Сговор монстров

Животное вздохнуло:

– Единорогам, как бы прекрасны мы ни были, тоже бывает одиноко.

– Так ты растолкал меня потому только, что соскучился? – не поверил я своим ушам.

– Да. – Ресницы его прекрасных, проникающих в душу глаз затрепетали. – Поэтому, а еще мне нужна была девственница или девственник, чтобы положить голову ему на колени.

– Отстань от меня! – завопил я. Это было уже слишком!

– Ну вот, – завел он плаксивым голосом. – Мало того что эти грубые скоты заперли меня здесь и не дают бродить по зеленым лугам, как мне и пристало, так еще и не восхищается никто. Знаешь, как тоскливо делается, когда никто тобой не восхищается?

Мне хотелось визжать. Неужели я расстался с Нори только потому, что какой-то твари приспичило, чтобы ею повосхищались? А моя любимая так и не передала мне свое сообщение! Я должен вернуться к ней. Изо всех сил попытался я вновь заставить себя думать о воробье.

Но все без толку. Я был слишком расстроен. Злость убила во мне всякую способность к концентрации. Кажется, хуже уже и быть не могло.

И тут пошел дождь.

Сарай перенес летний дождь очень просто: он протекал во всех местах разом. Теперь я наконец понял, как ему удалось продержаться так долго. Вода не могла причинить старой постройке никакого вреда, поскольку старая постройка просто пропускала ее сквозь себя прямо на нас.

Короче говоря, ночь мы провели не в самых комфортабельных условиях.

На заре кто-то начал колотить в дверь нашего пристанища:

– Подъем! Пора вставать! Мы вас ждем! Мы? Почему они нас ждут? Тут только до меня дошло, что накануне я довольно долго разговаривал с Гиппогрифом, но так и не выяснил ничего по существу. Что-то он там болтал про межвидовые связи, но к нашему нынешнему положению это вряд ли имело отношение. По крайней мере, я на это надеялся.

Дверь не выдержала напора и с омерзительным чавканьем рухнула на раскисший за ночь земляной пол сарая.

Эбенезум со стоном повернулся на другой бок. В дверном проеме возникла орлиная голова Гиппогрифа.

– Да уж, – прокомментировал он. – Ну ладно, дадим вам еще пару минут, чтобы собраться с мыслями. Как-никак, вы – почетные гости.

Эбенезум сел и чихнул.

– Я подожду снаружи, – закончил Гиппогриф и убрал голову из проема. – Мне известно, как вы, люди, дорожите своей частной жизнью.

– Вунтвор, – прохрипел Эбенезум после того, как тот вышел, – я не могу выйти к ним.

Я внимательно посмотрел на учителя. Это путешествие оказалось для него более чем утомительным. Он шутя преодолевал одну неприятность за другой, заклинаниями отводил от нас опасности, хотя и мог чихать после этого часами напролет, но в конце концов всех наших приключений оказалось слишком даже для него. За всю дорогу не больше пяти раз случалось такое, что после особенно тяжелых испытаний аура волшебства покидала его на некоторое время, и тогда нашим глазам представал всего лишь усталый старик.

И вот это случилось опять. Предыдущий день оказался слишком утомительным. Ему нужно было как следует отдохнуть. И прежде всего ему нужно было держаться как можно дальше от всего, что хотя бы отдаленно напоминает магию, иначе его носу конец.

Однако Гиппогриф собирался вести нас на собрание чудовищ. А для моего учителя при его болезни такая встреча – все равно что сезон цветения для аллергика. Если он выйдет к ним сегодня, то это будет его последний выход.

– Я сам справлюсь. – Прежде чем учитель успел что-либо возразить, я вышел из сарая и подошел к Гиппогрифу.

– А где второй? – задал вопрос тот.

– Я главный. – Это была чистой воды ложь. – Второй слишком стар да и болен к тому же, как ты видел. Если он нам понадобится, можно поговорить с ним позже.

Гиппогриф взвесил мои слова:

– Но разве не он – волшебник? То есть я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в человеческой одежде, но, по-моему, на нем мантия мага, не так ли?

