Человечество: история, религия, культура. Раннее Средневековье

Остается еще одна трудность. Как Бог предзнает будущее: как однозначно определенное или как неопределенное? Ведь если все оно определено однозначно, никакого места не остается для свободы воли, рушатся самые основы морали и никакая теодицея становится невозможной. Однако Бог не может видеть будущее и как неопределенное: в этом случае Он либо не знал бы, каким оно будет в действительности, либо думал бы о нем ошибочно. Следовательно, Бог может знать будущее в каком-то смысле однозначно, а в каком-то – неоднозначно, и ничего здесь не поделаешь.

Преодолевает эту трудность Боэций с помощью особой неоплатонической интерпретации знания. Оп говорит, что глубина и степень познания зависят не от природы познаваемого, а от познавательных способностей познающего. Чувства, воображение, рассудок и разум видят одни и те же вещи по-разному. Разуму Бога они предстают в ином свете, чем сознанию человека. Поскольку же низшая способность охватывается высшей, но не наоборот, человек не может уразуметь того способа, которым Бог видит те же вещи, что и он сам. Ведь природа Бога иная: Бог вечен и непричастен времени. А вечность есть «совершенное обладание сразу всей полнотой бесконечной жизни». Мир, даже если бы он не имел ни начала, пи конца во времени, нельзя было бы назвать вечным, но только – «беспрестанным». Потому что вечность вся – в настоящем и вся – сразу, тогда как время всегда распределено между прошлым, настоящим и будущим. Божественное познание осуществляется в вечности и под углом зрения вечности. Мир со всей совокупностью своего прошлого, настоящего и будущего извечно присутствует в Разуме Бога, как если бы оп уже совершил все свое бесконечное развитие. Поэтому Бог видит будущее тем же способом, что настоящее и прошлое – именно так, как оно когда-то состоится. Он видит и альтернативные возможности, и колебания человеческой воли, но сразу же видит и то, какая из возможностей реализуется и какой выбор будет сделан волей. И то, что он видит в вечности, с необходимостью произойдет во времени. Однако это предвидение, – а лучше сказать, видение, ибо все происходит в настоящем, не налагает безусловной необходимости на саму природу события, так что пока оно не произошло, оно могло и не произойти, и пока человек не принял решения, он мог еще принять и другое. Следовательно, свобода воли при этом сохраняется и выбор остается предопределенным (гипотетической необходимостью божественного предзнания) только в вечности, но не во времени. Мысль Боэция можно выразить еще и так: мы свободны в своем выборе, пока не выбрали, а когда уже выбрали, наша свобода перешла в необходимость и канула в вечность. Но все-таки и возможность выбора, и способность управлять своими стремлениями у человека сохраняется, даже если то, что мы изберем и что пожелаем, заранее известно Богу, ибо от того, что кто-то наблюдает за моими действиями, они не перестают быть моими, а наблюдает за нами и опекает нас сам Бог, создавший нас разумными, а значит, и свободными по своему образу и подобию. Из всего этого следует, что человек предопределен к свободе, и поэтому сам творит свою судьбу, и ничто не может сделать его несчастным, если он живет по правде и творит добро.

Так Боэций завершает свою «Золотую книгу», оставляя потомкам никогда не отчуждаемую возможность судить о том, прав он или не прав. (Майоров Г. Г. «Судьба и дело Боэция»).

Св. Бенедикт Нурсийский

Из Египта монашество быстро распространилось по всем восточным провинциям Римской империи, а потом проникло на Запад. Однако здесь оно поначалу не встретило такого сочувствия и долгое время пребывало в зачаточном состоянии. Подлинным устроителем западного монашества стал Св. Бенедикт Нурсийский. Он родился около 480 г. в старинном итальянском городке Нурсии в графстве Сполетском. Его родители (о которых нам ничего не известно) принадлежали к среднему классу, скорее зажиточному, чем бедному. Когда мальчик подрос, они отправили его учиться в Рим, находившийся тогда под властью остготского короля Теодориха. Но Бенедикт, до глубины души смущенный распущенность своих товарищей, оставался здесь недолго. Его жизнеописатель, папа Григорий Двоевлов, пишет: «Желая быть угодным одному Богу, он решил все бросить и сделаться монахом».

