Дети Антарктиды. На севере
Надя сидела на крыльце с винтовкой на коленях. Завидев его, она вскочила со стула и насторожённо обратилась:
– Матвей? – Её взгляд метнулся в сторону, откуда он пришёл. – А где Шаман?
– Нам… нам…
– Отдышись, – велела она. – Я позову остальных.
Каждый вдох отзывался болью в груди, горло словно резали невидимые лезвия, а рана в боку заныла с новой силой. Голова закружилась, и Матвей потянулся к перилам, но нащупал лишь пустоту. Он почти упал, но крепкая рука удержала его на ногах: Лейгур первым выбежал на крыльцо.
– Где Жак? – Взгляд лохматого исландца заметался по Матвею, пока не остановился на крупном пятне крови, впитавшемся в куртку.
Они встретились взглядами – и Лейгур всё понял. Он с яростью пнул табурет, на котором несколько секунд назад сидела Надя.
На крыльцо вышли остальные.
– Матвей! – Маша бросилась к нему и подпёрла его изнурённое тело, пока он пытался перевести дух.
– Что случилось? – выдавила Маша, помогая ему войти внутрь. – И где Жак? Он…
– Мёртв, – прохрипел Матвей. – Мерзляк добрался до него.
Воцарилась тревожная тишина.
– Надо уходить. Немедленно, – произнёс он, тяжело дыша. – Начинайте собираться. Выдвигаемся через пятнадцать минут.
Все опешили и переглянулись. Никто не тронулся с места.
– Ну и чего встали?! – Командный голос Нади хлестнул как пощёчина. – Слышали, что сказал Матвей? Живо собираемся!
– А как же папа? – почти плача, пролепетала Маша. – Он не может идти. У него с утра ещё сильнее поднялся жар.
– Мы понесём его, – распорядился Матвей. Он ещё по пути сюда подготовил ответ: знал, что Вадим Георгиевич не сможет сделать ни шага. – Тот старый ватный матрас, на котором мы его вчера устроили. Сделаем носилки, будем нести по очереди.
– Поняла. – откликнулась Надя и обратилась к исландцу: – Поможешь Вадима Георгиевича пока переложить? Я одна не подниму.
Лейгур не ответил. Его взгляд был прикован к полу.
– Лейгур! – громко повторила она.
Но он всё так же молчал, словно пребывал в забытьи.
– Давай я, – вызвался Тихон и, не говоря больше ни слова, побежал внутрь.
– А ты, Матвей, пока отдохни, – сказала Надя. – Мы всё соберём.
Матвей с трудом, но согласился. Сейчас он отдал бы всё за мягкую постель и возможность выспаться. Но ныне это было непозволительной роскошью.
Максим Юдичев появился в разгар сборов. С пустыми руками – он проверял силки и вновь ничего не нашёл. Узнав о гибели Шамана, капитан разразился очередной тирадой о том, что ещё три дня назад уговаривал всех покинуть это место. Про Вадима Георгиевича – причину, по которой они остались, – не сказал ни слова. Наверняка мысленно уже отправил старика на тот свет.
На его раздражённые речи никто не отреагировал,, за исключением Маши, велевшей ему заткнуться. Матвей и вовсе хотел дать в морду, образумить. Будь у него силы, так бы и сделал. Но предстоял долгий и тяжёлый путь, и каждая капля энергии могла пригодиться.
Собрались быстро – собирать, по сути, было нечего. Горсть патронов и обшарпанные винтовки, нуждающиеся в чистке. Пеммикан дня на два-три – остатки помещались в ладонь. С водой тоже было нерадостно, но должно хватить на несколько дней.
Дольше всего провозились с носилками, а точнее – с ручками для переноски. В итоге, на найдя решения лучше, вытащили из шкафов вещи, покрытые многолетней пылью, скрутили в жгуты и сделали из них петли по углам матраса.
