Сигаретный дым и песочные часы

«Ты живёшь в мире призраков», – сказала она однажды, собирая вещи. И ушла.

Шляпников потушил сигарету. На блюдце остался тёмный след – капля крови. Он сжал кулаки. Ненависть к пришельцам кипела в нём: они отняли у него семью, а теперь, похоже, хотели отнять и рассудок.

Три недели назад Шляпников сидел в своём кабинете, разбирая бумаги по делу Орлова. За окном всё так же лил дождь, стуча по стеклу, как тысяча пальцев, выбивающих один и тот же ритм – монотонный, гипнотический, будто сама природа пыталась что‑то сообщить. Дождь был и шёпотом, и криком – одновременно тихий и оглушающий. Он уже собирался выключить лампу, когда заметил движение в углу. Там, у книжного шкафа, стоял человек в шапочке из фольги. Его лицо было размыто, словно изображение на старой плёнке, но Шляпников чётко видел: пальцы сжимают что‑то металлическое, а из‑под пальто пробивается свет – не тёплый, а ледяной, сине‑зелёный, будто отблеск северного сияния в глубинах океана.

– Кто ты? – спросил он, вставая. Голос прозвучал глухо, словно из‑под толщи воды.

Фигура не ответила. Она просто исчезла – не растворилась, не шагнула в тень, а будто выключилась, как кадр из прерванного фильма. Остался лишь странный запах озона и пятно на полу, будто от вытекшей батарейки, с едва заметным свечением по краям. Оно мерцало, как угасающая звезда, оставляя после себя лишь память о свете.

На следующий день Шляпников рассказал об этом коллегам. Они засмеялись.

– Женька, ты переработал, – сказал капитан Арсений Морозов, его любимый начальник, качая головой. – Пришельцы в шапочках из фольги? Может, тебе отпуск взять?

– Это не шутка, – настаивал Шляпников. – Я видел.

– Видел? – переспросила лейтенант Марина Смирнова, его любимая коллега, приподняв бровь.

– А отпечатки? А записи с камер?

Камеры в его кабинете были как назло выключены. Отпечатков – тоже. Только серое пятно продолжало светиться по ночам, пока Шляпников не залил его воском. Оно было как шрам на реальности – заметный, но не поддающийся объяснению. Совсем как пять лет назад, в Шанхае.

Он искал. Обходил места преступлений, всматривался в тени, проверял углы, где мог бы стоять незнакомец. Но всё было тщетно.

По ночам ему казалось, что зеркала в квартире дышат – их поверхность колебалась, как вода, а в глубине проступали силуэты, похожие на И. И. З., но каждый раз разные.

Однажды он увидел в отражении собственное лицо, искажённое до неузнаваемости, с золотистыми глазами. Зеркало стало окном в иной мир – мир, где реальность и фантазия сливались воедино.

Днём ему слышались шёпоты – не слова, а мелодии, словно хор далёких голосов пел на неизвестном языке. Звуки возникали в самых неожиданных местах: в шуме дождя, в гуле метро, в звоне столовых приборов в кафе. Эти звуки были как нити, связывающие его с невидимой тканью мироздания.

Однажды, разбирая старые дела, он нашёл фотографию – снимок места преступления, которое он расследовал много лет назад. На заднем плане, в тени здания, стоял человек в шапочке из фольги. Шляпников перевернул фото – на обратной стороне было выведено: «И. И. З.».

Он попытался найти другие упоминания, но все архивные записи оказались стёрты – страницы были пусты, а файлы превращались в нечитаемые символы при попытке их открыть. Файлы рассыпались в пыль, как старые письма, сожжённые временем.

Туман сгущался над пустырём депо – вязкий, с металлическим привкусом, будто в нём растворили осколки звёзд. Шляпников стоял, сжимая в руке лазерный излучатель: компактный, но достаточно мощный, чтобы остановить даже аномальное существо. Он интиутивно понимал – сейчас будет вторая встреча, и здесь произойдёт четвёртое убийство, которое необходимо предотвратить.

Жертвой должен был стать железнодорожник – человек с подмоченной репутацией, чьи махинации с грузами давно вызывали вопросы. Как и трое предыдущих погибших: все они балансировали на грани закона, все несли в себе тень нечестности. Теперь к ним подбиралась иная тень – И. И. З.

Из пелены медленно проступил силуэт: тёмное пальто с потрёпанными краями, шапочка из фольги, мерцающая, словно покрытая лунной пылью. Пришелец двигался тихо, почти невесомо, будто скользил над землёй. Он явно направлялся к заброшенному сигнальному щиту – месту, где железнодорожник должен был появиться через несколько минут.

– Стой! – голос Шляпникова разрезал туманную завесу. – На этот раз ты не скроешься.

И. И. З. замер. Медленно обернулся. Его лицо, прежде размытое, как старая фотография, теперь проступило с пугающей чёткостью: тонкие черты, бледная кожа, глаза – два сине‑зелёных огня, в которых кружились неведомые созвездия.

– Ты не понимаешь, что делаешь, – произнёс он. Голос не звучал в ушах – он возникал в сознании, словно мысль, не принадлежащая самому Шляпникову.

– Понимаю. Ты собираешься убить ещё одного человека. Четвёртого. Остановись.

Пришелец вздохнул. Его пальцы, затянутые в кожу, слегка дрогнули.

– Я не убиваю. Я очищаю. Эти люди – узлы в сети лжи, которая тянет мир вниз. Их смерть – не кара, а освобождение.

– Освобождение? От чего?

– От веса их собственных грехов. От цепей, которые они сами на себя надели. – Он сделал шаг вперёд, и туман расступился, обнажив странное свечение за его спиной – будто сквозь прореху в реальности виднелись очертания иного мира: острые шпили, огни, движущиеся по сложным траекториям. – Я пришелец. С Марса. Моя миссия – предотвращать катастрофу, которую ваша цивилизация готовит себе сама.

Шляпников сжал рукоять излучателя крепче.

– И поэтому ты выбираешь жертв? Решаешь, кто достоин жить?

– Я не выбираю. Я лишь следую законам, которые вы не можете постичь. Ваша мораль – это паутина противоречий. Вы судите других, но не видите собственных ошибок. – В голосе пришельца прозвучала горечь. – Я не могу вернуться домой. Если я улечу, они поймут, что я провалил миссию. Но если останусь… вы никогда не поймёте. Вы слишком боитесь того, что не можете измерить.

– Подожди! – Шляпников поднял излучатель, нацелил его на пришельца. – Я докажу, что ты существуешь. Перед всеми.

Он нажал на спуск. Лазерный луч пронзил туман, но прошёл сквозь фигуру И. И. З., не оставив следа. Пришелец лишь улыбнулся – едва заметно, почти сочувственно.

В тот же миг Шляпников бросился к месту, где стоял пришелец, достал нейро‑рекордер, активировал запись. Экран мигнул – и выдал пустое сообщение: «Нет данных». Он переключился на инфракрасную камеру: на мониторе – лишь размытое пятно, похожее на масляные разводы на воде.

– Чёрт возьми… – прошептал он, сжимая в руках бесполезную технику.

Туман рассеивался. Вдалеке послышались шаги – приближался железнодорожник, ничего не подозревающий о том, что только что произошло.

Шляпников опустил оружие. В глазах его горел упрямый огонь.

– Я докажу, – тихо произнёс он, глядя в ту сторону, где исчез пришелец. – Пусть не сегодня. Пусть не завтра. Но я заставлю их поверить. Я найду способ зафиксировать тебя. Я раскрою твою тайну.

Ветер подхватил его слова, унося в глубь тумана. Где‑то вдали, едва слышно, прозвучало последнее шёпотом:

– Попробуй…

Шляпников стоял у входа в старинный театр – здание с колоннами и лепниной, помнившее ещё премьеры XIX века. В воздухе витал запах сырости, старого дерева и… лжи. Он знал: сегодня будет пятое убийство. Он ощущал это всеми фибрами души – как тихий набат, бьющий где‑то в глубине сознания.

Жертвой должен был стать продавец билетов – человек, годами эксплуатировавший систему. Через подставные сайты и «особые каналы» он продавал билеты в десять раз дороже номинала, оставляя основную прибыль себе. Его схема была изящна и цинична: официальные кассы работали честно, а в тени цвела сеть перекупщиков, прикрывавшихся именем театра.

Шляпников проверил лазерный излучатель – компактный, но достаточно мощный, чтобы остановить аномальное существо. В кармане лежал нейро‑рекордер, настроенный на максимальную чувствительность.

«На этот раз я зафиксирую его. На этот раз докажу», – твердил он про себя, сжимая рукоять оружия.

Из пелены тумана проступил силуэт: тёмное пальто с потрёпанными краями, шапочка из фольги, мерцающая, как лунная пыль. И. И. З. сделал шаг назад, словно собирался раствориться в тумане, но Шляпников вскинул оружие.

– Стой! – голос прозвучал резко, разрезая вечерний полумрак. – Ты не сделаешь этого.

Пришелец замер. Медленно обернулся. Его глаза – два сине‑зелёных огня – вспыхнули, будто звёзды в глубине океана.

– Ты снова здесь, – произнёс он. Голос звучал не в ушах, а прямо в сознании, словно чужой мыслительный поток вторгался в разум.

– Я знаю, зачем ты пришёл. Остановись.

И. И. З. едва заметно улыбнулся. В тот же миг Шляпников ощутил удар – не физический, а ментальный. Словно тысячи иголок вонзились в сознание, размывая границы реальности.

Сознание поплыло. Рука, сжимавшая излучатель, дрогнула. Безвольно повернувшись, Шляпников направил оружие на окно театра и выстрелил.

Лазерный луч прорезал стекло с пронзительным треском. Внутри зала раздался крик. Актёры, занятые репетицией, бросились к выходам. Люди на улице в панике разбегались, крича: «Стреляют! Бегите!»

Шляпников замер, не понимая, что только что сделал. Его пальцы разжались – из кармана выпала пачка сигарет. Машинально потянувшись за ней, он на мгновение ощутил, как ментальная хватка ослабевает.

Дрожащими руками он достал сигарету, поднёс зажигалку. Первый вдох дыма будто вернул его в реальность. Туман рассеялся. И. И. З. стоял на прежнем месте, наблюдая.

– Что… что это было? – прошептал Шляпников, сжимая в руке излучатель.

– Это ты. Твой страх. Твои сомнения. Твоя вина, – голос пришельца звучал мягко, почти сочувственно. – Ты борешься не со мной. Ты борешься с собой.

Ярость вспыхнула в груди. Шляпников вскинул излучатель и начал стрелять – беспорядочно, отчаянно, целясь в силуэт И. И. З. Лазерные лучи рассекали воздух, но ни один не достиг цели. Пришелец стоял неподвижно, а выстрелы проходили сквозь него, словно сквозь туман.

– Хватит играть со мной! – закричал Шляпников. – Покажи себя!

Но ответом был лишь тихий смех, раздавшийся не снаружи, а внутри его головы. Когда он опустил оружие, перед ним уже никого не было. Только сигаретный дым медленно рассеивался в воздухе.

Он опустился на холодные ступени театра, сжимая в руках бесполезный излучатель. В голове гудело, как после удара. «Как он это сделал? Почему я подчинился?» – мысли метались, но ответа не было.