По слухам и через чтение книг Бенедикт узнал о святой жизни восточных отшельников и пожелал удалиться в пустыню. Было ему тогда всего 14 лет. В поисках уединения, сопровождаемый одной только своей кормилицей, он поднялся вверх по течению Анио и остановился в деревне Эффида. Здесь жили какие-то его родственники. Пробыв у них некоторое время, Бенедикт тайком покинул служанку и нашел убежище в Субиако, среди гор, неподалеку от развалин виллы Нерона. Тут ему встретился старец по имени Роман, монах близлежащего монастыря, которому он открыл свои намерения. Роман не только облек Бенедикта в иноческий чин, но и согласился помогать ему. Он указал юному подвижнику близ подошвы горы скрытую в чаще леса пещеру и посоветовал поселиться в ней. Изредка старец навещал Бенедикта, но обычно, чтобы не нарушать его уединения, спускал ему пищу на веревке с вершины горы. Все это совершалось в полной тайне – три года Роман никому ничего не говорил о Бенедикте, но лишь скрытно во время трапезы брал для него хлеб. В первые годы своего уединения, как и все подвижники, святой много претерпел от демонов. Бес неоднократно искушал его различными плотскими вожделениями и доводил порой до полного отчаяния. Наконец Бенедикт нашел способ бороться с этим наваждением – раздевшись донага он бросался в заросли терновника и крапивы, валяясь среди них до тех пор, пока боль от ожогов и царапин не заставляла отступать скверные помыслы.

Спустя три года пещеру Бенедикта открыли пастухи, и тогда многие узнали о его подвигах. Вскоре к нему явились монахи одного из соседних монастырей, умоляя стать их наставником и пастырем. Святой долго отказывался от этой сомнительной чести и говорил, что его нравы слишком суровы для других монахов. Однако они продолжали досаждать ему просьбами и добились своего. Сделавшись игуменом, Бенедикт установил строгий аскетический образ жизни, в полном соответствии с образом жизни египетских святых отцов, и никому не позволял жить по своей воле. Вскоре монахи стали раскаиваться, что избрали себе такого сурового игумена, а самые негодные из них задумали даже убить Бенедикта. Однажды во время трапезы они подали ему чашу с отравленным вином. Но после того, как святой сотворил над чашей крестное знамение, она распалась на куски словно от удара. Бенедикт тотчас догадался о злом умысле, но не разгневался, а с улыбкой сказал монахам: «О чада! Да помилует вас милосердный Господь! Зачем вы задумали сделать мне это? Поищите себе другого отца, я же не могу больше у вас оставаться».

И он вернулся в свою пещеру. Но, конечно, укрыться там Бенедикт уже не мог. Слава о нем шла по всей стране. Многие оставляли мир, строили келии неподалеку от его пещеры и селились в них. Через несколько лет число братии так умножилось, что лес не мог ее вмещать. Бенедикт разделил всех иноков на 12 частей и устроил 12 монастырей, во главе каждого из которых поставил опытного ученика. Сам он жил на берегу озера в монастыре, посвященном святому мученику Клименту. Но оставаться здесь до смертного часа ему было не суждено. Слава святого вызывала зависть. Местный пресвитер Флорентий очень не любил Бенедикта и всячески старался опорочить и извести его (однажды он послал ему даже отравленную просфору, но святой, имея дар прозорливости, разгадал его злой замысел и не стал вкушать от этой просфоры). В конце концов, тяготясь злобой Флорентия, Бенедикт оставил место своих подвигов и вместе с несколькими учениками (большинство продолжало служение в основанных им монастырях) переселился в другое место – в город Касин в окрестностях Неаполя. Тут на высокой горе он нашел языческий храм, построенный, по словам Григория Двоеслова, в честь Аполлона (а на самом деле, как показали археологические раскопки, в честь Юпитера), разбил идола, сжег священную рощу и построил на месте храма две церкви – во имя св. Мартина и во имя Иоанна Крестителя. Таким образом было положено начало знаменитому в дальнейшем монастырю Монте-Кассино.

Жизнь здесь наладилась не сразу, ибо, немедленно по разрушении языческого святилища, Бенедикт и его немногочисленные спутники столкнулись с местью дьявола. Он всячески мешал постройке церкви, а однажды опрокинул на молодого монаха возведенную незадолго до того стену. Тот неминуемо погиб бы, если бы Бенедикт не восстановил горячей молитвой его раздавленное тело. Именно для этой обители Бенедикт около 529 г. написал свой знаменитый устав. Образцом для него послужили установления для восточных монахов Кассиана Римлянина. Однако, зная по опыту, что аскетическая монашеская жизнь Востока туго прививается на Западе, Бенедикт несколько смягчил их. Его правила не требовали от иноков тех лишений, которые возлагали на себя восточные пустынники, и заповедовали единственно порядок, умеренность и трудолюбие.

Тем не менее, даже в смягченном виде, устав Бенедикта многим казался слишком строгим. Согласно ему, имущество монахов было общим, и после поступления в монастырь они не должны были иметь никакой личной собственности. Духовность братьев основывалась на трех добродетелях: послушании, безмолвии и смирении. Все монахи должны были, вплоть до отречения от собственной воли, находиться в безусловном подчинении у настоятеля – им вменялось в обязанность смотреть на него как на наместника Христа. Вставать они должны были в 2 часа после полуночи и ежедневно присутствовать при восьми богослужениях. На физический труд отводилось семь часов. Часть времени предназначалась для заучивания наизусть Св. Писания, для чтения житий святых и других благочестивых и назидательных книг. За трапезой должна была громко читаться книга, но никакого разговора не допускалось. Особенно заметные отступления от восточной строгости наблюдались в правилах питания. По уставу Бенедикта монахам предлагались два рода кушаний – одно строго вегетарианское, а другое, включавшее в себя яйца и рыбу. (Даже мясо птицы допускалось в виде исключения для больных; строгий запрет лежал только на употребление мяса «четвероногих»). Каждому монаху позволялась небольшая мера вина. Ежедневной порцией был фунт хлеба, но вообще все подробности, относительно того, какие продукты и в каком количестве употреблять, Бенедикт оставлял на усмотрение аббатов. Одежда монахам полагалась грубая и простая. Они должны были спать по 10-12 человек в комнате, каждый на отдельной кровати, не снимая одежд и поясов. После вечерней молитвы не позволялось никаких разговоров. Монахи должны был жить только тем, что заработали, а лишнее отдавать нуждающимся. Сам Бенедикт строго следовал этому правилу и трудился наравне со всеми. Все, что ему посылали жители соседних сел, он раздавал нищим. Чтобы достать средства к пропитанию, монахи занимались обработкой полей. По уставу, в пределах каждого монастыря должны были находиться сад, мельница, колодец, пекарня и другие необходимые службы. Часть монахов могла заменять физический труд перепиской рукописей. Этот пункт в уставе Бенедикта сыграл огромную роль в истории культуры. Следуя ему бенедиктинцы в последующие века постоянно переписывали сочинения классической и христианской древности, многие из которых только благодаря им дошли до нашего времени.

Около 544 г. монастырь Монте-Кассино посетил новый готский король Тотила. Во время разговора святой упрекнул его в жестокостях, предсказал ему, что он овладеет Римом (который в то время находился в руках византийцев) и умрет на десятый год правления. Все эти предсказания сбылись. Есть свидетельства, что после этой встречи Тотила, помня о святом Бенедикте, несколько укротил свою жестокость. Помимо прозорливости Бенедикт имел дар исцеления и даже воскрешения. Все свершенные им чудеса подробно описаны в книге Григория Двоеслова. В заключении жизнеописатель Бенедикта пишет, что святой предвидел свою смерть и знал день, в который она придет. Когда наступил его последний час, Бенедикт попросил отнести его в молельню, причастился св. Тайн и умер стоя, поддерживаемый монахами, с руками, вознесенными вверх во время молитвы. Произошло это между 550 и 560 гг.

В дальнейшем правила св. Бенедикта постепенно вошли на Западе во всеобщее употребление. Еще до его смерти составленный им устав был принят многими монастырями Галлии, Италии, Сицилии, а затем в короткое время распространился среди всего западного монашества. Просветитель Англии Августин Кентерберийский основал на острове целый ряд бенедиктинских монастырей. В Германии устав св. Бенедикта распространял св. Бонифаций. Его любимый ученик Шторм основал в 744 г. знаменитую Фульду, образцом для которой послужили бенедиктинские монастыри Италии. Уже в 751 г. в Фульде насчитывалось более четырехсот монахов. Она превратилась в крупнейший миссионерский центр и рассадник образованности.

Бенедиктинские монастыри появлялись в девственных лесах, на горах, на берегах озер и рек. Упорный труд монахов превращал «пустыни» в возделанные земли, подымал новь. Приютившаяся за монастырскими стенами духовная культура приносила обильные всходы. При каждом монастыре имелась библиотека. В их внутренних школах подготовляли учителей, направлявшихся потом в другие места, а во внешних просвещали мирян. Светская власть много способствовала этому процессу. Карл Великий одарял монастыри, превращал их, покровительствуя монастырским школам, в умственные центры и заботился о их дальнейшем распространении.

Св. папа Григорий Двоеслов

С падением Западной Римской империи папа сделался первым лицом в Риме, главным представителем христианских народов не только в церковном, но и в политическом отношении. Весь авторитет, который в течении веков приобрел Рим, сосредоточился теперь на римском первосвященнике. Находясь вне досягаемости византийских императоров, папы проводили самостоятельную политику, но при этом должны были постоянно согласовывать свои действия с королями остготов. Иоанн I (523-526) по повелению короля Теодориха совершил поездку в Константинополь, где добивался от императора Юстина I прекращения гонений на ариан, однако не преуспел в своей миссии. Когда папа вернулся в Рим, король обвинил его в измене и велел бросить в тюрьму, где Иоанн умер через несколько дней.

В 536 г. Рим был взят византийским полководцем Велизарием. Первым делом тот низложил избранного при вестготах Сильверия (536-537) и добился избрания лояльного грекам Вигилия (537-555). Так началась, продолжавшаяся более столетия, эпоха зависимости пап от византийских императоров. Впрочем, не смотря на это, значение их неуклонно возрастало. Папы принимали деятельное участие в администрации и суде. В Риме папа являлся полным хозяином, его влиянию подчинялись не только церковные, но также и гражданские власти. VI век оказался одним из самых тяжелых в истории Италии. Бесконечные войны византийцев с остготами дотла разорили страну. Многие города совершенно обезлюдили, а население Рима сократилось до 40 тыс. человек. В довершение беды в 568 г. в Италию вторглись орды лангобардов, часть которых была арианами, а часть – язычниками. Варвары несколько раз подступали к Риму и только униженные мольбы папы Пелагия II (579-590) спасли город от окончательного уничтожения.

В то время, когда на Рим обрушились все мыслимые и немыслимые несчастья – голод, болезни, наводнения, буря, вражеские нашествия – первосвященником был избран Григорий I Великий (590-604), подготовивший для папства блестящую будущность. Отличительной чертой его политики стал поворот к новым, возникающим в Западной Европе, варварскими государствам. Именно он установил контакты с королями Испании и Австразии. При нем началось обращение населявших Британию англов и саксов.

В числе христианских вероучителей папа Григорий Великий (или Двоеслов) занимает особенное место. На первый взгляд (если рассматривать по отдельности каждую из областей, в которой ему пришлось потрудиться) он не совершил ничего выдающегося. Как римский первосвященник он уступал могуществом, влиянием и, наверно, талантом жившему спустя четыреста лет Григорию VII. Он не прославил себя суровым аскетизмом, как основатель монашества Антоний, не достиг таких глубин в богословии, как Григорий Назианзский или Дионисий Ареопагит. Он не обладал ученостью Блаженного Иеронима, и проповеди его, с точки зрения красноречия, уступали проповедям Иоанна Златоуста. И тем не менее, он по праву имеет славу одного из величайших отцов церкви, ибо стал для многих поколений образцом в самом важном и ответственном для любого священника деле – в деле пастырского служения.

Родился Григорий в 540 г. в прежней имперской столице, городе Риме, и происходил из знатного сенаторского рода. Его родители отличались примерным наследственным благочестием. Одним из его предков со стороны отца был папа Феликс III, а его мать Сильвию позже причислили к лику святых. Благочестивые семейные обычаи и теплое религиозное настроение сильно отражалось на впечатлительном юноше, который уже в молодые годы мечтал постричься в монахи. Однако желание его осуществилось не сразу. Родители готовили его для светской службы и постарались дать сыну хорошее образование. Современник Двоеслова, знаменитый церковный историк Григорий Турский, писал о нем, что Григорий «в науках грамматических, диалектических и риторических так был сведущ, что в городе считался выше всех их по знанию». Это лестное свидетельство следует, однако, принимать с оговорками. В VI веке Италия являлась уже наполовину варварской страной, общий уровень культуры здесь сильно упал. В римских грамматических школах невозможно было получить того блестящего образования, какое имели отцы церкви IV века. Как правило, ученикам сообщались здесь элементарные сведения о греческой философии и литературе, но сам греческий язык не изучался. Не знал его и Григорий. (Впрочем, это не мешало при желании добыть необходимые знания из переводных сочинений, о чем свидетельствует слава блаженного Августина, – он также не владел греческим, но по другим причинам).

По окончании учения, Григорий служил при императоре Юстине II, пользовался его доверием и достиг высокой должности претора (в его обязанности входило наблюдение за отправлением правосудия). Однако в 575 г., вскоре после смерти отца, он оставил карьеру мирских отличий и употребил свое богатство на построение в Сицилии шести бенедиктинских монастырей. Седьмой – в честь апостола Андрея – Григорий основал в Риме в собственном доме. Поселившись здесь, он мечтал посвятить остаток жизни уединению, благочестию и аскетическим подвигам. Слабое здоровье мешало ему поначалу выдерживать длинные бдения и посты. Но, под наблюдением опытных старцев он постепенно укрепил себя и всецело отдался воздержанию, молитве, созерцанию и богомыслию. Впрочем, мечтам Григория не суждено было осуществиться. В 578 г. на него обратил внимание папа Пелагий II, который взял его из монастыря, рукоположил в сан диакона и отправил в Константинополь с важным дипломатическим поручением.

В те годы Италия переживала одну из самых трагических страниц в ее истории – нашествие лангобардов. Григорий вспоминал позже: «Все тогда во многих частях Европы предано было варварам, разрушены были города, ниспровергнуты станы, опустошены провинции, земледельцы бежали со своих полей… и конца не предвиделось казням божественного правосудия». Север и юг страны уже пребывали под властью варваров. Многие итальянцы были убиты или ограблены, другие бежали. Византийцы сохранили контроль только над небольшой областью в центре полуострова с городами Римом и Равенной, но и те, казалось, вот-вот падут. Григорий и был отправлен ко двору Тиберия II с поручением ходатайствовать о помощи против германцев, но не очень преуспел в этом деле (императору тогда было не до Италии, – он с трудом отбивался на востоке от персов, а на севере от славян и аваров).

В эту поездку Григорий взял несколько монахов из своего монастыря и, окруженный ими, проводил в Константинополе время так, как будто был в своем андреевском монастыре в Риме, соблюдая все предписанные уставом порядки. Не оставлял он и литературных трудов. В столице было начато известное сочинение Григория «Толкование на Иова». Вернувшись в 585 г. в Рим, он сделался настоятелем своего монастыря, а также исполнял должность церковного секретаря при Пелагии.

В 590 г. Рим постигли новые страшные бедствия – сначала разрушительное наводнение, а потом эпидемия, в результате которой умерло много народа, и среди них папа Пелагий. Временное управление церковью, как к одному из диаконов, перешло к Григорию. По избрании приемника Пелагию он собирался вернуться в свой монастырь. Однако, и народ, и гражданские власти единодушно потребовали от него, чтобы он стал новым папой. Узнав об этом, Григорий пришел в ужас (надо полагать, совершенно искренний, поскольку хорошо представлял тяжесть забот, связанных с исполнением должности первосвященника). Поначалу он отказывался, пытался даже скрыться из города, но народ не позволил ему уехать. Наконец Григорий согласился принять наследие Пелагия.

Положение, в котором он оказался после своего избрания, было очень затруднительным. Сам Григорий сравнивал свою церковь «с древним, разбитым бурею кораблем, в который со всех сторон проникает вода, так как балки его сгнили, расщеплены ежедневными бурями и грозят крушением». Самая страшная угроза исходила со стороны лангобардов. Местные византийские власти не имели ни мужества вести с ними действенную войну, ни мудрости для начала мирных переговоров. Варвары, чувствуя свою безнаказанность, то и дело совершали опустошительные набеги на окрестности Рима. Жители деревень, обессиленные войной и болезнями, почти не занимались земледелием. Страна жила под постоянной угрозой голода. Состояние церковных дел также заставляло желать лучшего. Церкви и монастыри были разорены; духовенство малочисленно, его явно не хватало для пастырского руководства общинами. Среди священников ощущался общий недостаток нравственности и дисциплины. Да и сама католическая вера находилась под угрозой. Лангобарды, хозяйничавшие в Италии, исповедовали арианство. В Галлии эта ересь также имела очень сильные позиции. Испания только в 589 г. освободилась от арианства, но требовалось потратить еще много сил для завершения и закрепления этой победы.

Первой и главной заботой Григория стало заключение мира с лангобардами. Формально ведению пап в то время подлежали только церковные дела. Но поскольку наместники императора – экзархи, укрывшись в хорошо укрепленной Равенне, пребывали в бездействии, папы фактически сделались правителями Рима и им поневоле приходилось принимать участие в политических делах. В 592 г. Григорий через голову экзарха самовольно утвердил с варварами мирный договор. Византийцы его не признали, и несчастная война продолжалась. В 593 г. король лангобардов Агилульф подступил к самому Риму, опустошил его окрестности и перебил множество жителей. Григорию пришлось начинать все сначала. Только в 599 г., благодаря его неустанным хлопотам и посредничеству, был найден компромисс, устраивающий обе стороны, и император заключил с варварами мир. Итальянцы наконец могли вздохнуть свободней.

Однако для роста значения папства в то время важна была не столько политическая, сколько церковная деятельность Григория. В этом отношении труды его также были многогранными и плодотворными. До наших дней дошло более 850 писем этого папы, представляющих замечательную картину его обширной и разнообразной деятельности. От рассуждений с патриархами, королями и императорами о высочайших предметах церкви или государства он тут же в других посланиях переходил к делам какой-нибудь фермы или к рассмотрению дел бедствующего просителя. Одной из главных забот Григория было огромное хозяйство римской курии, владевшей при нем богатыми имениями в различных частях Италии, Галлии и Сицилии. Он оказался способным хозяином и смог за четырнадцать лет своего понтификата значительно повысить их доходность. В результате в его руках оказались очень большие по тем временам богатства, которыми он умело пользовался на благо народу и церкви.

Личные потребности Григория оставались минимальными. Сделавшись папой, он продолжал вести жизнь самую скромную, простую и воздержанную. Огромная часть доходов римской кафедры расходовалась при нем на поддержку неимущих. По своему характеру Григорий был человек мягкий, деликатный и впечатлительный. Его сострадательность могли оценить многие разоренные города и деревни, которым он каждый месяц отправлял хлеб, вино, рыбу и другие припасы. Благотворительность его была безмерна. Он пекся также о школах, больницах, богадельнях, страноприемных домах, высылая в них все необходимое. Римляне являлись предметом его особой заботы. В эти трудные годы кроме папы у них не было другого защитника и благодетеля, и ежедневно Григорий отправлял милостыню многим нуждающимся во всех частях города.

Во многом благодаря неустанным заботам Григория о нуждах церкви и народа, благодаря его личным качествам и святой жизни, моральный авторитет папства значительно вырос в глазах западных христиан. Именно при Григории влияние римского первосвященника впервые вышло за пределы Центральной Италии и стало ощущаться на всем Западе, прежде всего в Испании, но также во Франкском королевстве и Иллирии. Григорий много потрудился над христианским просвещением других стран. В 596 г. он отправил несколько монахов из своего андреевского монастыря миссионерами в далекую Британию, после чего началось обращение этой страны в христианство.

Среди многих дел Григорий Двоеслов находил время для ученых занятий. Своей литературной славой у современников он был обязан прежде всего «Разговорам о жизни и чудесах италийских отцов». (В этом сочинении, замечательно характеризующем эпоху, Григорий собрал и пересказал бесхитростные рассказы о чудесах итальянских святых). Но для последующего развития западной церковной литературы гораздо большее значение имела проповедническая деятельность Григория. Заслуги его в этой области были настолько велики, что Двоеслова называют иногда творцом латинской проповеди. При всей, на первый взгляд, неумеренности этой оценки (ведь не секрет, что до Григория на Западе было много талантливых проповедников: Амвросий Медиоланский, Блаженный Августин, Лев Великий и др.) она все же далеко не без основательна.

Сам Григорий объявил проповедничество существеннейшей частью пастырского служения. Он считал совершенно недопустимым ограничивать пастырскую деятельность только выполнением обрядов и совершением молитв. Между тем западное духовенство долгое время холодно относилось к этой стороне своего долга и оставляло ее в пренебрежении. Чтобы преодолеть предубежденность современников Григорий пишет специальное сочинение – «Пастырское правило», составившее целую эпоху в раннесредневековой церковной литературе. В первой части этого знаменитого труда определяется какие свойства должен иметь тот, кто хочет посвятить себя пастырскому служению; во второй – каково должно быть поведение принявших на себя пастырское звание; а в третьей – каким образом должен учить других пастырь церкви (тут помещалось много практических советов о том, как готовиться к проповеди, как говорить ее, как правильно излагать свою мысль, какие темы затрагивать и т.п.). Григорий писал, что главное в проповеди – это не блеснуть красотой слова, а донести до слушателя дух Евангелия, затронуть его сердце. Человек, поддавшийся самолюбивому желанию говорить красиво, часто вместо того, чтобы давать назидания другим, только приносит жертвы своей страсти: старается очаровывать слушателей, заискивает их внимания и одобрения. Проповеди самого Григория всегда были безыскусны и просты. Прочитав какое-то место из Евангелия, он обычно в ясных и душевных словах прямо приступал к разъяснению. В его беседах не было никакой декламации, никакой риторики и никакой литературной глубины. Поясняя свою мысль, он не стремился демонстрировать начитанности, а брал примеры из обыденной жизни, или жизни своей собственной.

Сопоставляя беседы Григория Двоеслова с творениями другого знаменитого проповедника более ранней эпохи – Иоанна Златоуста, можно отметить еще одну особенность: в отличие от Златоуста, пастыря сурово бичующего и обличающего порок, Григорий был проповедником утешающим. Время, в которое он жил, было наполнено множеством бедствий и люди искали в вере прежде всего отдохновения.

Григорий хорошо понимал это. При высоте аскетических идеалов, в нем было много, как он сам говорил, «мягкой сострадательности к немощной низшей братии».

Обращаясь к своим прихожанам, он стремился снять с их плеч тяжелый груз каждодневных забот, притупить горечь утрат и разочарований. Это сообщало всем его проповедям неповторимую прелесть. В своем «Пастырском правиле» он писал, что нельзя быть пастырем непримиримым: надо помнить о естественных слабостях человека и, сжигая его, оставаться кротким. «Нужно кротко и умеренно обличать грешника, – говорит Григорий, – потому что человек часто грешит не по злости, а по неведению и слабости». Пастырское слово произносится не с тем, чтоб убивать, а для того, чтобы врачевать. В другом месте Григорий пишет: «В обличениях весьма трудно бывает удержаться, чтобы не сказать чего-нибудь невыносимого. Нередко одно неосторожное, слишком резкое слово обличителя, вместо того, чтобы уврачевать грешника, убивает его, повергает в отчаяние. Посему, когда пастырь после обличительной проповеди заметит, что поразил слушателей слишком сильно, тотчас должно прибегнуть к покаянию и со слезами просить у Господа прощения…». Слово проповедника всегда серьезно, спокойно, строго, но вместе с тем оно растворяется мягкостью любви и дышит «нежностью материнской ласки». В этом и других подобных наставлениях проглядывает нежная и любящая душа Григория.

Современники безмерно восхищались творениями Двоеслова. Не даром многие его проповеди были записаны скорописцами и ходили потом по рукам благочестивых христиан. В последующих веках они продолжали оставаться предметом подражания. В знаменитый Гомилиарий Карла Великого, включившем в себя лучшие проповеди отцов католической церкви, беседы Григория заняли центральное место. Полвека спустя Реймский собор 852 г. повелел каждому пресвитеру прилежно читать и изучать проповеди св. Григория, а некоторые из них заучивать наизусть. Его «Пастырское правило» имело такое большое значение, что соборы IX века в каталоге книг необходимых для пастырей церкви назначают этому сочинению место тотчас после Св. Писания. Каждый, приступающий к проповеди, должен был знать его во всех подробностях.

Сказанным далеко не исчерпывается значение Григория для западной церкви, но всех его трудов нельзя перечислить в коротком очерке. Им, к примеру, была основана школа мальчиков, приготовлявшая будущих клириков, и Григорий, среди своих забот и болезней, находил время для того, чтобы непосредственно руководить их образованием: учил их пению и отправлению богослужения – и через это очень способствовал исправлению церковно-богослужебного вкуса. Им был произведен полный переворот в церковном пении, начало которому положено на Западе св. Амвросием. Григорий, очень заботившийся о торжественности и стройности богослужения, к четырем главным гласам Амвросия прибавил еще четыре гласа побочных, благодаря чему пение утратило свой речитативный характер и превратилось в одну определенную мелодию, в которой музыка господствовала над текстом. Папа учредил певческую капеллу и лично руководил упражнениями хористов.

По тому энергичному труду, который предпринял Григорий, трудно поверить, что он имел очень слабое здоровье – постоянно страдал расстройством желудка, подагрой и ревматизмом. В последние годы из-за сильной слабости он почти не вставал с кровати. В одном из своих писем он писал: «Так меня мучает подагра и другие болезни, что жизнь моя становится для меня самым тягостным и тяжелым наказанием. Каждодневно изнемогаю я от болезни и, стеная, ожидаю лекарства смерти». Умер Двоеслов в 604 г.

21. Великая Булгария и Хазарский каганат

1) Савиры на Северном Кавказе

После смерти Аттилы гунский союз распался на три большие орды – кутригуров с утигурами, положивших начало булгарам, и савиров, в которых видят предков хазар. Последние кочевали в степях Северного Кавказа (на территории современного Дагестана) и во второй половине V в. обосновались в районе р. Кума вдоль Каспийского моря. Поначалу племя представляло ряд самостоятельных «колен», но уже в начале VI века из среды племенной знати выделилась наследственная династия, претендующая на управление всеми савирами.

В 502 году начались длительные войны между Ираном и Византийской империей, в которые были втянуты и племена гуннов Кавказа. В связи с этим гунны-савиры часто упоминаются в византийских источниках. Прокопий Кесарийский отмечал, что савиры проживают на равнинах недалеко от Дербентского и Дарьяльского проходов. Они считались одним из сильнейших племён в регионе. Согласно Феофану, в VI веке савирские вожди могли одновременно выступить более чем с 120-тысячным войском. В «Летописи» этого историка под 516 г. записано: «Гунны, называемые савирами, проникли за Каспийские врата, вторглись в Армению, опустошили Каппадокию, Галатию и Понт и остановились почти у самой Евхаиты».