Вадим Георгиевич выглядел ужасно. От тела шёл жар, он бормотал бессвязные фразы и тянулся рукой к чему-то, что видел только он. А началось ведь всё с кашля – того самого, на который Матвей обратил внимание ещё на траулере, когда старик рассказал ему о «Копье». Неясно, стал ли кашель следствием старой раны, полученной от Тихона в день пиратского налёта, или старик подцепил что-то по дороге.
Положив его на матрас, Домкрат и Матвей попытались поднять самодельные носилки, но собиратель сразу почувствовал резкую боль в груди и руках. Лейгур жестом велел ему отойти и сам взялся за петли. Матвей мысленно поблагодарил его.
К полудню они вдевятером покинули заброшенный посёлок и вышли на трассу. Пока готовились к выходу, небо заволокло тучами ещё сильнее, и холодные капли дождя начали падать на головы, превращаясь на одежде в ледяные кляксы.
Когда преодолели километра три, оцепенение от смерти Шамана начало отступать и в адрес Матвея посыпались вопросы о случившемся. Он постарался кратко пересказать утренние события: как они выслеживали оленя и как всё завершилось нападением потрошителя.
Едва повествование подошло к концу, идущая рядом с носилками Надя тут же заметила:
– Наверняка это был один из тех потрошителей, которых мы встретили в Москве.
– Это точно был один из них, – подтвердил Матвей. – Посмотрите на асфальт – то снежная каша, то лёд. Такое возможно только при отрицательной температуре, при которой обычные потрошители не выживают. Вероятно, он всё время шёл по нашему следу. И не исключено, что не один.
– Разве они так умеют? – удивилась Арина. – Мы забрались так далеко, а они всё равно догнали нас?
Матвей задумался.
– Не возьмусь утверждать наверняка, – вмешалась Маша, – но, возможно, появление более стойких к холоду мерзляков – результат процесса, который я уже называла эволюцией.
– Подожди, – Надя остановилась и внимательно посмотрела на неё, – ты хочешь сказать, что те виды жуков, которых мы встретили в Москве, могли размножиться и здесь, на севере? Правильно я понимаю?
Маша кивнула и пояснила:
– Да, но это всего лишь моя догадка. Я стараюсь опираться на логику и знания, накопленные за годы изучения мерзляков. Они подсказывают, что ни один мерзляк не способен пройти такой долгий и, главное, осознанный путь, чтобы добраться до нас. Это поведение, присущее разумным существам, которые руководствуются эмоциями, как мы, люди. Но не зверям, движимых исключительно инстинктами. Поэтому логичнее предположить, что мерзляк, встретившийся Матвею, уже был здесь до нашего прибытия. Значит, эволюция происходила не только в Москве, но и в этом регионе.
Матвею с трудом верилось в эту теорию, хотя звучала она вполне убедительно.
– Такими темпами мы, собиратели, совсем скоро останемся без работы, – пробормотал он. – Ведь на Захваченных Землях не останется ни одного безопасного уголка.
– Тогда, в метро, вы говорили о тетраподах как о наших далёких предках, – внезапно подключилась Арина, обращаясь к Маше. – Но ведь и они, если я правильно понимаю, выглядели как безмозглые ящерицы. Смогли же они стать… – она посмотрела на остальных, – такими, как мы. Способными испытывать эмоции.
– Пожалуй, – кивнула Маша, погладив подбородок. – Это действительно пища для размышлений.
– Лучше бы тебе думать, где укрыться, – проворчал Юдичев, глядя на быстро мчащееся серое небо. – И что бы сожрать.
Матвей заметил сгущающиеся тучи. Несколькими днями ранее они уже пережили бурю со снегом. Если она повторится, а укрытия не будет, это путешествие может закончиться трагично.
– Юдичев прав, надо срочно искать убежище, – сказал он.
– Привал? Уже? – удивилась Маша. – Мы отошли-то километров на десять-пятнадцать от посёлка.