Гиппогриф, разумеется, не ошибался. Надо было соображать, и быстро. Как же убедить этих тварей, что Эбенезум ничего собой не представляет, и тем самым дать волшебнику шанс отдохнуть и набраться сил?

– Ну да, старикан был когда-то волшебником, очень давно. Неплохим, кстати. Он и сейчас еще кое-что может, когда в форме. Мы позволили ему сохранить мантию. Это что-то вроде дани уважения. Но у него нет шляпы. Только волшебники в расцвете сил могут носить шляпу.

– А ты, значит, в расцвете? – спросило животное.

Я торжественно кивнул.

– А где же твоя шляпа?

Моя рука невольно потянулась к голове.

– Да, и правда нету. Неловко даже. Боюсь, я ее потерял по дороге сюда, когда нас несла птица Рух.

Гиппогриф пожал лошадиными плечами:

– Что ж, может, так оно и было. С ней всегда так, вечно все теряет. Даже пассажиров иногда… – Гиппогриф торжественно кивнул, точно продолжая обдумывать ситуацию. – Придется тебе объяснить это па. Предупреждаю, его надуть даже не пытайся. Грифоны чрезвычайно чувствительны ко лжи.

Я отреагировал на предупреждение Гиппогрифа небрежным жестом, желая показать, что настоящему волшебнику нет причин опасаться гнева какого-то Грифона. На самом же деле каждый шаг давался мне с большим трудом – так сильно у меня дрожали колени.

Но учитель должен поправиться. Иначе нам никогда не добраться до Вушты и весь мир окажется во власти демонов.

Вновь и вновь повторял я себе эти слова, пока мы приближались к месту сбора чудовищ.

– Тебе, разумеется, известно, что мы довольно долго наблюдали за вашим отрядом, прежде чем потребовали вашего присутствия на нашей ассамблее, – сообщил Гиппогриф.

– Да уж, – отреагировал я. Интересно, неужели они не успели понять, что я всего лишь ученик?

– Именно. Наша организация стремится произвести хорошее впечатление на человеческое сообщество. Мы хотим, чтобы за пределами Зачарованного Леса наши интересы представляли самые выдающиеся люди.

– Да уж! – отреагировал я как можно более решительно. Быть может, беспокоиться все-таки не о чем. Должно быть, мы произвели на них очень хорошее впечатление. Колени мои перестали подгибаться, ноги увереннее зашагали вперед. Если они обо мне такого высокого мнения, то я должен держаться как подобает волшебнику.

– Ну, разумеется, в Зачарованном Лесу не так-то просто отыскать вообще хоть каких-нибудь представителей. По некоторым причинам люди сторонятся таких мест, как это. Должно быть, это как-то связано с тем, что многие члены нашего сообщества любят полакомиться человечиной.

Колени мои вновь предательски задрожали. Я откашлялся.

– Вот как! – выдавил я наконец.

– Не беспокойся, сообщество принесло клятву воздерживаться от употребления человечины до конца нынешней кампании. Ну, по крайней мере, большинство поклялось, и я уверен, что если найдется какой-нибудь отщепенец, то мы успеем призвать его к порядку прежде, чем он успеет отгрызть хотя бы палец на ноге. Так что волноваться не о чем. Просто соблюдай свою часть соглашения, и все будет в порядке.

Я кивнул, изо всех сил стараясь не терять уверенного вида, хотя в душе был напуган до смерти. Какое еще соглашение, когда и где я успел его заключить? Что будет в порядке? У меня совершенно отнялся язык от страха, так что я даже не смог выдавить очередное «вот как».

– Так вот, – продолжал Гиппогриф, – искали мы, значит, достойных представителей, как вдруг откуда ни возьмись появляетесь вы пятеро. А так как Рух не может унести больше двоих за раз, то пришлось выбирать, кого пригласить. К счастью, долго думать не пришлось. Только старый волшебник да ты что-то делали во всей вашей компании.

Я на минуту задумался: