Обратный процесс. Реки крови

Проспав какое-то время, я открыл глаза. Короткий сон вошел в привычку, от того я перестал заводить будильник. Но сегодняшняя причина подъема была именно в странном звуке доносившимся снаружи. На улице к этому моменту уже стемнело. Кэрол спала в инвалидном кресле. А в доме горел свет.

– Черт, – раздосадовано произнеся я, понимая, что забыл выключить пару лампочек в доме. Звуки снаружи не прекращались. Я схватил, лежавшую рядом, винтовку и перезарядил её.

Кэрол пришлось отвезти в подсобку для её же безопасности. Как только я направился к входной двери раздался звук осыпающего стекла. Очередное окно оказалась разбито.

– Вот же сукины дети. – Я поднял оружие и заорал торчащей со стороны улицы голове. – А ну пошел вон или я пристрелю тебя!

Но старик продолжал попытки забраться через окно.

– Ну всё, ты напросился.

Я не хотел никого убивать, но ситуация выходила из-под контроля.

Как только я открыл входную дверь в дом ввалились несколько жителей. Они вошли с такой прытью, что чуть не сбили меня с ног.

– Оставьте нас в покое! – заорал я. – Это мой дом!

Меня никто не слушал. Семь старых мужчин и женщин разбрелись по первому этажу переворачивая вверх дном все что, по их мнению, плохо лежит. Они искали еду. И те, кто отправился на кухню обнаружили её первыми. Услышав чавканье остальные начали подтягиваться к подъедающим. Я смотрел на все это с изумлением и понимание того, что их невозможно выпроводить. С ними нельзя договорится. Эти люди больше не разумны. Я посмотрел на свою винтовку, а затем на них. Семь. Семь человек. Неужели мне придется их убить? Неужели эти люди заслужили смерть? Но… если я позволю есть запасы, то мы сами умрем с голоду. Нужно выбирать, выбирать прямо сейчас. К чему я должен прислушаться? К разуму, говорящем о необходимости защитить свои запасы или к душе, ноющей о праве жить каждого? Даже если они сейчас насытятся, то это не на долго отсрочит их смерть. Старики не выживут без разума, без мышления. Рано или поздно они все равно погибнут. А вот у меня и Кэрол шанс есть…

Я поднял оружие. Прицелился. Глубокий вдох, медленный выдох. Глубокий вдох… Выстрел. Пуля, прошив голову насквозь, угодила в стену вместе с частичками мозга. Старик тут же рухнул на пол. Я мгновенно перевел дуло на другую мишень и нажал спусковой курок. Второй, а затем и третий выстрел угодили в цель. Уже три трупа лежали у меня кухне. С полным отчуждением от реальности я продолжил пальбу. Оставшиеся не реагировали на убитых, и все также слизывали остатки еды с грязной посуды. После двух выстрелов, и еще двух трупов, я перезарядил винтовку и уничтожил оставшихся. Кухня напоминала картину из кошмарного сна, где роль психопата-убийцы играл я. Именно я окрасил стены в кровавые тона, устлав пол трупами. Сатана бы мне поаплодировал стоя. Но я не закончил. Время остановится не пришло. С окаменевшим лицом, и полном отсутствие какой-либо морали я вышел на улицу. Вблизи было еще троя, один из них продолжал безрезультатные попытки влезть через окно. Я прикончил его и двух других на месте. Никого не обнаружив поблизости я остановился. Сглотнул. Рот и горло оказались настолько сухие, что больно глотать.

С улицы я заглянул в окно собственной кухни. Посмотрел вокруг. Море крови и куча трупов. И всех убил я. Я, убийца. Мне плохо от одной только этой мысли. Неожиданно накатил рвотный позыв. Меня стошнило. Я вытерся рукавом и машинально бросил взгляд на улицу. Во тьме проявился силуэт старика. Подчиняюсь инстинкту выживания он прихрамывал в сторону громких звуков выстрела. Я перезарядил оружие. Прицелился. И заметил позади него еще несколько людей.

– Господи, – прошептал я и выстрелил. Выстрелил столько раз сколько было нужно.

