проказы старухи зимы
Разозлилася старуха зима: задумала она всякое дыхание со света сжить. Прежде всего стала она до птиц добираться: надоели ей они своим криком и писком.
Подула зима холодом, посорвала листья с лесов и дубрав и разметала их по дорогам. Некуда птицам деваться: стали они стайками собираться, думушку думать. Собрались, покричали и полетели за высокие горы, за синие моря, в тёплые страны. Остался воробей, и тот под стреху* забился.
Видит зима, что птиц ей не догнать: накинулась на зверей. Запорошила снегом поле, завалила сугробами леса; одела деревья ледяной корой и посылает мороз за морозом. Идут морозы один другого злее, с ёлки на ёлку перепрыгивают, зверей пугают. Не испугалися звери: у одних шубы тёплые, другие в глубокие норы запрятались; белка в дупле орешки грызёт; медведь в берлоге лапу сосёт; заинька прыгаючи греется; а лошадки, коровки, овечки давным-давно в тёплых хлевах готовое сено жуют, тёплое пойло пьют.
* Стре?ха, застре?ха – нижний край крыши, образующий навес (здесь и далее прим. ред.).
Пуще злится зима – до рыб она добирается; посылает мороз за морозом, один другого лютее. Морозцы бойко бегут, молоточками громко постукивают: без клиньев, без подклинков по озёрам, по рекам мосты строят. Замёрзли реки и озёра, а только сверху; а рыба вся вглубь ушла; под ледяной кровлей ей ещё теплее.
«Ну постой же, – думает зима, – дойму я людей», – и шлёт мороз за морозом, один другого злее. Заволокли морозы узорами оконницы в окнах; стучат и в стены, и в двери, так, что брёвна лопаются. А люди затопили печки, пекут себе блины горячие да над зимой подсмеиваются. Случится кому за дровами в лес ехать, наденет он тулуп, валенки, рукавицы тёплые, да как примется топором махать, даже пот прошибёт. По дорогам, будто зиме на смех, обозы потянулись; от лошадей пар валит; извозчики ногами потопывают, рукавицами похлопывают, плечами передёргивают, морозцы похваливают.
Обиднее всего показалось зиме, что даже малые ребятишки – и те её не боятся! Катаются себе на коньках да на санках, в снежки играют, мороз кличут: «Приди-ка подсобить!» Щипнёт зима со злости одного мальчугана за ухо, другого за нос, те даже побелеют; а мальчик схватит снега, давай тереть, – и разгорится у него лицо, как огонь.
Видит зима, что ничем ей не взять: заплакала со злости. Со стрех зимние слёзы закапали… видно, весна недалёко!
Теремок мышки
Лежит в поле лошадиная голова. Прибежала мышка-норушка.
– Терем-теремок! кто в тебе живёт?
Никто не отзывается. Вот мышка стала жить да поживать в лошадиной голове.
Пришла лягушка-квакушка:
– Терем-теремок! кто в тереме живёт?
– Я, мышка-норушка, а ты кто?
– А я лягушка-квакушка.
– Ступай ко мне жить.
Прыгнула лягушка в теремок, и стали с мышкою вдвоём жить.
Прибежал заяц:
– Терем-теремок! кто в тебе живёт?
– Я, мышка-норушка, да лягушка-квакушка; а ты кто?
– А я на-горе-увёртыш.
– Ступай к нам.
Стали жить втроём.
Прибежала лисичка-сестричка:
– Терем-теремок! кто в тереме живёт?
– Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на-горе-увёртыш; а ты кто?
– А я везде-поскокиш.
– Иди к нам.
Стали четверо жить.
Пришёл волк:
– Терем-теремок! кто в тереме живёт?
– Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на-горе-увёртыш, везде-поскокиш; а ты кто?
– А я из-за-кустов-хватыш.
– Иди к нам.
Стали пятеро жить.
Вот приходит медведь:
– Терем-теремок! кто в тереме живёт?
– Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на-горе-увёртыш, везде-поскокиш, из-за-кустов-хватыш; а ты кто?
– А я всех вас-давиш!
Сел медведь на лошадиную голову и раздавил всех.
Козлятки и волк
Жила-была коза; сделала себе коза в лесу избушку и наплодила деток. Каждый день уходила коза за кормом в бор. Сама уйдёт, а деткам велит крепко-крепко запереться и никому дверей не отпирать. Воротится коза домой, постучит рожками в двери и запоёт:
Козлятушки, детятушки,
Отомкнитеся, отопритеся!
Ваша мать пришла,
Молочка принесла.
Я, коза, во бору была,
Ела траву шёлковую,
Пила воду студёную;
Бежит молочко по вымечку,
Из вымечка по копыточкам,
А с копыточек во сыру землю.
Козлятки услышат мать и отопрут ей двери. Она покормит их и опять уйдёт пастись. Подслушал козу волк и, когда она ушла, подошёл к дверям избушки и запел толстым-претолстым голосом: