Почти полный список наихудших кошмаров

• Злобный петух по имени Фред, который повсюду следовал за Розмари Солар по пятам и был, по ее словам, духом, прибывшим прямиком из литовского фольклора.

В гостиной действительно тихонько играла группа Green Day. Розмари Солар, женщина лет сорока, сидела на диване напротив телевизора и смотрела похоронное слайд-шоу, которое составила несколько лет назад на случай, если кто-то из ее детей внезапно умрет. Каштановые волосы рассыпались по плечам, при каждом ее движении раздавался звон: тонкие хрупкие запястья и пальцы были унизаны серебряными кольцами и талисманами удачи. Монетки, вшитые в одежду – на подоле и рукавах, – пристроченные металлической нитью с внутренней стороны каждого кармана, звякали, словно капли дождя.

Отличительными особенностями своей матери Эстер считала следующее:

• В молодости Розмари была чемпионкой по роллер-дерби[7 - Роллер-дерби – контактный командный вид спорта на роликовых коньках, квадах. Является преимущественно женским видом спорта, но также приобретает популярность в соревнованиях среди мужских, смешанных и юниорских команд.] и носила прозвище «Бестия». На всех фотографиях, которые есть у Эстер, ее мать запечатлена на треке в специальной форме. На снимке она выглядит почти как Юджин: те же темные волосы, те же карие глаза, та же бледная кожа, лишенная веснушек, усеивающих тело Эстер. Просто поразительно.

• К восемнадцати годам Розмари уже была однажды замужем за мужчиной, который оставил тонкий изогнутый шрам в форме буквы «С» на ее левой брови. Имя мужчины и то, как сложилась его дальнейшая судьба, никогда не упоминались. Эстер нравилось представлять, что вскоре после ухода Розмари его постигла долгая и мучительная смерть: быть может, его сожрали дикие псы или медленно сварили в огромном чане с маслом.

• По профессии Розмари была садоводом, а потому обладала способностью выращивать растения одним лишь прикосновением. Казалось, цветы в ее присутствии расцветали и даже склоняли свои головки, стоило ей пройти мимо. Дубы на лужайке перед домом слушались ее, когда она шепотом уговаривала их расти. В ней всегда ощущалась толика волшебства.

Последнее качество Эстер особенно любила в Розмари. Чувствовала его с самого детства: даже если вера в фей, Санту и письма из Хогвартса прошла, девочка по-прежнему ощущала звонкую вибрацию силы, исходившую от мамы.

В представлении Эстер магия была некими узами. Невидимой серебряной нитью, связывавшей их сердца, несмотря на расстояния. Именно она приводила Розмари по ночам в спальню Эстер, когда той снились кошмары. Именно она заставляла утихнуть головную или зубную боль, успокоить расстроенный живот, как только мама прикладывала ладонь ко лбу.

А потом на них, как обычно, обрушилось проклятие. У Питера случился инсульт, после чего он закрылся в подвале. С деньгами стало туго. Розмари пристрастилась к азартным играм, и из-за боязни проиграть ее медленно поглотил страх неудачи. Узы, связывавшие мать и дочь, постепенно начали слабеть, угасать и в конце концов порвались. Нет, Эстер не стала любить свою мать меньше, просто магия рассеялась, и Розмари медленно, но верно превратилась в человека – окончательно и бесповоротно.

А в мире практически ничего не было хуже людей.

Розмари спрыгнула с дивана и притянула Эстер в удушающие объятия, сжимая под мышкой недовольного Фреда. От нее исходил аромат шалфея и можжевельника. Одежда пропиталась запахом полыни и гвоздики. В дыхании угадывались легкие нотки мяты. Все эти травы были призваны уберечь от неудачи. Розмари Солар благоухала как ведьма – впрочем, таковой ее считали многие жители в округе и таковой, возможно, ей самой нравилось себя считать, но Эстер-то знала правду.

– Я так волновалась, – сказала Розмари, убирая мокрые волосы с лица дочери. – Где ты была? Почему не отвечала на звонки?

Эстер некоторое время наслаждалась этим прикосновением и проявленным беспокойством, ее даже охватило желание раствориться в маминых объятиях и поддаться утешению Розмари, как это бывало в детстве. Но сейчас банального обезболивающего свойства ее рук было недостаточно, чтобы компенсировать очередную пропажу денег, а потому она отстранилась.

– Если бы ты заехала за мной, как положено, меня, возможно, не ограбили бы самым жестоким образом по пути домой, – случай с Джоной едва можно было назвать ограблением, но Розмари необязательно было об этом знать. Порой Эстер нравилось вызывать у нее чувство вины.

– Тебя ограбили?

– Жестоким образом. Ты должна была меня забрать.

Лицо Розмари приобрело страдальческий вид.

– Но я увидела черную кошку.

Уже не в первый раз Эстер обожгло это необъяснимое явление «к себе – от себя», которое характеризовало их отношения последние несколько лет. «К себе» притягивало ее, вызывало желание прижать к щеке Розмари ладонь и заверить ее, что все будет хорошо. А «от себя» – всевозможные дурные мысли – напротив, отравляли ее нутро, поскольку это было несправедливо. Несправедливо то, кем стала ее мать. Несправедливо, что все Солары обречены жить в нелепом страхе.

– Иди сообщи своему отцу, что ты в безопасности, – наконец произнесла Розмари.

Эстер подошла к кухонному лифту, отыскала лежавшие внутри ручку и блокнот и написала записку: «Я в безопасности. Пожалуйста, не обращай внимания на все предыдущие сообщения. Скучаю по тебе. С любовью, Эстер». Потом свернула листок, положила его в кухонный лифт и покрутила колесо – благодаря этому механизму крохотный подъемник опускался в подвал. Когда-то его применяли для доставки дров в котельную, нынче же использовали только для общения.

– Привет, Эстер, – разнесся по шахте голос Питера Солара минуту спустя. – Рад слышать, что ты не пропала.

– Привет, пап! – крикнула она в ответ. – Что смотришь на этой неделе?

– Сериал «Морк и Минди»[8 - «Морк и Минди» – американский комедийный фантастический сериал (1978–1982 гг.).]. Ни разу не видел его, с тех пор как он вышел. Забавный фильм.

– Здорово.

– Люблю тебя, дорогая.

– И я тебя люблю.

Закрыв дверцу лифта, Эстер отправилась к себе в комнату. Сотни свечей в коридоре отзывались шипением, когда капли воды стекали с ее волос и одежды на пол. Ее спальня напоминала противорадиционные убежища из постапокалиптических фильмов, где герои хранили все предметы искусства Лувра, Рейксмузея и Смитсоновского музея в попытке спасти все возможное от человечества. Большая часть мебели когда-то принадлежала ее бабушке и дедушке: черный металлический каркас кровати, письменный стол из тикового дерева, резной сундук, который дедушка привез откуда-то из Азии, персидские ковры, почти полностью устилавшие деревянные полы. Все, что она смогла спасти из их причудливого жилища. В отличие от остальной части дома, его пустой, скудной обстановки, не считая заклеенных выключателей, ламп и свечей, стены ее комнаты украшали картины в рамах, индийские гобелены и книжные полки – красные обои под ними едва виднелись.

А еще костюмы. Костюмы были повсюду. Костюмы, вываливавшиеся из большого платяного шкафа. Костюмы разной стадии готовности, свисавшие с потолка. Костюмы, приколотые к трем винтажным манекенам: огромные кринолины, сверкающие черные платья и болотно-зеленые полоски кожи, настолько мягкой, что на ощупь она напоминала растаявший шоколад. Павлиньи перья, нитки жемчуга и латунные карманные часы, показывавшие разное время. Швейная машинка «Зингер» – ее покойной бабушки, – накрытая лоскутами бархата и шелка, готовыми для выкроек. Дюжина масок, висевших на каждом столбике кровати. Целый комод косметики: баночки с золотыми блестками, бирюзовые тени, пудра для лица цвета белой кости, жидкий латекс и красная помада, яркая до рези в глазах.

Юджин обычно отказывался сюда заходить, поскольку из-за такого обилия вещей комната выглядела темнее, чем была на самом деле. А еще потому что скотч не удерживал выключатели неизменно в рабочем положении, и теоретически какой-нибудь мстительный призрак мог в любое время при желании выключить свет. (Мстительные призраки особенно беспокоили Юджина. Он часто думал о них. Даже очень часто.)

Эстер поставила корзинку на пол и начала снимать мокрый плащ, когда возле заваленной одеждой вешалки в дальнем углу комнаты заметила духа. Хефциба Хадид, скрытая наполовину грудой шарфов, стояла с широко распахнутыми глазами, словно случайно обнаруженный призрак.

– Боже мой, Хеф! – выдохнула Эстер, прижав руку к груди. – Мы же договаривались. Ты не можешь молча прятаться здесь.

Хефциба с виноватым видом вышла из угла.

За первые три года их дружбы Эстер сделала вывод, что Хефциба – ее воображаемая подруга. По правде говоря, та ни с кем не общалась, да и учителя никогда не вызывали ее, потому что она ни с кем не общалась. Девочка просто крутилась рядом и повсюду следовала за Эстер, которая, впрочем, ничуть не возражала, поскольку никто особо не стремился с ней дружить.

Все во внешности Хефцибы было тонким и длинным: тонкие, длинные волосы, тонкие, длинные руки и ноги. Волосами пепельного цвета и светлыми глазами она походила на Бар Рафаэли[9 - Бар Рафаэли – израильская топ-модель.].

Не успела Эстер скинуть плащ, как Хефциба заключила ее в грубые объятия – редкое проявление любви с ее стороны, – а после, вернувшись на свое место в углу, вопросительно посмотрела на нее: «Что случилось?» За десять лет своего знакомства они научились прекрасно общаться без слов. Эстер знала, что Хеф может говорить – однажды подслушала ее разговор с родителями. Однако Хефциба поняла это и потом месяц не разговаривала с Эстер. Точнее, не не разговаривала. В общем, неважно.

– Меня ограбил Джона Смоллвуд. Помнишь мальчишку из класса миссис Прайс, который обманом заставил меня влюбиться в него, а после исчез?

Хефциба одарила Эстер презрительным взглядом, который та истолковала как «Помню». А потом жестами показала: «Он тебя снова обманул?»

– Да. Выманил у меня пятьдесят пять долларов, украл бабушкин браслет, мой телефон и фруктовую пастилу. – Хефциба пришла в ярость. – Да, знаю, фруктовая пастила – это удар ниже пояса. Я тоже очень зла.

«Но мы же все равно пойдем на вечеринку, да?» – показала Хеф. Как бы здорово они ни общались в детстве, в подростковом возрасте стало ясно: им требуется более сложная система общения, чем мимика. Поэтому родители Хефцибы оплатили им троим: Хеф, Юджину и Эстер – обучение языку жестов.

Эстер по-прежнему не желала идти на вечеринку. Она с самого начала туда не хотела. Ведь вечеринки – это люди, люди – это глаза, глаза – это испытующие взгляды, впивающиеся в кожу, будто маленькие осуждающие долгоносики, а осуждение – это прилюдный приступ гипервентиляции, который ведет к еще большему осуждению. Однако Хеф скрестила руки на груди и кивком головы указала на входную дверь – этот жест Эстер истолковала как «Это дружеская просьба, и она не обсуждается».

– Ох, ну ладно. Дай мне только собраться.

Хефциба улыбнулась.

«Нам, наверное, нужно взять Юджина с собой», – показала она.

– Точно, если мама уйдет. Нам нельзя оставлять его здесь одного.

Юджин не только не переносил темноту, но и не мог по ночам оставаться дома один. «Когда ты один, они приходят за тобой», – так он всегда говорил.

Поэтому Эстер отправилась за братом.

Комната Юджина представляла собой противоположность ее спальни: голые стены и полное отсутствие мебели, за исключением одинокой кровати, стоявшей в центре комнаты точно под люстрой. Юджин лежал на тонком матрасе и читал в окружении дюжины ламп и втрое большего количества свечей, словно присутствовал на своих похоронах. В некотором смысле так оно и было. Каждый день с приходом ночи, когда солнце садилось, Юджин исчезал, а на его место приходило опустошенное существо: оно тихо передвигалось по дому и впитывало в себя каждую частичку света, отчего его кожа ярко сияла, разгоняя тьму.

– Юджин, хочешь пойти на вечеринку? – предложила Эстер.

Он оторвался от книги.