Через мгновения я осознал, что через дворы пробирался еще человек. Из противоположной стороны выскочил другой. Они будто окружали меня. Будто договорились захватить мой дом. Вынуждали истреблять. Сводили с ума. Заставляли стрелять и стрелять. Еще и еще. В какой-то момент прицел винтовки оказался бесполезен из-за постоянно льющихся слез. Точная стрельба была невозможна из-за того, что я не просто плакал, я рыдал, но только без эмоций, без звуков. Слезы все лились и лились. На ближней дистанции пригодился револьвер. Из него я убил еще нескольких.

Я сбился со счету скольких лишил жизни в ту ночь. Наверное, двадцать, или тридцать стариков покинули этот мир. Утром я не стал убирать тела, а вместо этого вышел на центральную улицу еле держась на ногах от усталости, недосыпа и сильнейшего стресса. Прекрасно понимая, что нападки лишенных разума не закончатся пока есть хотя бы один отупевший в моей деревни я остановился по середине дороги. Огляделся. Заметив кого-то вдали, я снова взвел прицел винтовки и выстрелил. Это было истребление, истребление оставшихся в живых. В какой-то момент я поверил, что делаю это для их блага. Но это безумное бремя, с которым я буду жить до конца своих дней. Я это понимал, и от этого мне становилось невыносимо. Я продолжал отстрел пока блуждающие не перестали попадаться мне на глаза. Затем я припал на колени и уже не смог зарыдать, сил не было даже на это. Я рухнул спиной на землю и из моего рта раздавались не понятные, не человеческие звуки. Я пытался кричать, но получалось только вопли сумасшедшего. Из красных глаз текли слезы. Я смотрел в небо и изнывая смог проговаривать лишь одно:

– Я убийца. Я убийца…

Не знаю сколько я пролежал на земли, но, когда поднялся и умыл лицо от грязи, крови и слез, я принялся за работу. В этот момент моя голова была пуста, мои движение напоминали бездумного, заболевшего тем же вирусом, что и убитые старики. Чувства ко всему произошедшему закостенели, заглохли. Я хоронил каждого, копал могилы каждому. Если я признавал в лицах жителей знакомых и приятелей, то писал на самодельных крестах имя и фамилию. Многие остались без имени, но я все равно похоронил их, похоронил как людей. Когда оставалось выкопать несколько ям трактор сломался. Пришлось копать вручную. Не смотря на усталость и возраст, я справился. Но после работ не чувствовал ни рук, ни ног…, не чувствовал я себя и человеком.

Со временем я истребил остальных. Очистил деревню от людей. Сделал её стерильной. То есть почти стерильной, ведь в ней остались два жителя. Я и Кэрол. Я продолжал кормить её, мыть, выводить на прогулки в кресле к которому она была насильно прикована. Продолжал разговаривать с ней. Пытался увидеть в глаза жены хоть какой-то намек на способность рассуждать. Но нет. Эти глаза, этот взгляд был безумен. Кэрол не могла разговаривать. Она полностью потеряла этот дар. Но при этом изо рта вылетало что-то вроде звуков ненависти и злобы. Это уже была не она. Я точно знаю, что это не она. Вместо Кэрол я видел лишь её оболочку. Любимая жена не позволила бы себе такого поведения. Более того, если бы я поменялся с ней местами, она бы сделала, то, о чем я задумывался все чаще и чаще… Как-то в очередной раз я решил с ней поболтать, правда тему для общения выбрал крайне неприятную.

– Дорогая, – обратился я, зная, что не дождусь ответа. – Ты… все еще любишь меня?

