Дорогой враг

После этих слов Мейкон выпрямился, угрожающе нависнув надо мной.

– Надо полагать, ты из тех людей, которые ставят внешность на второй план и любят человека за его личность?

Я почувствовала себя загнанной в ловушку. Я не знала, куда этот разговор приведет и как его избежать. Высоко задрала подбородок и сохранила спокойствие.

– Да.

Мейкон кивнул, словно подтверждая что-то, только ему известное, и наклонился ближе.

Когда большинство парней в этом возрасте зловонно пахли спреем для тела из супермаркета, от Мейкона исходил аромат мыла из кедровых орешков и феромонов.

– Скажи мне, Картофельный Шарик, те полуголые пожарные, которых ты повесила в своей комнате и по которым сохнешь, тоже имеют красивую душу?

Вся кровь хлынула с моего лица, оставляя после себя покалывающее ощущение.

Улыбка Мейкона глубоко ранила.

– Я ни за что не поверю, что тебе нравится Хейз за его интересную личность. Ты ведешь себя высокомерно и горделиво, хотя на деле ты падка на внешность, как и все мы. По крайне мере, у меня хватает смелости признать это.

Знаете, что самое ужасное в этой ситуации? Что он был прав. Я захлопнула шкафчик и побежала прочь.

– Было очень забавно, Картофельный Шарик, – крикнул он мне вслед, насмехаясь. Громко насмехаясь. А когда Мейкон Сэйнт что-то говорил, то люди впитывали это.

Во время обеда в столовой можно было услышать хихиканье со словами «Картофельный Шарик». Ужас только разросся, когда на следующий день в меню подавали жареный сыр и картофельные шарики. Десятки этих маленьких коричневых картофельных кусочков летели в мою сторону. На мне висело клеймо, данное королем старшей школы Шермонта, и все относились ко мне соответствующе.

Издевательства дошли до такой степени, что я едва не отказалась идти на выпускной. В конце концов в это вмешалась Сэм и завела меня в мою комнату, чтобы поговорить.

– Не позволяй Сэйнту задевать себя. Он от этого получает удовольствие. – В серо-голубых глазах сестры не было намека на хитрость, когда она схватила меня за руку. – И, по правде говоря, это круто, что он дал тебе прозвище. Больше ни у кого его нет. Даже у меня. – Она нахмурилась, будто только что это поняла, и ей это не понравилось.

– Картофельный Шарик – не прозвище, – сорвалась я, – а оскорбление, и ты тоже всегда можешь его получить.

– Нет. – Саманта помотала головой, перекинув свои прямые блестящие волосы через плечо. – Мне нужно кое-что другое. Что-то, что будет отражать нашу глубокую связь.

Я прекрасно умела держать рот на замке, но неожиданно слова сами по себе вылетели из меня.

– Как насчет Самовлюбленная? Поскольку вы оба любите глазеть в зеркало.

Как только я произнесла это, то поняла, что это было грубо. Прекрасное лицо сестры стало ярко-розовым, и она спрыгнула с моей кровати.

– Сэм, я не это хотела…

– Нет, – резко процедила она. – Ты сказала то, что сказала. А знаешь, Сэйнт прав, ты просто не можешь нормально общаться с людьми.

– Прости, я не могу удержаться от словесной иронии, – парировала я.

– Все всегда оборачиваешь в шутку, – процедила Сэм, хотя я даже не шутила. Она скрестила руки на груди. – Твоя проблема в том, что ты знаешь правила игры.

– Игра? Жизнь не игра.

– Брехня. Жизнь всегда была и будет игрой. Улыбайся, хочешь ты того или нет; благодари людей, в состоянии они помочь тебе или поддержать. – Она загибала пальцы, пока произносила это все. – Когда они посчитают тебя милой, полезной и честной, по их мнению, то позволят вытворять что угодно.

– И ты думаешь, я должна быть такой? – перебила я. – Лицемеркой?

Сэм лишь пожала плечом.

– Лицемерка или нет, но благодаря этому успешные люди и добиваются таких высот. Они играют, находят союзников и реализуют свои планы.

– Если это успех, то я не хочу в нем участвовать. Я предпочту провалиться с чистой совестью.

Сэм громко выдохнула.

– Оставайся стервой, если хочешь, но я-то знаю, что ты просто боишься идти на выпускной. Одна. – И с этими словами она выбежала из комнаты.

Так и было принято решение. Я отправилась с мамой покупать платье. Потому что никто не смел называть меня трусишкой. Я выбрала облегающее атласное платье в пол с короткими рукавами нежно-зеленого цвета. В нем я чувствовала себя неловко и голой, но мама поклялась, что я выгляжу прекрасно.

На выпускной я пошла одна. Безусловно, я знала, что не единственная пришла без пары. И все же не перестала меньше нервничать, пока шла по коридору отеля в бальный зал, где проходил выпускной.

Там я и увидела его.

Мейкон стоял в окружении своих друзей со скучающим выражением лица, а Сэм – рядом в центре. Понятия не имею, как он узнал о моем присутствии, но повернул голову в мою сторону как раз в тот момент, когда я зашла в зал. Наши взгляды пересеклись, и я замедлила шаг.

Облаченный в классический смокинг, идеально сидящий на его фигуре, Мейкон выглядел так… признаюсь, будто здесь ему было не место. Пожалуй, он должен был находиться в окружении красивых людей, тусоваться на яхтах и ходить по парижским подиумам. Не знаю, почему раньше я это не поняла: он не вписывался в наш город даже больше, чем я. Разница состояла в том, что, когда дело касалось Мейкона, никого не волновало, что он отличался, – люди просто были счастливы находиться рядом с ним.

Я не помню, как шла, но мы оказались лицом к лицу друг с другом. Его темный взгляд скользнул по мне, а губы дернулись в холодной ухмылке.

– Ты пришла.

Ладно…

– А не должна была?

Хмурый взгляд Мейкона превратился в угрюмый, начав бегать по сторонам, словно того смутил мой внешний вид.

– Не думал, что придешь.

Я пожала плечами, прекрасно зная, как выгляжу в этом шикарном платье, с макияжем и волосами, закрученными в легкие кудри. Я чувствовала себя не в своей тарелке, зато красивой.

– Прости, что разочаровала.

Когда Мейкон наконец ответил, его голос звучал низко, почти как шепот.

– Я не разочарован.

Мы оба замолчали, стоя в полной растерянности и недоумении. Может, он и не был разочарован, но и довольным не выглядел. Так же, как и я. Я не верила Мейкону Сэйнту. И, словно по молчаливому согласию, мы оба развернулись и направились в противоположные стороны.

Меня всю трясло, сердце бешено стучало, пока я шла в бальный зал. Большинство выпускников танцевали или слонялись небольшими группами. Вдоль зала установили длинный шведский стол, и уже начала образовываться очередь за едой.

Я не обращала на выпускников никакого внимания, поскольку была слишком взволнована, чтобы думать о еде. Внезапно по всей комнате цепной реакцией прошелся изумленный смех. Словно питаясь собственной энергией, шум нарастал, становясь менее шокированным и более ехидным.