Память Вавилона

Титан, ковчег Инь, властительницы массы.

Корполис, ковчег Зевса, властителя метаморфозы.

Ситэ, ковчег Персефоны, властительницы температуры.

Селена, ковчег Морфея, властителя ониризма.

Весперал, ковчег Виракочи, властителя фантомов.

Аль-Андалузия, ковчег Ра, властителя эмпатии.

Звезда, нейтральный ковчег, центр Межсемейных институтов власти.

И, конечно, Аркантерра – ковчег Януса, властителя пространства, который отсутствовал на карте, ибо его местоположение было неизвестно.

Офелия два с лишним года изучала их – эти двадцать ковчегов и еще один, далекий и недоступный, – укрывшись в своей тесной спаленке. Изучала старательно, все подряд, но теперь ей казалось, что она так ничего и не разведала.

И девушка вынула из кармана открытку старого крестного. Фотография тоже пострадала в туалетном потопе, но на ней все-таки было отчетливо видно монументальное здание XXII Межсемейной выставки.

– Вот он, мой путь, – сказала она наконец, ко всеобщему изумлению. – Я должна отправиться на Вавилон. И притом одна.

Расставание

Прижав к груди шарф, Офелия глядела на дверь Розы Ветров. Едва Арчибальд, подмигнув на прощанье, закрыл ее за девушкой, как мерцающий свет в щелях дверного проема угас. Офелия нажала на ручку и осторожно приоткрыла створку: просторный круглый зал ротонды сменила какая-то убогая хижина. Путь назад был закрыт, и закрыт надежно.

«Я одна», – внезапно осознала Офелия, обводя широко раскрытыми глазами темное помещение. Одна в незнакомом месте, в тысячах километров от дома, с единственным путеводителем в виде почтовой открытки шестидесятилетней давности. Почти три года она мечтала об этой минуте, а теперь, когда поняла, что цель достигнута, у нее закружилась голова.

И все же девушка решительно переступила порог. Ей было страшно – что верно, то верно, – но она ни о чем не жалела.

Вот оно, место, куда ее доставила Роза Ветров. В белесом свете, сочившемся сквозь мутное стекло входной двери, смутно виднелись лопаты, грабли, заступы и глиняные горшки. Похоже, Офелия очутилась в садовой сторожке, неизвестно кому принадлежавшей. Но в любом случае она не хотела бы встретиться с ее хозяином. Даже на Аниме, где все было общим, не полагалось являться куда-нибудь без приглашения.

Девушка бесшумно вышла за порог, но тут же остановилась как вкопанная: снаружи не было ничего. Одна только белизна, невероятная, неумолимая белизна, словно кто-то стер внешний мир огромной резинкой, оставив вместо него чистый лист бумаги.

Офелия с возрастающей тревогой смотрела во все стороны. Сторожка ни к чему не примыкала, просто торчала в пустоте, нелепая и заброшенная. От влажной удушливой жары девушка в своем пальто сразу взмокла, а ее очки запотели. Неужто Гаэль и Ренар ошиблись в расчетах? Или, может быть, Арчибальд, положившись на свой новый дар, промахнулся и послал ее не туда?

– Куда же это меня отправили? – прошептала Офелия.

– Ботанический сад Поллукса.

Девушка вздрогнула и обернулась. Голос – какой-то потусторонний, не похожий ни на один когда-либо ею слышанный, – прозвучал сзади, из глубины сторожки.

– Извините, – пролепетала Офелия, ища глазами говорившего. – Я заблудилась и не могу…

– Посетителям не рекомендуется посещать сад в период туманов. Всему свое время. Нынче дождь, а завтра вёдро[2 - Вёдро (прост.) – теплая, ясная, сухая погода в летний период.], – прервал ее тот же голос.

Наконец Офелия поняла, откуда он исходит. У стены стоял робот, такой маленький и неподвижный, что она не заметила его среди лопат и прочего инвентаря. Голос шел из его живота, усеянного мелкими дырочками; глаза, нос и рот отсутствовали, одежда тоже, если не считать фуражки, какие обычно носят начальники вокзалов, с вышитыми на тулье словами «Экскурсия с гидом».

Офелия видела такого же робота лишь однажды, он сопровождал знаменитого путешественника Лазаруса.

– Значит, всему свое время? – спросила она.

Робот не ответил. Офелия снова огляделась и наконец поняла, что окружавшая ее белизна – просто туман, правда, необыкновенно густой. Она слегка успокоилась. Раз это сад Поллукса, значит, она попала по назначению: Поллукс и его сестра Елена, Духи Семьи, управляли Вавилоном.

– А когда же наступит вёдро? – спросила она, повторив слово, произнесенное роботом.

– Ботанический сад Поллукса открыт ежедневно в летние дни, с рассвета до заката, – монотонно произнес робот, все так же навытяжку стоя у стены. – Всему свое время. Кто ждет, тот дождется.

Значит, на Вавилоне пока еще лето? Офелия подумала: «Видно, я невнимательно читала учебники географии». Она вернулась в сторожку, вынула открытку крестного и поднесла ее к голове робота, не очень-то понимая зачем, поскольку в этой голове не было ничего похожего на глаза.