– А могли бы на все пятьдесят, если бы… – Юдичев бросил взгляд на Вадима Георгиевича, бормочущего во сне.
Намёк был очевиден. Маша, до этого спокойно рассуждавшая о мерзляках, вспыхнула:
– Даже не думай! – рявкнула она, сжав кулаки. – Притронешься к моему отцу – и я тебе руку отрежу, понял?!
– А я подержу, пока она замахивается, – добавила Надя, бросив злобный взгляд на Юдичева.
– Спокойно, дамочки, спокойно! Я просто опираюсь на логику, – передразнил он Машу, – и говорю очевидное.
– Да если б не мой отец, ты бы ещё три месяца назад сам себе могилу рыл! Это он привёл сюда Матвея и других!
– Уж кому-кому, а тому усатому молчуну я точно обязан, – съязвил Юдичев. – Особенно за то, что он свалил, бросив нас.
– Никто не знал, что он так поступит! – не выдержала Надя. Она шагнула к Юдичеву, положив ладонь на рукоять пистолета.
Обстановка накалялась, но вдруг оборвалась верёвка в правой руке Лейгура, и носилки резко накренились. К счастью, Тихон подоспел вовремя и подхватил старика.
– Поймал! – сказал он.
– Я помогу, – сказал Матвей, принимая вес из рук мальчишки.
– Просто чудесно, – буркнул Юдичев и отошёл, разглядывая дорогу.
Совместными усилиями они опустили матрас на землю. Надя коснулась лба старика.
– У него жар, – тихо сказала она.
– Папа… – шептала Маша, поглаживая его седые волосы. – Пожалуйста, держись…
Уставший взгляд Вадима Георгиевича обратился к ней. Капли пота стекали по лбу, падали на щёки и подбородок. От прежней энергии не осталось и следа.
Маша достала бутылку воды, поднесла к его губам. Половина вылилась, пропитав бороду.
– Вряд ли мы сегодня пройдём далеко, – сказал Матвей, сплетая новый ремень из обрывков. – Надо искать укрытие. – Он посмотрел на исландца. – Лейгур, разведай местность с Юдичевым. Я заменю тебя.
Лейгур кивнул и пошёл.
– Он что, один не может? – буркнул Юдичев.
– Может. Но ты пойдёшь с ним, потому что я тебя видеть не хочу. Ясно? – ответил Матвей.
Юдичев хмыкнул и пошёл следом за Лейгуром.
Маша продолжала гладить отца по лбу. По её щеке скатилась слеза, упала на воротник его куртки. Матвею страшно хотелось обнять её, но он понимал – это только усугубит ситуацию.
– Надо бы и Домкрата сменить, – заметил он. – Он, как и Лейгур, несёт отца весь день.
– По-хорошему, стоило бы заставить того гада, – процедила Арина, глядя вслед уходящему Юдичеву.
– Хрен с два я доверю ему папу! – резко ответила Маша, закручивая крышку наполовину пустой бутылки. – Пусть только попробует прикоснуться – я ему мозги вышибу.
– Я заменю Домкрата., – сказала Надя.
– Ты уверена? – спросил Матвей. – Это тяжело.
– Справлюсь.
Некоторое время Надя уговаривала Домкрата отдать ношу, указывая на его руки, стёртые почти в кровь. Он сначала отмахивался, но в итоге уступил и передал жгуты.
Немного отдохнув, они двинулись дальше. Вскоре навстречу показались разведчики.
– В двух километрах отсюда есть небольшая церквушка, – сообщил Лейгур, указывая на северо-восток. – С виду хлипкая, но сгодится как временное укрытие.
– Обычно рядом с церквями есть и другие дома, – заметил Матвей. – Там ничего больше не было?
– Нет. Только церковь.
Глава 2. Трудное решение
Деревянная церквушка казалась миражом. Она одиноко стояла в сотне метров к западу от трассы, скрытая в чаще. Удивительно, как Лейгур с Юдичевым вообще сумели её заметить в такой глуши.
Путники ступили в просвет между деревьями и двинулись вниз по крутому склону. Здесь матрас с больным пришлось удерживать особенно крепко: одно неловкое движение грозило тем, что носильщики скатятся кубарем. Спуск, однако, миновали без происшествий.
В свете заходящего солнца, пробивающегося сквозь ветви, выжившие смогли получше разглядеть свое пристанище на грядущую ночь.
Колокольня над передней частью покосилась, но выглядела крепкой. А вот православному кресту повезло меньше – вместе с куполом он лежал у подножия церкви, наполовину погрузившись в землю. Позади виднелась и другая башенка, поменьше. Крест на ней казался совершенно невредимым.
Дорога к храму пролегала по склизкой от грязи земле. Наружная стена из брёвен внушала сомнения в её прочности – дерево подгнило и удручающе поскрипывало под усилившимся ветром, – но выбирать не приходилось.
Юдичев вышел вперёд, осторожно поднялся на перекошенное крыльцо с развалившимся навесом и попытался открыть двери. Те не поддались. Он несколько раз ударил их плечом, попутно бормоча что-то под нос, пока не удалось сорвать старое дерево с петель.
Матвей и Надя стали затаскивать носилки со стариком внутрь. Тихон и Арина пристроились сбоку, подстраховывая. Когда все оказались внутри, оба носильщика рухнули на пол и первым делом попытались отдышаться. Устали они настолько, что даже не нашли сил осмотреться.
– Надо развести костёр, – сказала Арина, и шарканье её ботинок слабым эхом разнеслось по помещению. – Тихон, поможешь? Надо найти сухое дерево, бумагу – всё, что можно сжечь.
– Угу.
Матвей перевел дух и наконец смог разглядеть место, где они очутились. Про церкви он знал мало: бывал всего в нескольких на территории Канады во время рейдов, и то католических. Но здешняя, несмотря на ветхость и неприятный запах древесной гнили, странным образом умудрялась вызывать симпатию.
Первое, что бросалось в глаза, – разнообразие икон. Большинство из них лежало вдоль стен на полу в осколках стекла. На противоположной стороне от входа находился небольшой помост с трибуной. Стульев и столов, как в тех же католических церквях, Матвей не отыскал: обстановка здесь была на порядок скромнее.
Маша принялась ухаживать за отцом, удобнее располагая его на полу. Лейгур медленно крутил головой, осматривая прохудившийся потолок откуда на полусгнивший дощатый пол капля за каплей падала влага. Юдичев прислонился к опорному столбу и, скрестив руки на груди, недовольно цокал языком.
Тихон взял одну из упавших икон, посмотрел на изображённый на ней лик, а затем, недолго думая, бросил в общую кучу для будущего костра.
– Не делай так, – сказала Маша и заботливо вытащила икону из груды деревянных обломков.
Парень вопросительно посмотрел на неё и задумчиво почесал затылок.
– Интересно, где мы? – спросил Матвей. – Вот бы карту…
– Я и без карты могу сказать, что мы в полной жопе, – заявил Максим, подойдя к разбитому окну. Он посмотрел наружу, откуда виднелась опушка леса и нагромождение прогнивших досок, прежде бывших не то сараем, не то небольшим складом. – Да и знай мы, куда идти, какой толк? Передвигаемся со скоростью выброшенной на берег рыбы, ещё и с мерзляками за спиной. – Он посмотрел на Матвея через плечо: – А весна уже пришла.
***
Разожгли костёр и сбились у огня, согревая озябшие руки. Каждый съел кусочек пеммикана размером с мизинец – вот и весь ужин. Остального хватит лишь на завтрак, больше еды нет.
Первое время молчали – не было сил говорить. Слышалось лишь урчание животов, сиплое дыхание и шмыганье носами. Все наблюдали за язычками пламени, размышляя о своём.
