
Дети Антарктиды. На севере
Взгляд собирателя упал на стонущего не то во сне, не то в бреду старика и согревающую его объятиями дочь. Переживания о судьбе Вадима Георгиевича сменились леденящим комком в желудке. Страхом. Вновь перед глазами встал образ Маши, бьющей его по груди кулаками и проклинающей до конца дней. Свой выбор Матвей сделал сразу, как только заговорили о голосовании, только никак не мог набраться храбрости озвучить его, страшась гнева убитой горем Маши. После этого она будет ненавидеть его особенно сильно, ведь именно он забьёт последний гвоздь в крышку гроба её отца своим «за».
«Но это надо сделать, Матвей, ты сам прекрасно понимаешь», — успокаивал он себя.
Ноги затекли, и он решил размяться. После первого шага заскрипела половица, но никто не шелохнулся. Матвей подошёл к Маше, долго смотрел на её профиль и на растрёпанные волосы; хотел их поправить, но не стал, боясь нарушить её покой.
Потом вдруг заметил, как напротив зашевелился локоть Арины. Он подошёл ближе и увидел, как та пишет карандашом в своём красном дневнике. С того дня, как они покинули Приморск, она часто делала в нём заметки.
– Не спишь?
Арина медленно закрыла дневник.
– Не могу. – Она посмотрела на него. – А ты?
– Я же на стрёме.
– А… точно.
– Всё хочу спросить, что ты там пишешь?
– Да так, всякое. – Девушка села спиной к костру. – Знаешь, мне не по себе от этого места.
– От церкви?
Она кивнула.
– Не знаю… С виду всё заброшено, но как будто бы… – Она замялась, потом посмотрела на Матвея и с едва слышным испугом в голосе произнесла: – Будто мы здесь не одни и пришли в гости, а хозяева либо вот-вот появятся, либо прячутся и за каждым нашим вздохом наблюдают из щелей. Или ещё откуда-нибудь. В общем, жду не дождусь утра. Хочу убраться отсюда как можно скорее.
Арина поднялась с места и подошла вплотную.
– Матвей…
– Я знаю, что ты хочешь сказать, – опередил её собиратель. – Давай не будем об этом.
– Просто хочу убедиться, что ты примешь верное решение. – Она перешла на шёпот: – Мне тоже ужасно жаль Вадима Георгиевича, но ты как собиратель должен понимать…
– Я всё понимаю.
– Надеюсь. – Она коснулась его щеки и провела ладонью. По телу пробежали мурашки, а по внутренностям словно разлилась тёплая вода. – Скажи, с тобой всё хорошо?
Матвей устало вздохнул:
– Учитывая наше нынешнее положение?
– Нет, я не об этом. – Её голос оставался серьёзным. – С тех пор, как мы ушли из Москвы, ты выглядишь беспокойным. И я не про наши нынешние проблемы. Я про… Знаешь… ты чаще стал разговаривать с собой…
– Вот как? – Матвей не припоминал за собой подобного.
– Да. Я слышала много раз, как ты бормочешь по ночам или когда остаёшься один.
Её ладонь легла ему на плечо.
– И ещё твой взгляд… Ты будто призрака увидел.
При упоминании призрака перед взором вспышкой возник Йован, затем Максим, ученик Матвея, и даже Шаман. Их измученные бледные мертвые лики пристально смотрели на него.
– Матвей? – Голос Арины прозвучал громче обычного. Собиратель почувствовал, как его трясут. – Что с тобой?
– Н-ничего…
– Вот об этом я и говорю. Ты…
– Это всё голод, – поспешил он прервать её. – Голод и усталость, только и всего.
– Просто знай: я рядом. Хорошо? – Арина погладила его по руке.
– Хорошо. – Матвей поцеловал её в щеку.
– Попробуй поспать, я подежурю. – Она потянулась к его винтовке. – Всё равно сна ни в одном глазу.
– Уверена?
