Скандальная мумия

– Посмотрите вот на эту картинку. Это мое выпускное платье, а не риза Вознесения, а поместили меня на крыше Маяка, а не на скамейках школьного стадиона. Тут показано, что преподобный Дун пролетел мимо меня вверх, как ракета. Как они это сделали? Все было совсем не так. Меня даже там не было, но…

– Оставим детали, Джинджер. Джинджер?

Она все еще изучала загадочную фотографию, не отрываясь.

– Послушайте меня! – Пэтч пощелкал пальцами, привлекая ее внимание. Когда это отчасти ему удалось, он сказал: – Со мной говорил Господь.

– Не может быть!

– Это было. Громовым голосом. Я закрыл уши руками в страхе, но Он сказал: «Не страшись», и я открыл Ему сердце свое и ум свой. И Он сказал мне, что Он Вознес преподобного Дуна, чтобы дать последнее остережение грешникам.

Бог хочет, чтобы я показал им путь до того, как начнется настоящий исход. И… – теперь все внимание Джинджер было приковано к нему, -…Он хочет, чтобы ты помогла мне.

– Я?

На лицо Джинджер легла печать тревоги. Она стала накручивать на палец конец длинной светлой пряди, стараясь не смотреть на Пэтча.

– Да, ты. Почему, думаешь ты, Он выбрал тебя свидетельствовать о первом Вознесении? Моя роль в этом божественном плане очевидна. Я – муж веры, я знаю Писание, как мало кто его знает. У меня есть сила и ум, чтобы выполнять волю Господа. Но каждому из нас дается свой крест. Меня Бог не благословил внешностью Самсона – я человек невзрачный.

Джинджер молча кивнула. Да, уж иначе, как невзрачным, преподобного Пэтча не назовешь. Ну, Князь тоже был таким, но у Князя была эта улыбка, и такие длинные волосы, и красивые зубы, и голос, такой голос… Уж если назвать невзрачным Князя, то преподобный Пэтч тогда… Джинджер вспомнила мистера Хайда, alter ego доктора Джекила. Выступающие надбровные дуги над бисеринками глаз, увеличенных бутылочными стеклами очков до размера бильярдных шаров-восьмерок. Желтые лошадиные зубы, остатки волос по бокам, которые попытались зачесать на макушку, но они только поднялись и остались торчать клоками, как у клоуна, потому что слишком курчавились, и еще потеет он сильно, иногда пахнет, и…

– Джинджер! – Пэтч снова пощелкал пальцами. – Я вот что говорю: современных людей развратили телевизор и кино. Их тянет к красоте, она на них имеет влияние. Ты, дорогая моя, весьма привлекательная молодая женщина…

Это он к чему? Джинджер подалась назад на кресле, оглянулась через плечо на дверь…

– Нет нужды скромничать. Господь избрал тебя приветствовать обращенных. Меня Он избрал им в наставники. Мы дополняем друг друга: мужчина и женщина, делатель и свидетель, содержание и форма. У меня – мудрость возраста, у тебя – наивность юности.

Люди сюда приходят не только послушать мое послание, но и посмотреть на тебя – из-за твоей фотографии в газетах, из-за того, что ты Свидетель первого Вознесения. Ты для них символизируешь ангелов, коих они надеются встретить, когда сами тоже Вознесутся к небесам.

Он перевел дух, сделал еще глоток кофе и выдал заключительную фразу:

– Таким образом, Бог объявляет, что я да буду Его Посланцем, а ты – Его Свидетелем.

– Я? – И тут же завет матери «Детка, будь звездой!», до сих пор не выполненный, зазвучал в голове. – Значит, я теперь… – ответила она – больше воспоминанию о матери, нависшей в костюме Фреда Астера над Джинджер-колодой, чем своему новому ментору, преподобному Пэтчу. – Свидетель Божий.

– Именно так. – Пэтч пододвинул к ней чашку по столу. – И если не трудно, налей мне еще чашку. Сахара только одну ложечку – этот был слишком сладкий.

15

Дедуля Мак-Дауд услышал стук наружной двери, увидел Джимми, быстро шагающего по коридору с обувной коробкой в одной руке и с пластиковым мешком на вешалке – в другой. Дедуля выключил телевизор:

– Джимми? Я слыхал, ты работу получил в Музее Библии. Все путем?

– Вроде бы.