Она рычала, шипела и орала. Я заговорил вновь:

– А я до сих пор люблю тебя. Наш брак – лучшее, что было со мной. А ты – лучшая жена, что можно только представить. – Я улыбнулся. – А помнишь, помнишь, как мы поженились? Мы сыграли свадьбу без гостей, без родственников, и нам было плевать на всех. Мы были независимые от общества и суждений… правда мы сильно зависли друг от друга. И мы понимали, что главное, это то чтобы мы счастливы. И мы были счастливы! Ты лучшее что случилось со мной. Я тут на днях приготовил нам обоим прекрасное место у церкви… Мы как-то говорили о том, что видеть смерть близкого это самое большое горе и никто из нас не хотел умирать последним. Так вот, кажется мне не повезло. Я не хочу видеть твою смерть, но… я дал обещание. Помнишь? Мы сидели там, во дворике и ты взяла его с меня…

Полный разочарования я задумался, склонив голову. Мой, смотрящий в пустоту, взгляд наполнился сожалением. Через миг я продолжил:

– И знаешь, сейчас я жалею, что давал это обещание. Зачем я поддался на твою авантюру. Наверное, ты уже тогда понимала, что всё будет именно так?

Мои глаза намокли, но я продолжал улыбаться. Я моргнул, и первая слеза покатилась по морщинистой щеке.

– Я сдержу свое слово… Кэрол… – Надежда на чудо не отпускала меня. – Отзовись если ты еще там… Я не хочу этого делать.

Я посмотрел на револьвер, лежащий рядом. Слезы полились чаще.

– Не хочу тебя убивать… и в то же самое время не хочу, чтобы ты страдала.

Я поднял оружие и сжал рукоятку.

– Мир не будет прежним без тебя.

Всхлипывая я поднес ствол ко лбу жены.

– Кэрол, – обратился я, рыдая. – Умоляю, скажи что-нибудь…

Она захрипела.

Я оттягивал неизбежное.

Рука дрожала, а мой ломанный голос произнес:

– Я люблю тебя и всегда буду любить.

Выстрел. Я взывал. Сжал револьвер сильнее и поднес к собственному виску. Затем заорал, нажимая спусковой крючок множество раз. Выстрели, перенаправленные в сторону от головы, оглушили меня. Барабан опустел. Я обнял труп жены и долго, долго не отпускал…

На могилу жены я ходил каждый день, разговаривал с ней будто она до сих пор слышат и понимает меня. Делился каким-никакими событиями. Рассказывал, как ездил в пригород в поисках припасов. Как гулял по лесу собирая грибы и ягоды и даже как отъехал дальше обычного и нарвался на охотничий домик, где проводил много времени. Лес меня успокаивал. Порой я даже засыпал там и просыпался после заката. Приходилось добираться до деревни ночью.

В остальное время одиночество меня убивало. Я часто разговаривал сам с собой. Кошмары продолжали сниться. В конце концов меня это все достало. Я устал от такой жизни и решил, что с меня хватит. В этом мире уже не изменится ничего, кроме меня. Я окончательно состарюсь и стану беспомощным. Либо свихнусь, что более вероятней.

Без истерии и без соплей я прикладывал револьвер к виску все чаще и чаще, рассуждая о плюсках и минусах жить дальше. И минусов всегда было больше. Гребанный инстинкт самосохранения каждый раз убирал револьвер от виска.

Когда я все же набрался смелости сделать это. Я перебрался в нашу спальню, сел на кровать, покосился в зеркало и сказал:

– Ну что старый хрыч, пора? – я улыбнулся собственному отражению. – Пора, я знаю. Хватит откладывать неизбежное, да и Кэрол заждалась.

Я открыл барабан. Полный. Приложив ствол к виску, я улыбнулся. К этому моменту я свыкся с мыслями о смерти, привык к ним и при этом понял одно: я уйду из этого мира с достоинством.

Сидя на кровати с револьвером у виска я машинально посмотрел в окно напротив и заметил движение. Я пригляделся.

Единственное что я смог произнести:

– Какого черта?

Это был человек. Он был на улице. Совсем недалеко от моего дома. Я схватил винтовку и посмотрел в прицел. Ну точно – человек, мне не причудилось, и тут же в голову закралась мысль:

«В этом мире выживают только отморозки».

Я был готов нажать на курок, но вдруг позади человека появились животные. Это была собака и кот.

– У меня точно поехала крыша, – прошептал я, рассматривая животных.

Но выяснить, рехнулся я или нет, хотелось наверняка. Я решил отложить намеченный день смерти. Но вопрос на долго ли, остался открытым.