– Да, уверена. Иди. Тебе нужно хоть немного подремать, прежде чем… Ты знаешь. Мудрое утро не наступит, если как следует не выспаться.
– Пожалуй, – согласился Матвей.
***
Матвей слышал голоса, множество голосов, отражающихся от наполовину сгнивших стен. Иконы говорили с ним, шептали на ухо, и всё сливалось в единый поток бессмыслицы. Но отчего-то собиратель воспринимал это как само собой разумеющееся. Как если бы он зашёл внутрь ветряка и услышал гудение электричества, бегущего по проводам.
Шёпот не замолкал, и Матвей ощущал странный, необъяснимый покой. Время перестало иметь для него всякий смысл.
А затем настало пробуждение.
Глава 3. Два пути
На рассвете, пока все остальные готовились к дороге, Матвей вышел наружу и проверил небо. Изучая тяжёлые облака, медленно плывущие с востока, он вспоминал уроки Шамана. В последние несколько дней он посвящал каждую свободную минуту обучению Матвея искусству предсказания погоды по небу, а тот, ощущая себя почти новичком в ремесле собирательства, старательно впитывал каждое слово. И сейчас, глядя на небо, он признался себе, что не может вспомнить, к какому типу относятся эти облака – бессонная ночь и навязчивые кошмары явно сказались на ясности ума. Но был уверен в одном: погода сулила как добрые вести, так и дурные.
Матвей почувствовал, как его дёрнули за рукав. Тихон подошёл совсем незаметно и выглядел взволнованным.
– Доброе утро, – пролепетал он.
– Доброе.
Мальчишка потёр руки, спрятал их в карманы и стал шаркать ногой по прошлогодней траве, покрывшейся за ночь хрусталиками льда.
На крыльцо вышел Лейгур. Лицо исландца выглядело помятым и усталым, борода была спутана.
– Матвей, пора, – хриплым голосом обратился он к нему. – Тебя только ждём.
– Иду, – ответил собиратель и набрал воздуха в грудь. Он встретил тяжёлый взгляд Тихона, потрепал парнишку по волосам и вернулся в церковь. По пути ещё раз взглянул на облака – те неумолимо двигались в сторону запада.
Все собрались вокруг затухающего костра. Проголосовавшие «за» уже накинули на плечи рюкзаки и винтовки, приготовившись к выходу. Надя и Маша оставались рядом с Вадимом Георгиевичем. Надя подготавливала носилки, пока Маша, положив отца головой себе на колени, гладила его, распутывая слипшиеся на лбу седые волоски.
При виде больного старика очередная волна стыда подкатила к горлу Матвея. Все выжидающе смотрели на него в ожидании вердикта.
– Ну не томи, – нетерпеливо проговорил Юдичев. – Сделай одолжение, проголосуй «за» – и двинем уже из этого местечка подальше. Мне здесь не по душе.
– Голосуй, как считаешь нужным, – добавил Лейгур.
– Идите, – устало и с нескрываемым раздражением произнесла Маша. – Справимся и без вас.
– Нет, не справитесь, – ответил наконец Матвей и, оглядев остальных, указал на дверь церкви. – Я только что проверил облака: надвигается холодный фронт, скорее всего, последний в этом сезоне. Максимум к полудню придёт мороз, а с ним, вероятно, и буря – всякое может быть. В любом случае, какой бы новый вид мерзляков нас ни преследовал, такого холода они точно не переживут. По крайней мере, я на это надеюсь. Возможно, только поэтому они до сих пор на нас не напали – чуют приближение морозов.
– Что ты хочешь сказать? – спросила настороженно Надя.
– Это наш шанс уйти как можно дальше на север, не боясь столкнуться с мерзляками. Считайте, сама природа прикрывает нас на какое-то время, позволяя отступить туда, где безопаснее. Сколько это продлится? Понятия не имею. Две недели. Или три. Или и вовсе пару дней. Но мы можем рискнуть… – он посмотрел на Машу, – и взять с собой Вадима Георгиевича.
Реакция Юдичева не заставила себя ждать: он пнул обугленную головешку возле костра и привычно стал бормотать лишь ему понятные проклятия. Стоявший поодаль Домкрат, заметив вспыхнувшего от гнева Максима, всё понял, но никак не отреагировал.
Но вот Арина не пожелала оставаться безучастной:
– Слишком опасно, Матвей. А если и правда фронт задержится всего на пару дней? Ты сам как думаешь, далеко мы с этими носилками уйдем?
– Да, всё верно, – с печалью согласился Матвей. – Поэтому остаётся лишь надеяться, что холод продлится как можно дольше.
Юдичев резко направился к выходу и оттуда уже заговорил:
– Вот что, я не собираюсь рисковать своей шкурой из-за без пяти минут мёртвого старика. И если у кого-то, в отличие от этого горе-собирателя и двух дамочек, есть голова на плечах, приглашаю пойти со мной.
Юдичев остановился в ожидании тех, кто согласится с его предложением. Он простоял секунд десять, но ни один из присутствующих и шагу не сделал в его сторону.
– Ну и катитесь, – махнул он рукой.
Он поправил лямку рюкзака и, пнув дверь, вышел из церкви.
– Ну что ж. Стало быть, решено, – вздохнул Лейгур.
Исландец снял рюкзак, но вдруг раздался хриплый, едва слышный голос Вадима Георгиевича:
– Доча…
– Он очнулся! – радостно, но с толикой горечи воскликнула Маша.
Его глаза открылись, взгляд забегал по лицам окруживших старика товарищей.
– Папочка, я здесь. – Маша слегка наклонила его голову к себе.
Губы Вадима Георгиевича дрогнули в полуулыбке, а из глаз потекли слёзы.
– Доча… мы всё ещё в церкви?
– Что? – Она наклонилась, чтобы разобрать слова.
– Мы ещё в церкви?
– Да, папа, мы в церкви, но собираемся уходить.
Вадим Георгиевич стал мотать головой, а дрожащая рука потянулась к Маше, но, так и не коснувшись её лица, безвольно упала на пол.
– Оставь меня тут, – просипел он.
– Нет, я тебя не брошу. Мы что-нибудь придумаем, даю тебе слово. Мы…
И тут Вадим Георгиевич вцепился рукой в куртку дочери. С виду простое действие далось ему нелегко, но на мгновение он будто вновь обрел силы.
– Я устал, не могу больше терпеть эту боль.
Слёзы брызнули из Машиных глаз. Она взяла его ослабевшую руку и прижала к губам.
– Я ради тебя… – Старик прервался, его горло сводила судорога. Каждое слово, да что там – каждый вздох давался ему с неимоверным усилием. – Я ради тебя отправился сюда. Все мы. Прошу, не делай мои усилия напрасными. – Он чуть крепче сжал её ладонь. – Тебе ещё многое нужно сделать. Вернуть «Копьё» и… и помочь людям Матвея с «Востока». Я дал им клятву, что они получат припасы, и теперь эта клятва ложится на твои плечи. Прости меня.
Надя, шмыгнув носом, быстро смахнула выступившую слезу.
– Все вы, дорогие мои… все до единого… – продолжал бормотать старик. – Всем вам ещё многое нужно сделать. Идите!
Последние слова прозвучали неожиданно грозно, присущим Вадиму Георгиевичу командирским тоном.
«Начальник…» – пронеслось в голове у Матвея.
Дыхание старика участилось, взгляд обратился к потолку. Остатки сил быстро покидали его.
– Лучше здесь, в церкви, рядом с Богом, нежели там, в глуши, в холоде, – надрывно произнёс он, едва сдерживая рыдание.
– Папочка… – Маша вцепилась в старика.
– Пошли, Маш. – Надя взяла её за плечи.
– Я не могу, Надь, не могу.