У Матвея мысли путались от усталости. Сначала он не мог выбросить из головы изуродованное лицо Шамана. Потом воспоминания о собирателе, ставшим его наставником, перекрыл образ Йована из леса. Без сомнений, галлюцинация, но сколь же живой и чёткой она была!
С трудом прогнав лица покойников, Матвей стал размышлять о настоящем. Что делать? Как им быть? Куда идти? Направление «на север» виделось ему размытым, неопределённым. Куда именно на север? Как можно дальше вглубь Карелии? Или свернуть немного восточнее и добраться до берегов Карского моря? Помнится, отец рассказывал про те края – ему приходилось нести службу рядом с островом Новая Земля, – и он говорил, что климат там довольно суровый. Возможно, там у них будет шанс? Возможно… Только добраться пешком до тех земель казалось нереальным. Сотни и сотни километров непроходимого пути отделяли их от Карского моря, а весна, как верно подметил Юдичев, была близко.
Тяжёлое дыхание Вадима Георгиевича прервало размышления. Старик хрипел, словно в горле зияла дыра. Маша достала флягу и снова стала поить его, пока остальные молча наблюдали за её тщетными попытками облегчить агонию отца.
– Может, в покер? – неожиданно предложил Тихон, доставая из-за пазухи потрёпанную колоду и мешочек с пуговицами, прикарманенный месяц назад.
– Да ты чё, пацан, рехнулся совсем?! – рявкнул Юдичев. – А станцевать не хочешь? У тебя там в кармане гитара не завалялась?
Тихон с огорчённым выражением лица вернул колоду на место.
– Да просто…
– Ты лучше эти картонки в костёр кинь – толку будет больше.
– Не брошу.
– Это ещё почему?
– Не твоё дело.
– Не моё… – Юдичев опешил. Серые глаза злобно метались по лицу мальчишки. – Ты ещё поговори со мной, щенок недоделанный. Я тебе эти карты в…
– Успокойся, – прервал Матвей готового разразиться тирадой капитана, а после обратился к Тихону: – И ты следи за языком. Не до карт сейчас.
– Да знаю я, – бросил Тихон обиженно. – Просто карты мозги расшевеливают, мыслить помогают, да и от холода отвлекаешься…
– Может, в другой раз, – ответил Матвей и едва заметно подмигнул.
– Давай я с тобой сыграю, – вдруг произнесла Арина, вынимая руки из-под куртки. – Говоришь, мозги расшевеливают?
Тихон на мгновение растерялся, но затем кивнул, приглашая её присесть рядом.
На некоторое время внимание собравшихся приковала игра двух подростков. Не наблюдал за ними только Юдичев. Он отошёл от костра и посматривал в окно, на погружённый в сумерки лес.
Через пятнадцать минут игру прервал приступ кашля у Вадима Георгиевича. Старик отхаркивался кровавыми сгустками.
– Где мы? – прокряхтел он и уставился в потолок.
Маша улыбнулась и коснулась его щеки:
– Мы в церкви.
Глаза старика расширились.
– Церкви? – переспросил он. – Правда? В церкви?
– Да.
Она осторожно приподняла его голову, дав ему возможность разглядеть внутреннее убранство. Глаза Вадима Георгиевича сверкнули влагой и на миг просветлели.
– Церковь… это хорошо… – пробормотал он и вновь погрузился в лихорадочное забытьё.
Матвей обратил внимание, как Лейгур, сложив ладони вместе, нервно потирал большие пальцы, будто готовился произнести речь перед собравшимися.
– Я должен это сказать. – Он встал и посмотрел на Машу. – Твой отец долго не протянет. Мы лишь отсрочиваем неизбежное и продлеваем его муки. Нам уже ничем ему не помочь.
– И слышать не желаю. – Маша крепче обняла отца.
