Истории, которых не было

– А…, что загадывать?

– Нептунова задница! Включи, наконец, голову. Желание! Желание загадывай, гений! Ты что, первый класс не окончил?

– А зачем? Примета что ли такая?

– Всё! Окончательно охмурел. Не выдержал нервного потрясения, – прохрипел Толик, – Какая к креветкам примета?! Я золотая рыбка. Я его исполню и буду, наконец избавлен от общения с тобой, идиотом.

Тут профессор кафедры журналистики, отец взрослой дочери и, вообще, приличный человек заржал. Не засмеялся, а именно заржал, загоготал, как гогочут порой пьяные мужики над собственными сальными шутками. Резко осекся и перегнулся через ближайший валун – его тошнило. Вернувшись на прежнее место, он увидел стоящую на песке бутылку минералки.

– Рот прополощи, истеричка. Воняешь, как свинья, – Толик сердито щелкнул хвостом, – это тебе бесплатная промоакция для убедительности.

Холодная шипучка подействовала как сильное успокоительное. "Мы на семьдесят процентов состоим из воды", вспомнил профессор Голован школьную программу.

– А Вы… э…, Анатолий любое желание можете исполнить?

– Только реалистичные и конкретные.

– Это как?

–До чего же вы все непонятливые! Медузы, ей Богу умнее. Реалистичные – это те, которые не позволят вам нарушать имеющуюся парадигму существования вашего мира.

– А вам можно нарушить?

– Мне – да.

– А есть миры с другими парадигмами?

– Любопытной Варваре нос оторвали, – проворчал Анатолий,– короче, волшебную палочку я тебе не подарю и самого в волшебники не переквалифицирую.

– Жалко. А конкретные это как? Бутылка газировки?

– Тебе дураку жалко, а человечеству сплошная радость. Конкретные – это не абстрактные. Счастья просить бесполезно, а физического здоровья, как в двадцать лет – вполне можно. Всё понял, горе луковое?

Егор задумчиво кивнул.

–Дык, не тяни, загадывай. Мне домой пора. Хочешь денег миллиард? Или больше могу!

– Погоди-ка! Если ты денег наколдуешь, они же фальшивые будут. Там же знаки номерные.

– Обижаешь! Никаких проблем с законом не имеем. Миллиардер какой-нибудь перед смертью решит оставить всё первому встречному, а встречным будешь ты.

– То есть ты человека из-за этого убьёшь?

– Ну, что ты несешь, балаболка! Как будто люди только по моему повелению помирают. Подходящего подберем.

Потемневшее море методично вылизывало прибрежные камушки. Егор вспомнил вдруг, как много лет назад стоял в кабинете директора нефрологического центра. Платного. В бесплатных на пересадки была такая очередь, которой не дождалась бы его маленькая тогда дочка. Молодой отец, умолял, угрожал, обещал подписать любое долговое обязательство, предлагал пересадить свою почку. В ногах валялся… Потом нашлись добрые люди, отправили девочку на лечение за границу, но ответ директора, не старого еще человека в модных очках, с красивыми аристократическими руками он запомнил на всю жизнь: "Вносите деньги – проведем лечение. У нас не благотворительная организация. У меня своих проблем хватает".

Он отвел взгляд от круглых немигающих глаз нового знакомого.

– А если я закажу. То есть – пожелаю.

– Чего пожелаешь?

– Убить кого-нибудь.

– Надо же, какой кровожадный, – протянул Толик, – я-то смогу, а ты?

– Что я?

– Жить с этим сможешь?

– А ты кто? Священник? – буркнул Егор.

– Не, я любопытный просто. Вы люди такие одинаковые. Убью, если хочешь, мне пофигу. Называй имя и готовь венок.

Пару минут оба молчали.

– Анатолий…,

– Толик я!

– Хорошо, Толик. А что вообще загадывают?

– Разное. Чаще всего деньги. Бери миллиард, Георгий Александрович, не прогадаешь.

Профессор Голован призадумался. Он не был бессребренником, всегда понимал, что без денег хорошо будет только при коммунизме, который мы бросили строить в конце восьмидесятых. Но ему вдруг стало жаль потратить такой уникальный шанс на банальное бабло. Захотелось чего-то большего. А, вот, чего?

– А кроме денег?

– Что: кроме денег?

– Кто-нибудь просил, например, вечной молодости?

– Конечно, просили. Я же говорю: Вы все одинаковые, как уклейки в стае.

– Значит сейчас среди нас есть бессмертные?

– Ххе! От несчастных случаев-то я не страховал. Один догадался попросить молодости и неуязвимости, так живет. В Небраске.

– И что он делает? Миллионер наверно? Или ученый?

– Безработный алкаш. Живет в фургоне на пособие.

– Как?!

– Так! Вы же жопами шевелить начинаете только перед угрозой смерти. «Ой, как мало времени! Ой, надо успеть! Ой, что я после себя оставлю!» А у него этой угрозы нет, вот, и не торопится мужик.

Егор смотрел на серую с алюминиевым отливом воду, становившуюся по мере удаления от берега, свинцовой, как не небо, так, что линию горизонта можно было только угадывать. Можно, конечно, пожелать чего-то глобального. На пример: чтобы разом исчезло оружие массового уничтожения. Но во что это выльется? Очевидно, что никакого "мира во всем мире" не наступит. Начнется мировая истерика, гонка вооружений с нуля, обнищание населения, местные вооруженные конфликты, которые прекрасно обходятся простыми и надежными "калашами" и тесаками для резки сахарного тростника, и еще, наверняка, много того, что он и вообразить сейчас не может. Нет. Сделать этот мир идеальным, имея в арсенале одно желание, невозможно. Как, если сильно потянуть за одну нитку запутанного шерстяного комка, узелки внутри затянутся еще туже. Желать себе счастья нельзя – абстрактно. Понять: что конкретно сделает счастливым его лично – задача всей жизни. Большинство умирают, так ее и не решив. К тому же, его судьба не тянется по своей, изолированной колее, она переплетена, связана, перепутана со многими другими судьбами, от которых тоже зависит его счастье. Что пожелать для них, когда он даже подарки к празднику никогда не умел выбирать.