– Пойдём, пойдём.
Надя изо всех сил тянула подругу прочь от старика, застывшего в ожидании смерти. Маша вырывалась, и тогда на помощь бросился Домкрат. Вместе они, хоть и с трудом, выволокли её наружу. За их спиной раздался новый приступ кашля – тяжёлый, рвущийся из глубины груди.
– Пошли. – Арина взяла за руку остолбеневшего от зрелища Тихона и увела прочь.
С Вадимом Георгиевичем остались только Матвей и Лейгур.
– Матвей, – раздался голос старика.
– Да? – Он опустился на колени рядом с ним, чтобы лучше слышать.
– Позаботься о Маше, хорошо?
– Обещаю.
– Ты хороший человек, Матвей. Хороший…
Он снова закашлялся.
– Как же больно… Господи! Боже милостивый! Как же больно.
Над его ухом наклонился Лейгур и прошептал:
– Если хотите, я могу покончить с этой болью.
Матвей в ужасе уставился на исландца. Не послышалось ли ему?
– Только скажите, – продолжил шёпотом Лейгур, – я всё сделаю. Боли не будет.
– Грех же… – выдавил из себя старик.
– Я не верю в вашего Бога, поэтому не боюсь его наказания. Но и делать ничего не стану, если не попросите.
– Хорошо, – не задумываясь, ответил Вадим Георгиевич.
– Хорошо?
– Да, хорошо. Сделай это, сделай… – Он скривился от муки.
Лейгур взглянул на Матвея – словно спросил, нет ли у него возражений? Матвей посмотрел на Вадима Георгиевича, на его искажённое страданием лицо. Будь он на месте старика, сам бы пожелал скорейшего избавления от подобной агонии. Любыми средствами…
Так и не услышав слова против, Лейгур потянул огромные ладони к горлу старика.
Собиратель встал и отвернулся, не найдя в себе сил наблюдать за творящимся. Выйти он не мог – подумают неладное и спросят, почему там задержался только исландец. Последнюю волю Вадима Георгиевича лучше сохранить в тайне.
На верхушке полуразрушенного иконостаса перед Матвеем висело изображение распятого Христа, чей лик стёрло время. Остался лишь обращённый к земле мёртвый взгляд, наблюдающий за происходящим в Его храме.
Раздалось кряхтение, глухие удары о дощатый пол, затем приглушённый кашель – и наступила тишина.
***
Матвей и Лейгур вышли на крыльцо церкви и заметили, что остальные уже поднимаются по склону к трассе. Надя приобнимала Машу за плечи, удерживая её от порывов вернуться в церковь.
– Я должен был это сделать, – проговорил Лейгур.
– Да, – ответил Матвей, глядя в голубые глаза исландца. – Если хочешь знать, я не осуждаю тебя. Но остальным лучше не рассказывать.
– Разумеется. Всё между нами, – тихо произнёс исландец.
Оба спустились по ступеням и отправились вслед за командой.
Когда вышли на трассу, не обмолвились и словом. Со стороны семь путников походили на похоронную процессию – только без гроба – с идущей во главе дочерью, потерявшей отца. Порой Маша дергалась в сторону, явно желая повернуть назад, но ласковой и одновременно крепкой хваткой Надя останавливала её, прижимая к себе. Однако чем дальше они отходили от злополучной церкви, тем меньше становилось таких попыток, пока Маша не успокоилась вовсе.
Холодало. Ветер усилился, деревья вдоль трассы начали протяжно скрипеть, а птицы, парящие в воздухе, раскричались. Казалось, сам лес предупреждал о надвигающейся непогоде. Удивительно, но ещё вчера здесь царствовали грязь и морось, а теперь всё снова должно было покрыться белой пеленой.
Матвей подумал:
«Вадим Георгиевич наверняка приплёл бы Божье вмешательство».
Полчаса спустя они заметили Юдичева, бредущего впереди. Тот увидел их метров за сто, остановился и сел на упавшее вдоль дороги дерево.