– Наконец-то хоть в ком-то проснулся голос разума! – воскликнул Юдичев, вернувшись к костру.
– Он тебя подбил? – Надя кивнула в сторону капитана.
– Никто меня не подбивал. Я говорю очевидное. – Лейгур взглянул на хрипящего старика. – Потащим его – потратим силы, а они нам понадобятся, если выжить хотим. Я готов нести его хоть до конца, но стоит ли это усилий, если он всё равно умрёт?
– Как же легко ты рассуждаешь. – Надя презрительно сжала губы. – Говоришь о нём, как о ненужном грузе. Хотя чему удивляться… – Она пожала плечами. – Для того, кто голыми руками убил девочку и её отца, это ведь пустяк, да?
– Он… что сделал? – Голос Маши сорвался.
Даже Юдичев, стоявший рядом с Лейгуром, отшатнулся.
– Сейчас это неважно, – невозмутимо продолжил исландец. – Наша цель – выжить. Думаю, все за. Решение должно быть общим.
Домкрат, читавший по губам, жестами потребовал объяснений, но Надя отвернулась.
– Засунь это тупое голосование себе в задницу, – бросила она, садясь рядом с Машей.
Арина взяла слово:
– Но он прав…
Все повернулись к ней.
Девушка провела ладонью по коротким волосам и заговорила, избегая взгляда Маши:
– Мне было пятнадцать, когда болезнь забрала моего отца. – Она облизнула пересохшие губы. – Я понимаю вашу боль… Но мы должны выжить. Ради «Копья». Вы сами говорили: токсин требует жертв.
– Не могу… – Маша прижала голову отца к груди. – Не могу…
Надя шмыгнула носом, глядя на подругу с жалостью.
– Голосование всё равно состоится. – Лейгур подбросил в костёр щепку. – Если большинство против – я понесу твоего отца до самого его конца. Если за – он останется здесь.
– Мы его не бросим! – В голосе Маши прорезалось отчаяние.
– Я тоже, – поддержала Надя. – Понесу сама, если придётся.
– Два голоса «против», – вздохнул исландец. – Юдичев и я – «за». Арина, теперь твоя очередь.
Девушка молчала, не сводя обеспокоенного взгляда со старика и вцепившуюся в него Машу.
– Простите… – прошептала она и кивнула Лейгуру, давая понять свой выбор.
– Так, теперь Домкрат. Он вообще понимает, о чём мы тут?
Прогрессист, не сводя пристального взора с губ исландца, утвердительно качнул головой. Надя стала общаться с ним на языке жестов и, судя по резким движениям рук, пыталась убедить его принять верное, по её мнению, решение. Так длилось несколько минут, пока Домкрат не опустил голову, тяжело выдохнул и затем показал Лейгуру опущенный большой палец.
– Сволочь ты! – прошипела Надя, показывая ему неприличный жест. – Он столько для тебя сделал, а ты… видеть не хочу!
Домкрат выглядел пристыженным. Он резко встал с места, подошел к окну, положил ладони на подоконник и крепко задумался. Выбор дался ему нелегко.
– Плевать я хотела на ваше чёртово голосование, ясно? – заявила Маша. Её заплаканные глаза горели отражённым пламенем. – Мы всё равно понесём его.
Ей ответил Юдичев:
– Да можете нести его хоть до самого Парижа, только вот все остальные уйдут на север, пока вам мерзляки на пятки наступать будут.
– Умолкни, – спокойным, но в меру угрожающим голосом произнёс в его сторону Лейгур.
– Я помогу им, – вдруг откликнулся Тихон, подняв руку. – Я за то, чтобы нести Вадима Георгиевича до конца.
Все удивились решению Тихона, а Надя с Ариной оглядели парня недоверчивым взглядом, будто принимая сказанное за шутку.
– Твоего мнения здесь вообще никто не спрашивал, сопля зелёная! – гаркнул Юдичев. – Сиди и не отсвечивай.
