Блистательная Эллада

– Отчего ты так невесела? Скажи правду: я тебе не нравлюсь?

– Несчастный! – отвечала царевна. –  Неужели ты не понимаешь, что завтра на моих глазах ты умрешь, и ничего, ничего, ничего не сможет тебя спасти… разве только… хитрость!

– Хитрить нехорошо, – возразил Пелоп, – а я хочу честной победы!

Вместо ответа Гипподамия увлекла его прочь из праздничной залы и повела за собой по темным коридорам. Они вышли на улицу и оказались в саду. Ну и местечко был этот сад! На каждом дереве здесь висел подвешенный за ноги истлевший труп, к стенам дворца были прибиты черепа с оскаленными зубами, а арки украшали узоры, сложенные из отрубленных человеческих рук. Бедняга Пелоп сообразил, что все это останки его предшественников – несчастных женихов Гипподамии, в разное время убитых Эномаем, – и ему стало не по себе. – Честно победить моего отца невозможно! – сказала Гипподамия. – Поверь, я знаю, что говорю! Лошади, впряженные в его колесницу, подарены самим богом Аресом. Они легки как ветер, и даже быстрее, чем ветер! Завтра мой отец настигнет тебя и сразит своим незнающим промаха копьем, а потом повесит твое тело вон на том дереве (видишь, там уже приготовлен крюк). Я же до самой смерти останусь старой девой и никогда, никогда не выйду замуж!

– Неужели все так печально? – спросил пораженный Пелоп.

– Есть только один человек, способный нам помочь, – отвечала Гипподамия, – это возничий моего отца Миртил! Постарайся сделать так, чтобы завтра он был на нашей стороне. Иначе это будет последний день в твоей жизни!

По уходу Гипподамии Пелоп еще долго сидел в саду и слушал стук человеческих костей, громко ударявшихся друг о друга при каждом дуновении ветра. Собравшись с мыслями, он решил последовать совету царевны, отправился на конюшню, разыскал возничего Миртила – маленького тщедушного человечка с глубоко посаженными пронзительными глазами – и попросил у него помощи.

– Мне нет дела до твоих проблем, – отвечал Миртил. – С чего ты взял, что меня интересует твоя судьба? Мы и видимся с тобой в первый раз.

– Ты сам не понимаешь своей выгоды, – возразил Пелоп, – что ты будешь иметь от победы Эномая? Ничего! Но если царем стану я, ты сможешь потребовать у меня в награду все, что пожелаешь!

Глаза Миртила загорелись.

– Любое мое желание, – спросил он, – будет исполнено? Ты готов в этом поручиться?

– Клянусь своим счастьем, а также счастьем моих будущих детей, внуков и правнуков! – пообещал Пелоп. (Он поклялся именно так, слово в слово, ведь ему очень хотелось, чтобы Миртил ему поверил.)

Возничий задумался, потом кивнул в знак согласия и тут же на глазах Пелопа вынул бронзовые чеки, крепившие колеса на колеснице Эномая. А чтобы его проделка осталась незамеченной он залепил отверстия в оси воском. Так Пелоп получил некоторую надежду на успешное окончание состязаний.

На другой день, как и было условлено, противники встретились у жертвенника Зевсу Воителю. В колесницу Пелопа была впряжена четверка великолепных лошадей, однако они не шли ни в какое сравнение с волшебными кобылами Эномая. Вот уж были кони так кони! Казалось, во время бега они вообще не касаются земли, а мчатся прямо по воздуху. Царь велел свой дочери взойти на колесницу Пелопа и разрешил ему трогать. Царевич не стал медлить, хлестнул лошадей и тотчас исчез из виду. Только клубы пыли остались над дорогой…

Сипильские кони мчались во весь опор, но кони Эномая летели втрое быстрее. Не успел Пелоп проехать и половину дистанции, как услышал за своей спиной грохот колесницы соперника. Царь догонял, и с каждым мгновением расстояние между ними уменьшалось. «А вот и я! – закричал Эномай. – Не ждали меня так скоро?» Гипподамия побледнела как полотно и стала молить богов о помощи. Пелоп неистово хлестал лошадей. Но все тщетно! Царевич уже чувствовал за спиной горячее дыхание четверни Эномая! Царь занес копье, чтобы всадить его в самое сердце жениху своей дочери, но в этот момент Миртил ловко направил колесо колесницы на валявшийся у дороги камень. Курык! Колесо со стуком слетело с оси. Эномай не удержал равновесия и грохнулся на всем скаку на землю. Он никак не ожидал, что дело кончится таким образом! Миртил тоже не устоял в колеснице, но отделался ушибами и царапинами. А вот Эномаю не повезло – он разбился насмерть. Его черная злая душа, стеная отлетела в мрачное царство Аида. И поделом! Так он поплатился за свои многочисленные злодейства.

3.

Никто в Писе не жалел о смерти Эномая. Все славили молодого царя, который по окончании траура женился на Гипподамии и зажил очень счастливо – не хуже, чем у себя на родине в Сипиле. Но дело этим не кончилось. Однажды Пелоп и Гипподамия отправились на прогулку. Миртил направил колесницу к берегу моря. Они были втроем, и ничего не мешало их откровенному разговору. – Я думаю, царь, – сказал возничий, – свершилось все, чего ты желал.

– Благодаря тебе, друг, – отвечал Пелоп, – я этого не забыл.

– Тогда, – промолвил Миртил, – ты должен исполнить мое желание.

– Разумеется, – с готовностью отозвался Пелоп, – в моем царстве много прекрасных пастбищ, на которых пасутся отары тучных овец. У меня есть много богатых имений, полных разнообразной утвари, много сокровищ. Ты можешь взять все, что пожелаешь…

– Мне ничего этого не нужно! – перебил Миртил.

– Понимаю, друг, – сказал Пелоп. – Если ты желаешь, я могу сделать тебя своим министром или дать другую должность…

– Я не интересуюсь политикой, – ответил Миртил.

– Так чего же ты хочешь? – удивился Пелоп.

– Ты обещал исполнить любое мое желание, – напомнил возничий, – так вот, я хочу получить в качестве награды твою жену Гипподамию!

При этих словах царица испуганно прижалась к мужу. Она ведь совсем не хотела становится женой возничего! Впрочем, Пелоп и сам не собирался ее уступать. Он очень рассердился.

– Никогда, – воскликнул он гневно, – никогда ты не получишь ее!

– Но ты обещал! – стоял на своем Миртил, – ты поклялся!

– Ты не имел права истолковывать мои слова таким образом! Это нечестно!

– А мне нет дела до чести! – разгневался в свою очередь Миртил. – Многие годы я безответно любил эту женщину! Хочешь ты того или нет, но она станет моей!

Он размахнулся и ударил Пелопа по лицу. Царь кубарем полетел с колесницы. Миртил схватил повод и хотел ускакать с Гипподамией, но та повисла у него на руках. Поводья натянулись, и лошади замедлили свой бег. Пелоп уже спешил на помощь жене. Он догнал похитителя, схватил его за шиворот и словно мешок с тряпьем бросил на землю. Колесница как раз выехала на обрывистый берег. Миртил покатился вниз и упал с высокой скалы на острые камни. Когда царь и царица спустились к нему, он уже умирал. Глаза его светились ненавистью, а последними словами стали проклятья. «Клятвопреступник! – прошептал он Пелопу. – Будь ты проклят! Никто из твоих потомков не узнает счастья! Жаль, я не увижу ваших мук!» Он тяжело вздохнул, вытянулся и замолк…

Вечером Гипподамия и Пелоп вернулись во дворец подавленные и испуганные. Миртила тихо похоронили (его смерть приписали несчастному случаю). Жизнь царской четы потекла по-старому, но в ней никогда уже не было прежней радости. Пелоп и Гипподамия   знали, что отныне над их родом тяготеет тяжкое проклятие, и во всей вселенной нет силы, способной избавить от него ни их самих, ни их потомков…

Хрисипп

Царь Писатиды Пелоп был могущественным владыкой. Он правил долго и успел значительно расширить свои владения. Все его дети пользовались большим влиянием: дочери стали женами самых уважаемых граждан, а сыновья основали несколько новых городов. (Так дочь Пелопа Никиппа вышла замуж за царя Тиринфа Сфенела; его сын Питфей перебрался в Арголиду и основал здесь город Трезен). Благодаря своему богатству и поддержке детей Пелоп считался сильнейшим царем на всем полуострове. Как раз тогда по его имени полуостров и получил свое нынешнее название «Пелопоннес», что значит «Остров Пелопа», а до этого был известен как Пеласгиотида.

Многие завидовали Пелопу, и со стороны могло показаться, что царь счастлив. Однако это было не так! С того дня, когда на него обрушились проклятия Миртила, любовь Пелопа к Гипподамии начала убывать и делалась с каждым годом все слабее и слабее. Через несколько лет он сам не мог поверить в то, что когда-то так безрассудно рисковал ради нее жизнью. Зато царь полюбил юную девушку Аксиоху, родившую ему сына Хрисиппа. Пелоп души в ней не чаял, но жениться на Аксиохе не мог – тогда бы ему пришлось отказаться от Писидийского царства (царство считалось приданным Гипподамии), а этого ему не хотелось. По требованию писатов, царь отослал Аксиоху из столицы, но ее сын воспитывался вместе со своими сводными братьями – близнецами Атреем и Фиестом. Царь перенес на Хрисиппа любовь, которую питал к его матери: был с ним неизменно ласков, дарил много подарков и всегда ставил в пример братьям. Все это очень не нравилось Атрею и Фиесту. А Гипподамия вообще терпеть не могла Хрисиппа. «Погодите, – твердила она сыновьям, – он еще и царство у вас уведет. Что будете делать, если отец объявит этого безродного подкидыша своим наследником?»