– Так, не понял, – сказал он, когда остальные подошли. – А где же ваш груз?
Внезапно Маша подскочила к Юдичеву, опрокинула его на землю и принялась колотить по лицу. Физиономия капитана обрела выражение растерянности – он явно не ожидал подобного.
Всё произошло слишком быстро. Юдичев, взбешённый до предела, отшвырнул Машу в сторону. Матвей вклинился между ними, но в этот миг Максим вытащил из кармана пистолет.
– Убери, – велел Матвей, встав у него на пути.
Но Юдичев и не думал успокаиваться.
– Я предупреждал тебя, сука! Предупреждал! – орал капитан, снимая оружие с предохранителя. Из его левой ноздри потекла кровь, окрасив пшеничные усы багровым. Значит, кулак Маши всё же достиг цели.
– Чтоб ты сдох, ублюдок, – пробурчала Маша, лежа на мокрой земле.
Надя не осталась в стороне и навела винтовку на голову Юдичева.
– Брось пистолет. – Её голос прозвучал твёрдо.
– И не подумаю, если эта сука не возьмёт и не извинится…
Пока взгляд Юдичева был обращён к Наде, Матвей метнулся вперед и быстрым движением выхватил у него пистолет. Всё прошло не совсем гладко – палец капитана успел нажать на спусковой крючок. Пуля рассекла воздух, пронзительно взвизгнув.
Все на мгновение остолбенели.
Матвей очнулся первым, схватил Юдичева за ворот куртки и впечатал в ствол сосны. Руки так и чесались расквасить эту морду, но он сдержался.
– Слушай сюда, – процедил сквозь зубы Матвей, – твоё поведение уже всех достало…
– Ты чего о себе возомнил, собиратель? Отпусти, или я…
Терпению настал конец. Матвей ударил его кулаком под дых – так, что Юдичева скрючило на месте.
Удерживая его за шиворот, он сел на корточки и продолжил:
– Её отец, я, все мы плыли сюда, чтобы спасти в том числе и твою шкуру, ясно тебе?! Некоторые отдали жизни. Мой друг погиб в Москве! – Матвей усилил хватку. – Хорошего доктора, чьего имени ты даже не знаешь, распотрошили мерзляки. Вчера загрызли Шамана, который снабжал тебя жратвой, а ты и бровью не повёл! А теперь Вадим Георгиевич… Все они погибли, пытаясь спасти тебя, сука!
Матвей отпустил его, пытаясь отдышался от душащей его ярости.
– Вадиму Георгиевичу ты должен быть особенно благодарен, – более спокойным, но еще с примесью раздражения голосом продолжил он. – Только благодаря ему ты до сих пор дышишь, ходишь и говоришь. И я тебе не позволю относиться к нему и его дочери с таким пренебрежением. Да и вообще – ко всем нам. Понял?
Юдичев выплюнул кровавый сгусток под ноги Матвея и стал буравить его взглядом.
– Сейчас у тебя есть два пути. Первый – остаёшься в группе, но следишь за языком. Пасть открываешь только по делу. Второй – разворачиваешься и катишься ко всем чертям. Но учти: увижу тебя рядом – убью на месте. Выбор за тобой.
– Советую выбрать второй путь, – хрипя от гнева, добавила Маша. – Так дольше проживёшь.
Матвей с укоризной взглянул на неё, молча велев не вмешиваться.
– Я с вами, – пробормотал Юдичев, поморщившись от боли.
– Громче.
– Да с вами я!
Он вырвался из хватки и протянул руку, надеясь вернуть пистолет. Матвей не торопился, внимательно смотря ему в глаза, насквозь пропитанные ненавистью.
– Остынешь – тогда верну, – ответил он и убрал оружие в карман. – Я за тобой слежу.
– Лучше последи за своей новоиспечённой ненормальной подружкой! – рявкнул Юдичев, возвращаясь на дорогу. – Вроде учёная, а творит всякую нелогичную херню.