– Тебя спросить забыл, крыса корабельная.
– Чё ты вякнул, щенок?
Юдичев стиснул кулаки и шагнул к нему. Тихон уже приготовился, сжимая спрятанный в кармане куртки нож. Между ними двумя встал Лейгур.
– Пацан давно заслужил быть частью команды, – сказал исландец, – и право голоса у него есть, как и у каждого здесь. Так что вернись на место.
Несмотря на предупреждение, Юдичев продолжал испепелять парня злобным взглядом.
– Я тебе твой острый язычок оторву с корнем, если ещё будешь перечить мне, сопляк. Усек?
– Ага, как же, обязательно, – съязвил Тихон, стараясь скрыть дрожь в голосе.
Юдичев шагнул обратно.
Через минуту возникшее внезапно напряжение в команде спало, и Лейгур продолжил:
– Я, конечно, твой выбор не понимаю, малой, но «за» так «за».
– Да чё тут понимать-то… – Тихон пнул веточку под ногой прямиком в костёр. – Он меня ещё тогда на корабле пожалел, несмотря на мой поступок, да и защищал постоянно. Я ему должен, вот и всё.
– Твоя правда.
– Спасибо тебе, – внезапно произнесла Надя. Кажется, это был первый случай, когда она обратилась к мальчику не с угрозой его прикончить.
Тихон проглотил невидимый комок в горле и кивнул ей.
– Так, стало быть, у нас четыре «за» и три «против», – подытожил Лейгур и обратил свой взор на Матвея. – Получается, последнее слово за тобой. Если проголосуешь «против», значит понесём, даже несмотря на поровну разделившееся количество голосов.
– Что за тупость? – вновь взъерепенился Юдичев. – Почему это за ним последнее слово?
– Потому что мы так или иначе должны прийти к решению. В нашем случае «ничья» ничего не решит, если, конечно, никто вдруг не изменит свой голос. – Он медленно осмотрел всех присутствующих, давая им время ещё раз обдумать выбор. – Вижу, возражений нет. Ну так что, Матвей?
– Вот, значит, оно как… – Собиратель снял шапку, смял её и прижал к груди.
– Прости, так уж получилось.
– Матвей, прошу тебя… – взмолилась Маша, глядя на него. Сердце у Матвея обливалось кровью при виде её заплаканного лица.
– Матвей… – На этот раз голос подала Арина. Карие глаза девушки горели решимостью и твёрдостью. – Подумай хорошенько.
– Да, Матвей, подумай хорошенько, – подхватил Юдичев.
Собиратель встал, отошёл в сторону, опёрся о столб и погрузился в размышления. Подняв голову, он заметил, как из тьмы за ним наблюдают святые из наполовину разрушенного иконостаса. Казалось, десятки глаз, сверкающих отблесками огня, высматривали каждую его мысль.
– Завтра, – пролепетал он.
– Что? – уточнил Лейгур.
Он повернулся к остальным и попытался стряхнуть внезапно охвативший его страх.
– Утро вечера мудренее. Так ведь говорят, верно? – произнёс Матвей. – Я проголосую завтра утром. Возможно, за ночь кто-то передумает.
Не все согласились с его решением. Арина пожелала возразить, но слова так и повисли в воздухе. Юдичев тоже остался недоволен, но махнул рукой, пробормотав что-то себе под нос.
– Утром так утром, – нехотя согласился Лейгур и сел обратно погреть руки у костра.
***
Первым дежурить выпало Матвею.
Пока все спали или пытались уснуть, он поддерживал огонь, вороша угли палкой.
Матвей всё пытался вспомнить, сколько дней прошло с тех пор, как они покинули Москву. Десять? Пятнадцать? Он окончательно потерял счёт времени. Конечно, можно включить ваттбраслет и посмотреть точную дату, но не хотелось тратить даже крошечную долю энергии. Кто знает, может, она пригодится там, на севере….