– Мне нужно найти место, где состоялась Двадцать вторая Межсемейная выставка. Фотография слегка устарела, но, надеюсь, здание еще сохранилось. Вы можете мне указать, куда…

– Ботанический сад Поллукса, – тотчас откликнулся робот.

Офелия присела на перевернутую кадку и поймала свое отражение в стекле оранжерейной рамы, прислоненной к стене. Она увидела в нем потемневшие очки, длинную спутанную косу, взволнованный шарф, и ей вдруг стало ясно, с чего нужно начать: «Я слишком похожа на саму себя. Что, если меня кто-то узнает?!»

И она начала покусывать шов своей перчатки чтицы, размышляя над этой проблемой. Теоретически маловероятно, что Бог тоже прибыл сюда, сумев ее опередить. Она ведь избрала свой маршрут по таким мелким, вторичным признакам, как золотистая мимоза, статуя безглавого солдата и старая школа. Именно эти три образа, возникшие при чтении Книги Фарука, и привели ее на Вавилон.

Три образа, о которых Офелия рассказала только одному человеку – Торну.

Все ее поиски и выводы указывали на то, что история – великая история Духов Семей, их Книг, Бога и Раскола – началась тут, на Вавилоне. Возможно, Офелия смогла бы раскрыть эту тайну, последовав за Арчибальдом на Аркантерру, но вряд ли она отыскала бы там Торна. Если он пришел к тем же выводам, что и она, если ему удалось покинуть Полюс (а Офелия считала Торна способным и на то, и на другое), значит, он непременно должен оказаться на Вавилоне.

Тут она вдруг вспомнила, что у нее всего одна пара перчаток, и перестала их покусывать.

– Нет, все-таки я слишком похожа на саму себя, – повторила она, встряхивая очки, чтобы они потеряли окраску.

Теперь, когда Настоятельницы упустили ее, они срочно известят об этом Бога. А Он почти наверняка внедрил Попечителей на Вавилон, и те, конечно, получат точное описание ее внешности и приказ разыскать беглянку. Значит, нужно принять самые срочные меры, чтобы остаться незамеченной. Она не может избавиться от своей близорукости и маленького роста, но в остальном…

Порывшись в садовом инвентаре, Офелия без труда отыскала большие ножницы для стрижки живых изгородей и неловким, но решительным жестом отрезала косу, которая тяжело, как сноп, упала к ее ногам. Она взглянула на себя в стекло рамы, и ей показалось, что ее голова украсилась множеством вопросительных знаков: волосы, получив свободу, встали крутыми завитками. Девушка отращивала косу с самого детства, но, странное дело, ровно ничего не почувствовала, сунув ее в мешок с сорняками. Как будто эта коса была не украшением, а канатом, привязывавшим ее к прошлому.

Затем Офелия спрятала пальто под стопкой садовых фартуков: раз уж на Вавилоне стоит лето, оно ей не понадобится. Но, когда она стала развязывать шарф, тот оказал яростное сопротивление.

– Послушай, ты слишком бросаешься в глаза. Не глупи, я ведь не собираюсь тебя бросать. Ты останешься со мной, только в сумке.

И Офелия раскрыла сумку на ремешке, которую вручил ей Ренар при прощании. В ней лежали кое-какие вещи, собранные тетушкой Розелиной, печенье и пластиковая бутылка газированной воды, а также фальшивые документы, изготовленные для нее Арчибальдом в ротонде Розы Ветров, – там хватало бланков для любых подделок.

– Меня зовут Евлалия, – объявила себе Офелия, глядя в удостоверение личности. – Я анимистка в восьмом поколении, но саму Аниму никогда не посещала.

Все это звучало вполне правдоподобно, если не вдаваться в подробности. Девушка слышала от двоюродного деда, что несколько их кузенов и в самом деле жили на разных ковчегах, рассеянных в пространстве.

– Меня зовут Евлалия… – задумчиво повторила она.

Почему Евлалия? Когда Арчибальд предложил ей выбрать себе новое имя, она не колеблясь назвала себя именно так. Однако теперь, по здравом размышлении, девушка сочла этот выбор неудачным. Новое имя слишком уж походило на ее собственное.

Офелия устроилась поудобнее между двумя мешками с удобрениями. «А Торн? – подумала она, закрыв глаза. – Удалось ли ему вернуть себе подлинное имя после бегства? Живет ли он в достойных условиях? И ест ли досыта? У него такой скверный аппетит…»

Девушка вздрогнула, когда ей в лицо ударил яркий свет. Оказывается, она незаметно для себя задремала. Прикрыв глаза ладонью, она увидела в щелку между пальцами выходившего из сторожки робота. В открытую дверь ворвалось ослепительное солнечное сияние. Офелия подняла с пола сумку и вышла наружу. Едва она ступила за порог, как у нее перехватило дыхание от чудовищной жары. Туман давно разошелся, и за его растаявшей завесой открылась настоящая фантасмагория ярких красок, зелени и фонтанов, фруктов, птиц и насекомых.

Какой бы ошеломляющей ни была буйная красота ботанического сада, Офелия недолго ею тешилась: от экзотических ароматов она неудержимо расчихалась, и этот приступ длился все время, пока она шла за роботом через заросли папоротников. Даже расставшись с пальто, она изнемогала в знойной, влажной атмосфере; взмокшее от пота платье липло к телу. Где она, серая зимняя непогода далекой Анимы?!