Он протёр нос тыльной стороной ладони, увидел кровь и, пробормотав что-то нечленораздельное, ушёл вперёд.
С неба посыпался редкий снег.
– Ладно, идём, – сказала Надя.
Маша подошла к Матвею и положила руку ему на плечо.
– Спасибо, – сказала она.
Матвей кивнул.
– Не за что. Но всё же постарайся воздержаться от воплощения своих угроз в жизнь, хорошо? По крайней мере, на время.
– Я очень сильно постараюсь.
Матвей понадеялся на искренность её обещания.
Команда продолжила путь.
– Обернётся он нам ещё проблемами, – сказала Арина, догнав Матвея. – На твоём месте я бы его прикончила.
– С каких пор ты так легко говоришь о чьей-то смерти? – удивился Матвей и даже остановился, чтобы другие успели отойти и не услышали разговор.
– Потому что это проще всего, Матвей, и наверняка, – настаивала Арина, глядя ему в глаза. – Он только и делает, что вредит. И я уверена – твоё предупреждение его не остановит. В следующий раз он сделает что-то куда хуже.
– Ты умеешь видеть будущее?
– Что? – Она опешила. – Нет… Я…
– Тогда не говори того, чего не знаешь. Убить человека только на основе домыслов – путь в одну сторону. В пропасть.
– Мы уже в пропасти, Матвей, – возразила Арина. – А Михаил Буров – на полпути домой. И знаешь, что меня гложет? Всего этого могло не быть, разберись ты с сержантом после его выходки в «Мак-Мердо». Йован рассказал мне о вашей попытке, но ты тогда не решился. Теперь Йован мёртв, сержант сбежал, а мы идём хрен знает куда, лишь на время откладывая конец.
У Матвея впервые в жизни возникло желание ударить Арину. Конечно, он бы этого не сделал, но, казалось, только пощёчина могла отрезвить от охватившего её безумия.
– Твоя жалость тебя погубит, Матвей. Возможно, она погубит всех нас.
Она больше ничего не сказала и пошла вперёд, оставив Матвея в ступоре. Это была она? Его Арина? С ним будто говорил чужой человек, лишь внешне похожий на ту проницательную добрую девушку, которую он знал всю её жизнь.
Внутри разлилась вязкая пустота, и Матвей медленно поплёлся следом за остальными.
Глава 4. Надежда
Шли весь день, но не встретили ни города, ни поселения. Искорёженные временем и природой машины попадались всё реже. Теперь путники чаще натыкались на упавшие на трассу деревья – обычно сосны, – присаживались на них, давая передышку усталым ногам, делали глоток воды и продолжали идти.
Матвей отметил, как богат этот край озёрами. Между деревьев, метрах в ста и дальше, виднелись большие водные глади или совсем непримечательные озерца, больше похожие на прудики. В лесу их, пожалуй, было и того больше. Окажись у них под рукой карта местности, она наверняка вся была бы усеяна голубыми пятнами.
Эх, карта!.. Вот чего им не хватало. Матвей знал лишь одно: брели они то ли по Архангельской области, то ли по Карелии.
Животы молчали, смирившись с очередным голодным днём. Остатки пеммикана – жалкие крохи – доели утром. От недостатка пищи клонило в сон, заставляя клевать носом прямо на ходу.
Медленно, но верно пустые желудки лишали сил.
– Ты до сих пор видишь его? – спросил Матвей Тихона, когда оба немного отстали от группы.
– Кого? – Голос мальчика охрип.
– Своего брата. Тимура.
Тихон ответил не сразу.
– Да. И с каждым днём всё чаще, – произнёс он, будто опасаясь, что его могут услышать. – Последний раз я видел его отражение там, в церкви, в одной из этих странных картин.
– Икон, – подсказал Матвей.
– Икон, – повторил парень, стараясь запомнить, а потом продолжил: – Я обернулся, но его там не было.
– Понятно…
– А почему ты спрашиваешь?
Перед Матвеем всплыло искажённое не то злобой, не то ужасом лицо Йована. И правда, почему он спрашивает? Всё просто: ему не хотелось быть одиноким в своём безумии. Раньше сводили с ума сны, теперь они ожили, перевоплотились в призраков и начали преследовать его. Не это ли свело его отца в могилу? В конце концов он потерял столько друзей на вылазках, не говоря уже о бедах, обрушившихся на него во время Вторжения.
– Не хочу кончить, как он…
– Что? – спросил Тихон.
Матвей постарался перевести тему:
– Ничего. Ты вообще как? Держишься?
Мальчик пожал плечами:
– Есть хочу.
– Да уж, я тоже.
– И всё никак не могу перестать думать о Вадиме Георгиевиче. – Он посмотрел на Машу, ковылявшую позади. Ей явно хотелось побыть одной. Тихон оглянулся через плечо, задержал взгляд на ней, а затем снова повернулся вперёд: – Всё думаю: может, он в той церкви выздоровеет и потом отправится по нашему следу? – прошептал мальчик.
Матвей смолчал.
– Да кого я обманываю, – вздохнул Тихон. – Глупости всё это. Наверняка он уже мёртв.
***
К вечеру ветер усилился, вздымая шершавый, выпавший за день снег. Тот назойливо впивался в глаза и щеки, не давая покоя.
Окружающий трассу пейзаж – стена деревьев и множество озёр – не менялся. Казалось, будто они угодили во временну́ю петлю, проходя одно и то же место раз за разом, и лишь постепенно опускающееся за горизонт солнце убеждало в обратном. От душащей усталости и голода уже несколько часов никто не говорил – старались беречь остатки сил. Все мысли были заняты одним – найти укрытие, да побыстрее. Ветер с каждой минутой все больше перерастал в снежную бурю.
И вот последний луч солнца сверкнул между древесных крон. Трассу окутали сумерки, а непогода стала яростно показывать характер, ещё сильнее замедлив группу. О костре и не помышляли: найти сухие ветки в такую погоду было невозможно, да и добудь они каким-то чудом огонь – его сдуло бы в два счёта. Поэтому приходилось идти дальше – идти и надеяться на чудо. И, к счастью, оно произошло.
В белой вихрящейся мгле Лейгур заметил очертания гигантского здания. К нему вела широкая подъездная дорога, соединённая с трассой и перегороженная шлагбаумом. Матвей подошёл ближе, прищурился и разглядел будку охранника, а чуть дальше – силуэты здоровенных фур, стоявших у входа.
– Сюда! – махнул Матвей остальным.
Сопротивляясь ветру, они зашли на территорию какого-то промышленного объекта, прикрываясь руками от летящего в лицо снега. Несколько минут ушло на поиски входной двери. Когда нашли, долго возились, расчищая наметенный перед ней сугроб.
Оказавшись внутри, все обессиленно рухнули на пол и принялись стряхивать с курток снег. Воняло застарелой плесенью, не давая вдохнуть полной грудью. Едкий запах ржавчины врезался в ноздри. Вокруг был густой мрак.
– Придётся потратить ватты и включить фонарь, – с сожалением в голосе произнёс Матвей. – Надо как можно скорее найти растопку для костра. Лейгур, сколько у тебя заряда в браслете?
В темноте появилось лицо исландца, освещённое мягким голубым светом сенсорного экрана.
– На полчаса работы фонаря хватит, – сообщил он.
– Я пойду с тобой. Поищем вместе. Остальные отдыхайте, – велел Матвей, с трудом поднимаясь с пола, который казался сейчас лучше любой постели.
Вместе с исландцем он отправился на поиски. Пройдя в левое крыло здания, они заметили большие станки с кранами с клешнями, панели управления с мониторами и длинные, теряющиеся в темноте линии конвейеров.