В 521 году византийский император Юстин I пытался использовать савирского вождя Зилигда против Сасанидов. Но савиры в нарушение договора начали грабить византийские владения и были разгромлены объединенной армией Византии и Сасанидов.

В 527 году савирами, кочевавшими близ иранской границы, правила вдова вождя Болаха – Боарикс. Она заключила союз с Византией. Двое других племенных вождей согласились служить Ирану. В ходе столкновения один из вождей, Глом, был убит, а другой – Тиранис – пленён и отослан в Константинополь в качестве трофея. В 531 году савиры выступили против византийцев, напав на их владения в Армении, на Евфрате и в Киликии.

Важную роль савиры сыграли во время ирано-византийской войны за Лазику (550—556). Правитель лазов – Губац нанял савир и алан для защиты от персов, но не смог расплатиться, и союзники перешли на сторону Ирана. Византийский император Юстиниан прислал необходимую сумму. Три савирских вождя прибыли за ней к византийскому войску, осаждавшему город Петру. Савиры научили византийцев строить переносные тараны, благодаря чему город был взят. В кампании 554—555 гг. тяжеловооружённые савиры под предводительством «знаменитейших у них людей» разгромили сильный отряд воинственных дилимнитов – союзников персов. В середине VI века савиры владели Прикаспийским проходом, который армянские историки называют Чора и где позднее возник Дербент.

К середине VI в. савиры, являвшиеся наиболее сильным и многочисленным народом на Кавказе, захватили всю Северную Албанию (Ширан и Аран) в зоне Дербенд-Кабала, ставшую центром савирских поселений. По-видимому, в это время часть савиров перешла к оседлой жизни, ассимилируясь с коренным населением страны. Однако в 562 году персидский шах Хосров II нанёс савирам тяжелое поражение. Часть их он взял в плен, остальных прогнал обратно в Дагестан. У каспийского прохода он построил крепость – Дербент, что значительно затруднило дальнейшие набеги.

2) Первые известия о хазарах

Происхождение хазар до конца не ясно. Но, по крайней мере, нет сомнения, что это был тюркоязычный народ, близкородственный булгарам, о чем со всей категоричностью свидетельствуют арабские писатели. Так, например, ал-Истахри, а вслед за ним ибн Хаукаль определенно заявляют: «язык булгар подобен языку хазар».

Наиболее ранние достоверные упоминания о хазарах не уходят глубже VI в. Поначалу, как и в случае с булгарами, налицо неустойчивость этнонима. Один и тот же народ именуют то савирами, то хазарами, однако постепенно на протяжении столетия этноним хазары выходит на первое место. Объяснить подобный дуализм можно, по-видимому, так: сначала хазары входили в савирский союз, а затем, когда значительная часть савир переселилась в Закавказье, господствующее положение в Северном Дагестане перешло к собственно хазарам и савиры оказались в числе подвластного им населения. Важную роль в складывании народа хазар и формировании у них государства сыграли тюрки.

3) Тюрки в Европе и в Закавказье

В «Истории» Табари говорится, что каган Синджибу (Истеми-хан) после победы над эфталитами (после 566 г., но не позже 571 г., когда между тюрками и Ираном был заключен мир) одержал верх над булгарами (очевидно, утигурами) и хазарами, которые изъявили ему покорность. И если булгары тяготились зависимостью, то хазары тесно связали свою судьбу с новыми могущественными завоевателями. Благодаря их поддержке они вскоре заняли головное место среди населения восточной части Азовско-Каспийского междуморья. Тюрки способствовали консолидации хазар, соединению их с другими родственными племенами в определенную военно-административную единицу в составе Тюркского каганата. Кроме самих хазар, в нее вошли савиры, а также мелкие группы булгар. Все они стали называться хазарами.

В 576 г. началась война между тюрками и Византией. Многочисленное войско тюрок под начальством Бохана подступило к Боспору (так при византийцах стал именоваться Пантикапей, прежняя столица Боспорского царства), возле которого уже стояли утигуры под начальством своего вождя Анагея. Боспор был взят, и в 581 г. тюркское войско осадило Херсонес, но затем сняло осаду, так и не захватив город, и поспешно отступило на восток. В этом году умер верховный каган тюрок Тобо-хан, и между членами рода Ашина началась борьба за власть.