– Что-то голос у тебя не радостный. Льготы тебе дали?

– Дали. Бесплатное питание в кафе «Сад Эдема» – фрукты и салатный бар, а за горячее, если захочу, все-таки платить. Должен какое-то время соглашаться на любые смены, но платят прилично, если учесть, что я никогда охранником не работал. А с другой стороны… – Джимми шагнул в гостиную и снял мешок с вешалки, – ты вот на это посмотри.

– Юбка и какая-то блузка женская. Тебе не тот мешок в химчистке отдали?

– Нет, это и есть моя форма. Есть у меня и еще одна, только другого цвета. – Он встряхнул одежду. – Ничего себе форма!

На вешалке висел короткий белый килт с золотой оторочкой, и поверх него – таких же цветов блузка.

– Им не хочется, чтобы в музее был кто-нибудь, похожий на копа. Я, значит, должен выглядеть как Давид. Помнишь, который Голиафа победил? Я для них тоже аттракцион. За свои баксы они двойную выгоду получают.

Дедуля подавил смешок.

– Давид, – сказал он ободряющим тоном, – был настоящий герой.

– Они мне так и сказали. И вот этим еще нагрузили. – Он открыл коробку и вытащил кожаные сандалии с длинными кожаными ремнями. – Вот это крест-накрест завязывается на голенях. А это, – он показал рогатку, – мое оружие.

Джимми сумел улыбнуться, но готов был расплакаться.

– Да ну, Джимми, черт с ним. Ты отлично сложен, поджарый. Спорить могу, дамы от этого наряда забалдеют. Вспомни кинозвезд из старых фильмов, что были так же одеты: Виктор Мэтюр, Ричард Бертон, Тони Кертис, Кирк Дуглас.

– Музейщикам еще мои волосы понравились, – сказал Джимми, криво улыбаясь. – Не на всякой работе можно себе длинные волосы оставить. Ладно, это получше, чем полиэстровый костюм нанятого копа или пиджак с галстуком. Может быть.

Старик подошел к Джимми, любовно ткнул его кулаком в плечо.

– В Гатлинбург и в этот музей много заглядывает симпатичных туристок. Они к тебе полетят как мухи на мед. И насчет Давида тебе подходит: неудачник Джимми, сокрушающий гигантов – этими вашими протестами. – Он снова ткнул Джимми кулаком в плечо. – Пошли, Давид, отпразднуем. По телевизору бейсбол показывают, а у меня пиво в холодильнике.

Не успела Рита Рей Дивер повернуть ключ в замке резиденции Дун – Дивер, как ей сзади зажала рот жесткая мозолистая ладонь. Мускулистое предплечье обхватило за талию, Риту Рей подняли, повернули и поставили на тротуар. Она стала отбиваться ногами – без особого успеха, одна туфля упала на землю. Рита Рей попыталась зубами ухватить кусок зажимающей рот ладони, но эта ладонь ловко извернулась и со стуком сомкнула ей челюсти.

– Не надо, – посоветовал Ящик ей в спину.

– Это она, та крошка! – сказал Младший. – Мы ее взяли!

Рита Рей, зажатая, но далеко не беспомощная, среагировала на звук с точностью сонара. Свободная рука махнула в воздухе и алыми когтями полоснула лицо Младшего.

– Ой-й-й! – Младший схватился за горящую щеку, убрал руку и увидел на ней кровь. – Ах ты сука! Ребята, видите, что она сделала?

– Да, заметно будет, это точно, – согласился Персик.

– В машину ее, пока никто не увидел.

Ящик швырнул Риту Рей на заднее сиденье «бьюика» и сел, приперев ее своей массой к двери. Раньше, чем у Риты Рей крик успел вырваться из горла, он поднес ей кулак к подбородку:

– Крикни, и я тебе челюсть сломаю.

Рита Рей скрипнула зубами и кивнула.

Ящик просмотрел содержимое ее сумочки, вытащил карманный «кольт» девятого калибра и протянул его Младшему, сидевшему на пассажирском сиденье. Персик на водительском месте изогнулся, пропуская его руку.

– Веди себя прилично, – сказал Младший, – а то из твоего же пистолета застрелю.

– Свистишь, – сплюнула она в ответ. – Хотели бы вы меня убить, убили бы прямо у дверей. А если собираетесь меня изнасиловать, так знайте, что у меня сифилис и мандавошки.