Вот какая  жизнь была у Хрисиппа! Братья с ним не водились. Мачеха желала ему только зла. Приходилось ему самому выдумывать игры и играть в них одному. Когда он подрос, в Писе поселился фиванский царевич Лаий (сын Лабдака, внук Полидора, правнук Кадма), изгнанный из своей страны. Лаий был ровесником Атрею и Фиесту, но те не очень его жаловали – он ведь был безземельный бедняк и едва ли мог мечтать о своем собственном царстве. Что оставалось делать Лаию? Он считал, что в его положении поддержка могущественного писидийского царя очень даже не повредит. Чтобы заслужить любовь Пелопа он много времени проводил с Хрисиппом.  Мальчик очень привязался к гостю, особенно после того, как тот обучил его управлению колесницей.

Как-то в Пису пришло известие, что тиринфский царь Сфенел организует большое состязание колесничих. Все желающие (а в их числе было немало царей и царевичей) могли принять в них участие и порадовать присутствующих своим искусством. Атрей и Фиест тотчас засобирались в путь. Они мечтали победить всех и взять первые призы. К тому же Сфенел не был им чужим – замужем за ним была их сестра Никиппа.

– Возьмите и меня с собой! – попросил Хрисипп.

– Вздор! – отвечали братья. – Ты и править как следует не умеешь. Только позориться с тобой!

Они уехали, а Хрисипп побежал к отцу и стал отпрашиваться на скачки. Пелопу не хотелось отпускать сына, однако Лаий поддержал мальчика и обещал присматривать за ним.

– Хорошо! – неохотно согласился царь. – Я доверюсь тебе, Лаий, но обещай не спускать с Хрисиппа глаз, а по окончании состязаний тотчас привези его обратно.

– Клянусь, – с улыбкой провозгласил Лаий. – Пусть на меня ополчатся все невзгоды, и я не найду счастья в своих детях, если, паче чаяния, я забудусь и не исполню обещания!

Клятва прозвучала очень торжественно, а ведь он хотел только пошутить! Пелоп успокоился и разрешил сыну отправиться в путь.

Скачки удались не славу! Все, кто прибыл на них из дальних концов Пелопоннеса не пожалели о затраченном времени. Но вскоре все состязания были забыты, и причиной тому стала неожиданная перемена в судьбе Лаия. Услыхав, что царевич гостит у Сфенела, в Тиринф приехали послы из Фив. От них присутствующие узнали о гибели царского дома Амфиона и об избрании Лаия новым фиванским царем. Вот это да! Лаий, на которого до этого многие даже внимания не обращали, вмиг превратился в правителя сильного и богатого царства!

Более всех новость ошеломила Атрея и Фиеста. «Как могло случиться, – спрашивали они друг друга, – что бездомный бродяга, из милости живший в нашем доме, сделался вдруг правителем Беотии?» От этих вопросов перешли они к грустным размышлениям о своей собственной судьбе.

– В нашем переменчивом мире нет ничего прочного, – мрачно заметил Фиест. – Возьмем хотя бы тебя и меня. Сейчас все подобострастно ищут нашей дружбы, потому что видят в нас будущих царей Писы. Но если отец провозгласит царем Хрисиппа, кто о нас вспомнит? Хорошо, коли братец позволит нам из милости жить в своем дворце!

– Ну уж нет! – возмутился Атрей. – Этого не должно случиться! Мы будем ничтожными приживалками, достойными своей судьбы, если позволим взять вверх Хрисиппу!

– Все это одни слова, – отозвался Фиест. – Ты не хуже меня знаешь, что вопрос о наследнике решен. Матушка не раз нам об этом говорила. Когда мальчишка подрастет и обзаведется друзьями, мы уже ничего не сможем изменить. Если хотим постоять за себя, надо делать это прямо сейчас!

– Так будем действовать! – сказал Атрей. Братья посмотрели друг на друга и каждый понял, о чем думает другой…

Атрей и Фиест поспешили к Лаию, затесались в толпу льстецов, которая образовалась уже вокруг нового царя   и присоединили свой голос к хору похвал и комплиментов.