Академик Ландау. Как мы жили. Воспоминания

– Нет.

– Мы уже подлетаем к Харькову.

– Как быстро промчалось время.

– Я не нахожу. Вы не спали?

– Нет.

– Я так и думал. Все время изучал вас. Простите мое любопытство. Видите ли, я писатель. Я перебрал все специальности, но для вас ни одна не подошла. Кто вы? Ваша специальность?

– Кондитер, вырабатываю шоколад.

– Вот оно что! Теперь мое любопытство удовлетворено. Так это шоколад придал вам такое ослепительное сияние?!

Я ничего не придумываю. Все было так. Была молодость, была любовь, был Дау.

Потом в Харьков полетели письма, письма, письма…

Около Севастополя. 30.V.39

Корунечка, милая. Еще дня не прошло с того прошлого письма, а я уже опять надоедаю тебе. Когда я вижу тебя, мне всегда кажется, что ты в самом деле любишь меня, а когда тебя нет, мне начинает казаться, что ты просто привыкла ко мне и тебе лень заводить новые романы. Ведь ты такая красивая, и, наверное, все мужчины на тебя облизываются. А во мне совсем ничего особенного нету.

Напиши, Корунечка, о себе. Как ты проводишь время, как развлекаешься. Вообще пиши все мелочи; мне интересно все, что касается тебя, а изменять тебе все равно можно, и я от этого нисколько не буду меньше тебя любить.

Обязательно пришли, Корушка, свою фотографию, а то я в суматохе не взял их с собой из Москвы и мне не на что глядеть и утешаться. Только письмо перечитывать.

Крепко целую твои глазки.

    Дау.

* * *

Гаспра. 1.VI.39

Корунечка, любимая. Здесь очень хорошо. Ем уже по три вторых блюда за обедом и ужином и собираюсь перейти на четыре. Зато с любовницами дело обстоит прескверно. Правда, здесь состав постепенно меняется (уже 40 человек из 80 сменилось), но приезжают все жуткие рожи. Исходил весь берег моря, но тоже ничего кроме дряни не обнаружил. Просто хоть плачь. От скуки осваиваю одну особу явно недостаточного класса (3-го). Она, впрочем, тоже послезавтра уезжает.

Все время вспоминаю мою бедную девочку, которая уже два года не отдыхала, потом еще немного поволновалась из-за меня, а теперь работает с утра до вечера в душном городе.

Корунечка, а вдруг тебе очень плохо?! И развлекаться, вероятно, вовсе не развлекаешься. Напиши, Коруша, об этом, а то я буду очень беспокоиться о тебе.

Крепко, крепко целую.

    Дау.

* * *

Гаспра. 1.VI.39

Корунечка, дорогая, как хорошо, что ты дала мне с собой такое милое, милое письмо, а то сейчас мама переслала мне твое письмо из Ленинграда – такое злющее, что просто жуть. Ну прямо совсем, как 3,5 года назад, с той только разницей, что тут ты утверждаешь, что я хоть раньше тебя любил, а тогда говорила, что я вообще никогда не любил тебя. Ну зачем ты все глупости выдумываешь. Или я мало ласкал мою дорогую девочку. Правда, в конце перед поездом, но ведь тут уж так получилось. И еще пишешь, что злая телеграмма. Я, можно сказать, просто гордился, что такую нежную телеграмму придумал, в особенности фразу «вот ты какая». Неужели она в самом деле получилась сухая?!

Когда я получаю такие письма, мне так грустно становится (а ты еще спрашиваешь, почему «бедный Дау») и кажется, что я очень плохой любовник; что моей бедной девочке от нашего романа только одни неприятности, и ты опять жалеешь, что познакомилась со мной.

Корунечка, ну как сделать, чтобы ты была веселой и счастливой?

Крепко целую.

    Дау.

P. S. Мне очень понравилось выражение, что я «рассердился» на твои письма. Неужели ты думаешь, что я могу «сердиться» на тебя?

* * *

Гаспра. 3.VI.39

Корунечка, золотая моя. Вот уже 5 дней прошло с того времени, как я видел тебя. И даже без поцелуев (мгновенные – не считаются). Я так ждал этой встречи, но 20 минут это даже не мало, а вовсе ничего: просто словно промелькнула перед глазами как фея в сказке и потом опять исчезла. Ты знаешь, что когда ты рядом, со мной и целуешь меня, тогда мне кажется, что ты в самом деле любишь меня, а когда тебя нет, то всегда кажется, что это ты просто от скуки.

Я здесь перешел уже на четыре вторых и чувствую себя неплохо, но начинаю скучать. Хорошеньких девушек совершенно не предвидится. Даже полухорошенькая, которую я освоил, примерно, наполовину, сегодня уезжает. Впрочем, так как она только полухорошенькая, то и удовольствие от нее весьма умеренное. Не то что ты!!!!!.

Крепко целую.

    Дау.

* * *

Гаспра. 4.VI.39

Корунечка, дорогая моя девочка. Вот стараюсь не надоедать тебе скучными письмами, но не могу удержаться. А от тебя ничего нет. Может, ты уже забыла своего Дауку или вспоминаешь о нем, как жена о муже – с заботой, но без страсти. А вдруг правда, то, что ты мне тогда говорила, и твоя былая влюбленность давно перешла в «любовь», то есть в очень теплое дружеское отношение, но лишено пьянящего угара влюбленности.

Я ем 4 вторых и уже собираюсь переходить на 5. Купаюсь мало, т. к. вода холодная. Все мало-мальские пригодные девушки и хорошенькие и полухорошенькие уехали, и постепенно становится скучно. Измышляю, где бы поискать чтонибудь, а то все килограммы зря пропадут.

Крепко целую далекую девушку.

    Дау.

* * *

Гаспра. 9.VI.39

Корунечка, дорогая. Ты не представляешь себе, как грустно каждый вечер спрашивать о письмах и получать в ответ то же вежливое НЕТ. А ты еще говоришь, чтобы не было других любовниц. Тогда я бы хоть немного утешался письмами от них. Бедный Даука!

Я так люблю тебя, Корунечка, всю, всю, всю. И глазки, и пальчики, и волосы (и те и другие), и грудь, и плечи, и голос, и поцелуи, и все остальное. А вдруг я уже надоел тебе и ты не бросаешь меня только потому, что тебе лень искать других любовников.

Как с путевкой? Ты обязательно должна получше отдохнуть и поразвлечься.

Вспоминаешь ли ты меня, Корунечка, хоть иногда, а то мне кажется, что когда меня нет, ты совсем, совсем забываешь обо мне, словно меня «не было», как и Петеньки.

Достаточно ли развлекаешься?